Опасность для нашей страны исходит вовсе не с Запада. Посмотрите, где в последние годы льется кровь российских солдат: это конфликтные зоны в странах СНГ, таджико-афганская граница, Чечня. Но ведь НАТО тут ни при чем. Почему мы видим опасность там, где ее нет, где находятся вполне цивилизованные страны?

— Андрей Владимирович, вы не считаете опасным расширение НАТО, потому что вы западник?

— Я хочу, чтобы мы все жили, как на Западе. Я не хочу, чтобы мы жили так, как на Востоке. Сравните уровень жизни Запада и Востока. Я не имею в виду Японию — она, по нашим понятиям, тоже Запад.

Спросите нормальную домохозяйку, куда она хочет ходить? В западный супермаркет? Или на наш колхозный рынок? Или на восточный базар, где что-то можно купить, но качество не то? Я хочу, чтобы наша хозяйка ходила на западный рынок и чтобы мы жили на их уровне…

Главными противниками Андрея Козырева всегда были те, кто считает, что опасность для России исходит с Запада, от Соединенных Штатов, НАТО.

Коммунисты и националисты не принимали его линию, которая началась во внешней политике Москвы с присоединения к санкциям против Ирака. Это линия на совместные действия с мировым сообществом против тех, кто себя этому сообществу противопоставляет. Крайняя оппозиция считала министра иностранных дел предателем национальных интересов, который должен быть изгнан из правительства.

В стране вновь брал верх прежний тип мышления — враждебность к окружающему миру, инстинктивное стремление спрятаться от него за частоколом ядерных ракет, поиск врагов внутренних и внешних. Это порождение комплекса неполноценности, который проявляет себя в конфронтации: чтобы уважать себя, нужно враждовать со всем миром, говорить по каждому поводу «нет».

В стране произошла смена вех, а Козырев олицетворял политику, от которой правящая элита отказывалась.

Вот и наступил момент, когда президент Ельцин задумался над тем, что ради победы на будущих выборах ему следует пожертвовать министром иностранных дел, которого критикуют абсолютно все.

В октябре 1995 года Борис Ельцин на встрече с журналистами грубо сказал, что Андрея Козырева, первого министра иностранных дел независимой России, пора менять. К тому времени Козырев отметил свое пятилетие на посту министра. Причину министерского долголетия многие видели в полной преданности Козырева своему президенту.

Козырев стал не нужен, и в начале 1996 года он написал заявление об отставке. 10 января на коллегии министерства Ельцин представил дипломатам нового министра — Евгения Максимовича Примакова.

На новом посту ему предстояло вновь заняться иракскими делами.

Назначение Евгения Максимовича Примакова на пост министра иностранных дел в начале 1996 года было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне первой войны в Персидском заливе в 1991-м.

В Соединенных Штатах эту поездку в Багдад восприняли с обидой. Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански. Хотя Евгений Максимович летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.

Уклониться от объятий Примаков не мог и не хотел, потому что расчет и строился на том, что иракский лидер прислушается к человеку, которого он знает, к которому на Ближнем Востоке относятся с уважением.

Горбачев и Примаков полагали, что, если бы американцы не торопились с военной операцией, можно было все-таки дипломатическими средствами заставить Саддама уйти из оккупированного им Кувейта. Они ошиблись.

Саддам Хусейн доводы Примакова отверг и сам себя наказал: Ирак потерпел оглушительное военное поражение. Но кадры, запечатлевшие дружескую встречу Саддама и Примакова, вошли в историю и стали для американцев символом антиамериканской деятельности.

Назначение Примакова на Западе приравнивалось по своему смыслу с избранием в свое время Юрия Владимировича Андропова на пост генерального секретаря. Не только по сходству биографии — Примаков тоже пришел из спецслужбы, а еще и потому, что предполагали в нем готовность так же жестко и безжалостно конфронтировать с Западом.

Американцы писали и говорили, что Примаков — сторонник восстановления единого Советского Союза и попытается восстановить контроль Москвы над ближним зарубежьем. В ущерб отношениям с Западом он постарается оживить стратегическое партнерство с наиболее опасными режимами в мире — Ираком, Северной Кореей, Ливией и Ираном…

Больше никаких уступок — так можно охарактеризовать лозунг Министерства иностранных дел при Примакове.

Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Но это нежизнеспособная конструкция, должны быть разные центры силы. Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.

Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями — Ираком, Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала противоречия с Соединенными Штатами — единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.

Несколько раз казалось, что споры между Примаковым и американцами уже выходят за рамки обычной полемики. Происходило это из-за Ирака и сербской провинции Косово, населенной в основном албанцами. Это две «горячих точки», которыми Примакову больше всего пришлось заниматься в роли министра.

Санкции ООН и инспекции не испугали Саддама.

С самого начала было решено, что, пока инспекторы ООН не закончат работу, политические и экономические санкции против Ирака не будут отменены.

Когда великие державы выступали единым фронтом, Саддам Хусейн терпел. Когда министром иностранных дел стал Примаков и выяснилось, что между Россией и Соединенными Штатами возникают противоречия, Саддам немедленно этим воспользовался.

Он стал заявлять, что инспекторы ООН занимаются шпионажем и их нужно выгнать из страны. Несколько раз Саддам Хусейн блокировал их работу. Соединенные Штаты и Англия сразу же заявили, что заставят Саддама подчиниться силой. Но применять силу не спешили.

Клинтон не считал, что из-за Ирака стоит рисковать экономическим процветанием Америки. Он не хотел выбрасывать деньги на войну. Он предпочитал наказывать Саддама за каждый отдельный шаг.

В апреле 1993 года власти Кувейта сообщили, что предотвратили покушение на Буша-старшего, которого пригласили по случаю второй годовщины войны в Заливе. ФБР установило, что бывшего президента пытались убить агенты иракской разведки. Клинтон приказал в ответ разбомбить здание иракской разведки в Багдаде.

Представителю Соединенных Штатов при ООН Мадлен Олбрайт поручили информировать ее коллегу — представителя Ирака. Это был выходной день, и Олбрайт пришлось навестить иракского представителя в его резиденции на Манхэттене. Иракский дипломат был приятно удивлен появлением Олбрайт, принесли чай.

— Что вас ко мне привело? — любезно осведомился он.

— Я должна сообщить вам, что мы нанесем авиаудар по вашей стране, потому что вы готовили покушение на бывшего президента Буша.

Иракский посол поперхнулся:

— Это наглая ложь!

— Это не ложь, — твердо ответила Олбрайт, — в Совете Безопасности я представлю доказательства вам и всему миру.

Иракский посол посмотрел на нее так, что Мадлен Олбрайт на секунду стало не по себе. А ведь она неробкого десятка. Она встала и попрощалась.

На следующий день на заседании Совета Безопасности она представила свидетельства попытки иракских спецслужб убить Буша-старшего.

26 июня на Багдад обрушились двадцать три крылатых ракеты. Здание иракской разведки перестало существовать. Но не все ракеты попали в цель, пострадало и гражданское население. Клинтон лишний раз убедился в том, как не просто пускать в ход оружие.