— Нет, это не миф, а реальность, — возразил Горев. — На Западе нет единой государственной идеологии и особого идеологического аппарата вроде тех, какие имеются у нас. Тем не менее западная идеология существует. Ее создают и распространяют тысячи разного рода специалистов и учреждений, занятых формированием общественного сознания, а также школы, университеты, газеты, журналы, литература, кино, телевидение, реклама, церковь, секретные службы, политики. Западные люди оболваниваются не меньше, чем советские. В западной идеологии западное общество изображается гораздо более привлекательным, чем оно есть на самом деле. Одна из главных задач западной идеологии — вбивать в головы людям во всем мире, будто западное общество есть лучшее из всех возможных. Одновременно с превознесением достоинств Запада западная идеология и пропаганда ведут систематическую дискредитацию всех прочих общественных устройств, презрительно именуя их режимами. И главным объектом их нападок является, разумеется, режим коммунистический. Фальсификация всего, что связано с коммунизмом и советской историей, здесь есть обычное дело. Западная идеология создает и пропагандирует представление о международной деятельности Запада как о благородной и гуманной миссии по освобождению человечества от гнета всякого рода тоталитарных и диктаторских режимов, как о миссии приобщения народов мира к достижениям цивилизации. Эта идеология освободительной и прогрессивной миссии прикрывает и оправдывает фактические действия Запада в отношении других народов, включая действия насильственные и карательные.

— Ого! — сказал Остряк. — Ты говоришь, как будто ты — работник аппарата идеологии и пропаганды.

— А я и есть такой работник, — сказал Горев, — и не стыжусь этого.

Умер Брежнев. На его место избрали Андропова. Это никого не удивило, так как незадолго до этого Андропов оставил пост шефа КГБ и стал вторым секретарем ЦК. В Партграде избрание Андропова встретили с большим энтузиазмом. Тот факт, что Андропов 15 лет возглавлял КГБ и что под его руководством было разгромлено диссидентское движение, в Партграде поставили ему в заслугу. Заговорили о реформах. На очередную кампанию борьбы с пьянством не обратили внимания: не в первый и не в последний раз. Но Андропов не успел осуществить реформы. На его место пришел Черненко бледная тень Брежнева. Все чувствовали, что это ненадолго. Жили в ожидании крупных перемен. Понимали, что Черненко есть лишь отсрочка этих перемен.

Чернов на короткое время погрузился в научные исследования. В конце концов, решил он, лишь научное творчество есть единственная и абсолютная ценность в этом мире. Решить еще одну проблему, нерешенную до сих пор, доказать еще одну теорему, — это важнее с точки зрения прогресса человечества, чем тысячи реформ, личных бунтов и массовых движений. Это мы, думал он, беспристрастные ученые образуем основу цивилизации и обеспечиваем прогресс человечества, несмотря ни на какие идеологические запреты и карательные меры властей. Научное открытие и есть подлинный индивидуальный бунт. Сделав крупное научное открытие и став известным в мире, Чернов получит возможность для такого индивидуального взрыва, какой нельзя будет скрыть.

Теперь Чернов, как молитву, твердил про себя такие слова. Ты служишь одному единственному Богу, и этот Бог есть истина, познание. Никаких приспособлений к обстоятельствам. Никаких компромиссов. Ты можешь ошибаться, но не лгать и не лицемерить. Ошибки исправимы, ложь и лицемерие — никогда. То, как живут почти все люди, не подходит тебе. То, что ценится, имеет успех, владеет умами и чувствами людей, — не для тебя. Это все не стоит твоего внимания, тревог и усилий. Тебе все это чуждо и ты чужд всему этому. Ты должен как можно выше взлетать в своих мыслях и уходить в них как можно дальше вперед. Ты можешь жить в самых жалких условиях, можешь быть на самом дне общества. Но сознанием ты должен быть на самом верху. Чем выше витают твои мысли, тем равнодушнее ты к житейским благам, карьере, успехам, признанию. Твоя жизнь должна стать предельно упрощенной и бедной в бытовом отношении, но предельно усложненной и богатой духовно.

Но мысли такого рода на самом деле недолго занимали сознание Чернова. На заседании математического общества, где он сообщил о своих идеях, его буквально разгромили, причем — прикрываясь некими интересами науки и новейшими достижениями мировой науки. Под последними имелись в виду статейки в западных математических журналах, на которые на Западе никто не обратил внимания, но которые в Парт-граде были возведены в ранг новейших достижений. Чернов назвал своих оппонентов кретинами, за что его тут же исключили из членов общества. В комбинат написали длинное письмо по поводу его недостойного поведения, идеалистических ошибок и уступок буржуазной идеологии. В комбинате поставили вопрос о его профессиональной несостоятельности. Выручило его лишь заступничество Белова, Миронова и Горева. Они сказали, что Чернов — гениально одаренный ученый, что ему надо помочь реализовать свои способности, что он еще прославит русскую науку.

— Но русскую науку ты, между нами говоря, не прославишь, — сказал Социолух. — Так же как и я. И знаешь, почему? Не потому, что мы неспособны делать открытия, а как раз наоборот, потому что мы способны на это в высшей степени. Нам просто не позволят прославить русскую науку. Именно потому, что мы — настоящие гении. Я это говорю не в порядке хвастовства: хвастаться тут нечем. Дело в том, что гений — это не дар природы, а социальная роль. Если ты не возражаешь, я прочитаю тебе коротенькую лекцию на этот счет.

Гений есть не столько выдающийся природный талант, сколько явление социально-историческое. Появление гения зависит не просто от биологической случайности, а от стечения исторических условий. Как более или менее массовое явление гений характерен не для всякого общества, а лишь для такого, в котором большую роль играет частное предпринимательство. Успех последнего зависит от индивидуальных способностей людей и их инициативы. Не случайно потому ни один социальный строй не может сравниться с капитализмом по числу гениев. Для появления гениев в обществе должна сложиться психологическая атмосфера в отношении к индивидуальным способностям человека. Общество должно предоставлять какую-то возможность для одаренных людей обнаруживать свой талант, выживать, добиваться успеха. Индивидуальный талант должен стать по крайней мере потенциальным богатством человека, путем к богатству и средством подняться в высшие слои общества. В обществе должны быть влиятельные люди и группы людей, способные оценить талантливого человека, оказать ему поддержку, защитить его от массы посредственностей и завистников. Коммунистическое общество по самой своей природе исключает условия, необходимые для появления, выживания и расцвета гениев как явления более или менее массового. Гений есть форма крайнего индивидуализма. Коммунистическое общество есть общество коллективистское, в котором индивидуализм как психология, идеология и форма поведения считается преступлением. Способности отдельных людей здесь поощряются лишь в той мере, в какой они не угрожают правилам коллективизма и не уходят из-под контроля государства. Здесь гений как явление социальное убивается в зародыше. Его некому тут защитить. Защита со стороны государства позволяет какой-то части способных людей проявить и развить свои способности, порою — до очень высокого уровня. Но в результате получается лишь имитация гения, а не гений в собственном смысле слова. К такому человеку понятие гений применимо лишь в том же извращенном смысле, в каком его применяют к спортсменам.

В советском обществе, как и в любом другом виде общественного устройства, люди сочиняют музыку, играют на музыкальных инструментах, занимаются наукой, пишут книги, танцуют. Но люди делают это в определенной социальной среде, власть которой они ощущают на себе постоянно, в тысячах незаметных для посторонних наблюдателей мелочей и в сотнях рутинных действий властей, сослуживцев, коллег, знакомых и даже друзей. Коммунистический социальный строй глубоко враждебен гению как явлению в психологии, идеологии, образе жизни. Он стремится так или иначе низвести высокоодаренных людей до уровня посредственности. Даже в тех случаях, когда он, по-видимому покровительствует им, он накладывает на них свою печать серости и пошлости хотя бы самим способом возвеличивания.