Общие условия жизни в стране были такими, что была исключена деятельность, неподконтрольная окружающим людям и властям в течение достаточно большого промежутка времени. Так, руководитель нашей террористической группки (его звали Алексеем, это все, что мы о нем знали) пару ночей спал на полу на кухне в нашей квартире, и это обеспокоило соседей. Они, конечно, донесли в милицию. Потом Алексей ночевал в сарае моего друга Бориса Езикеева. Соседи донесли и на этот раз. К тому же в сарае было холодно. И есть было нечего, — мы сами жили впроголодь. Алексей устроился не то сторожем, не то истопником где-то под Москвой. Наши встречи стали более редкими. Это ослабило нашу решимость, что послужило одной из причин того, что я легко поддался на провокацию и обнаружил мой антисталинизм публично. После моего ареста Алексей исчез бесследно.

До сих пор доминирует тенденция делить население страны на небольшую группу палачей во главе со Сталиным и массу невинного населения обманутого и запуганного палачами. И даже те, кто пострадал за реальные выступления против Сталина и его деяний, были склонны изображать из себя невинные жертвы, осужденные по ложным доносам. А те, кто рассказывал о разоблачениях заговоров против Сталина, на первый план выдвигали аспект фальсификации, игнорируя скрытую антисталинскую подоплеку Так что историкам еще только пред стоит в будущем начать объективное изучение той борьбы против Сталина и сталинизма, которая происходила в недрах советского общества в самые мрачные годы сталинизма. Подлинные герои в этом отношении суть не Хрущев и его приспешники и тем более не Горбачев с оравой смельчаков, наживавшихся за счет нападок на Сталина и его эпоху, а безвестные одиночки, которые с риском для жизни и бескорыстно трудились в недрах общества над разрыхлением основ сталинизма.

В девятом классе одной из московских школ в 1939 году произошел скандал. Ученики писали сочинение на тему «Мой герой». Задание заключалось в том, чтобы описать, какую историческую личность любит ученик и почему. Половина класса избрала в качестве такой личности, естественно, Сталина. На втором месте по выбору учеников шел Ленин. Один ученик выбрал героя Гражданской войны Чапаева, один — Дзержинского, один — Маркса. О дна ученица выбрала Розу Люксембург, одна — Долорес Ибаррури. Все это было в порядке вещей. То, что не все ученики выбрали Сталина, было допустимо и заранее согласовано с соответствующими ответственными лицами и инстанциями. Но общую гармонию нарушил Мирон Кротов. Он избрал в качестве любимых исторических персонажей целую группу революционеров-террористов, включая Халтурина, Желябова, Каракозова, Перовскую, Сазонова и Александра Ульянова. Против самих этих личностей вроде бы возразить ничего нельзя было. Они почитались как герои. Их именами названы улицы городов. Но почему Кротов выбрал именно их, если известно, что большевики во главе с Лениным осудили индивидуальный террор?! А самое скандальное заключалось в том, что именно Кротов написал о них и о своем отношении к ним. Он написал, что с этих революционеров началась настоящая борьба против самодержавия, и если бы он, Кротов, жил в то время, то он был бы вместе с Александром Ульяновым, даже заранее зная, что индивидуальный террор не пригоден как метод социальной борьбы. Почему с Александром, а не с Владимиром Ульяновым?!

Собрали комсомольское собрание класса, затем — классное собрание. Но они только запутали дело. Кротов аргументирование отвергал всякую критику в свой адрес. Если он любит народовольцев, из этого не следует, что он не любит других. Это всего лишь сочинение. И речь идет лишь об эмоциях, а не о рациональном мировоззрении. Нельзя же все писать одно и то же. Вон Чурбаков выбрал Чапаева. Это не значит, что он не любит Ворошилова, Буденного и тем более Сталина. А взгляды Чапаева были ничуть не лучше, чем взгляды народовольцев. Но соученики Кротова, комсомольские вожаки, учителя и дирекция школы чувствовали, что тут что-то не так. Выбор Чапаева вполне объясним детской увлеченностью романтикой Гражданской войны. Но выбор террористов!.. Партия, воздав им должное, вовсе не стремится прививать молодежи романтику индивидуального террора. Она его осуждает!

Дело передали в районные организации. Там посоветовали его замять, ограничившись разъяснением установки партии в отношении к народовольцам и к индивидуальному террору вообще. Кротову поставили плохую отметку за сочинение, а по комсомольской линии указали на его идейно-политическую незрелость. Комсомольцам класса поручили обратить на него особое внимание. Это означало, что за ним теперь должны смотреть в оба и обо всех его словах и поступках доносить куда следует. Он попал под подозрение, и оно теперь будет следовать за ним до тех пор, пока он каким-либо признанным образом не убедит окружающих в том, что он такой же, как все, и что тот его поступок был случайным срывом.

Но Кротов уже не был внутренне таким, как все. И тот незначительный на первый взгляд его поступок был непроизвольным проявлением его как личности исключительной, как отклонения от норм среднего индивида коммунистического общества. Его окружение почувствовало это сразу и стало принимать меры к тому, чтобы помещать ему развиться в нечто из ряда вон выходящее. Оно лишь не подозревало о том, какого типа исключение и отклонение от норм зрело в нем. Если бы оно это могло предвидеть, то Кротова раздавили бы в самом начале его эволюции. Но, к счастью, чужая душа — потемки, как утверждает народная мудрость.

Таких людей, как Кротов, уже в тридцатые годы стали называть отщепенцами. В массе граждан они стали появляться как редкое исключение. Но появление их было столь же закономерным, как и требуемое осреднение граждан. В семье не без урода, гласит та же народная мудрость. Невозможно проследить, как именно происходит формирование физического и нравственного урода. Можно лишь констатировать это как факт, когда признаки уродства уже нельзя скрыть. А в случае с идейным уродством этот процесс еще более глубоко спрятан, уродство вообще может не проявиться внешне или проявиться лишь однажды, породив недоумение окружающих: откуда, мол, взялось такое чудовище?! И окружение урода выносит приговор самому себе: проглядели!

Взять хотя бы случай Кротова. Он родился и вырос в семье, каких миллионы. Жизнь была тяжелой. Но она была такой для миллионов других. Он ел ту же пищу, что и другие дети. Играл в те же игры. Читал те же книги. Ходил в ту же школу. Учился тому же, что и другие. Но уже с детства где-то в глубинах его души наметился сдвиг, который потом превратился в пропасть, отделяющую его от прочих. Почему? Может быть чуть повышенное чувство справедливости и сострадание к несчастьям других. Может быть повышенное чувство собственного достоинства, повышенная нетерпимость к насилию, стремление к независимости. По отдельности ничто не дает объяснения. Лишь совокупность бесчисленного множества Факторов незаметно делала свое дело. В школе учеников учили тому, что во всех обществах прошлого имело место неравенство, насилие, эксплуатация одних люд ей другими. В нашем замечательном обществе, говорили им, этого уже нет. А так ли это на самом деле? Он своими глазами видел бесчисленные факты именно того, что приписывали прошлому. Другие видели тоже. Но они относились к виденному иначе, чем он. Они принимали это к сведению и думали о том, как бы получше устроиться в этом реальном мире. А он был поражен этим. И это его недоумение и возмущение вошло в его пока еще незримую натуру. В школе их учили тому, что лучшие представители рода человеческого боролись против несправедливостей, насилия, неравенства, эксплуатации. Все относили это к прошлому. Никто не помышлял, чтобы стать такой личностью в новом обществе. А он постепенно начал воображать себя таким революционером и борцом в своем обществе, революционером нового типа, борцом против язв нового общества.

Однажды он сделал для себя величайшее открытие своей жизни: советское общество обладает всеми теми недостатками, какие приписывают классовым обществам прошлого и в странах капитализма, значит, и он, Кротов, имеет возможность стать таким же революционером, как и его любимые исторические и литературные герои, в числе которых оказались и русские народовольцы. Это открытие стало самой сокровенной тайной для него. Он буквально упивался им. Оно придало ему самосознание исключительной личности, предназначением которой должно стать совершение каких-то выдающихся подвигов и гибель в борьбе против зла. Он перечитал десятки книжек о героях Народной воли. Эти люди оказались настолько близкими ему по духу, что он стал чувствовать себя одним из них.