Он превратился в козла отпущения. Его обвиняли во всех смертных грехах. Шеварднадзе обижался на Горбачева, который его не защищал, хотя министр проводил президентскую линию. А от Горбачева постоянно требовали скальпа Шеварднадзе. Михаил Сергеевич явно подумывал о том, что, может быть, ему нужен новый министр, которого не будут каждый день топтать в Верховном Совете.
Возможно, в Горбачеве проснулась ревность. Шеварднадзе стал известен во всем мире. Внешнюю политику страны связывали с его именем. Считали его не исполнителем воли Горбачева, а творцом политики. Это почетно для министра, но опасно для его карьеры.
Шеварднадзе был честолюбивым человеком. Не любил оставаться на задворках. Говорят, что у Горбачева была мысль предложить Шеварднадзе громыкинский вариант — возглавить Верховный Совет.
Кончилось это тем, что в конце декабря 1990 года Эдуард Шеварднадзе на Съезде народных депутатов внезапно заявил, что уходит в отставку. Он больше не намерен был терпеть оскорбления, которым подвергался каждый день.
Многие сочли его отставку неожиданной, хотя, скажем, мне этот поступок министра показался совершенно естественным. Я работал тогда в журнале «Новое время» и накануне съезда написал статью, в которой предполагал отставку Шеварднадзе. Потом мне звонили иностранные корреспонденты, наивно предполагая у меня какие-то особые источники информации…
КТО СТАНЕТ НОВЫМ МИНИСТРОМ?
20 декабря, на четвертом Съезде народных депутатов, попросив слова, Шеварднадзе сказал, что это «самое короткое и самое тяжелое выступление» в его жизни.
Как раз накануне депутаты предложили принять резолюцию, запрещающую руководству страны посылать советские войска в зону Персидского залива.
— Вчерашние выступления товарищей переполнили чашу терпения, скажу об этом прямо, — заявил Шеварднадзе. — Что в конце концов происходит в Персидском заливе?.. Мы не имеем никакого морального права примириться с агрессией, аннексией маленькой, беззащитной страны.
Шеварднадзе говорил, что против него развернута настоящая травля, и предупредил:
— Наступает диктатура… Никто не знает, какая это будет диктатура и какой диктатор придет, какие будут порядки… Пусть моя отставка будет, если хотите, моим протестом против наступления диктатуры. Выражаю глубокую благодарность Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я его друг и единомышленник… Но считаю, что это мой долг как человека, как гражданина, как коммуниста…
Для Михаила Сергеевича уход министра был крайне неприятным сюрпризом. Он обиделся, что Шеварднадзе не счел нужным заранее поставить его в известность, и опасался, что громкая отставка произведет неблагоприятное впечатление в мире, где решат, что за уходом министра последует резкое изменение политики.
Поэтому Горбачев 27 декабря отправил личное письмо президенту Бушу:
«Для меня его заявление было полной неожиданностью. Это действительно так, и особенно меня огорчило не только то, что была нарушена лояльность по отношению к президенту. То, что он так поступил, не посоветовавшись и не предупредив меня, своего давнего друга и товарища, не имеет никаких оправданий.
Что он безмерно устал, что невероятные перегрузки измотали его, что он, как у нас говорят, не жалея себя, выкладывался и вот в определенный момент сорвался — все это так. И поэтому хотелось бы отнестись с пониманием к его поступку. Но одобрить его я никак не могу…
Я говорил с Эдуардом, хотя я и понимал, что отозвать свое заявление он уже не сможет. Это было бы потерей лица. При его чувстве достоинства это невозможно… Мне его будет очень недоставать…»
Письмо принес в Белый дом советский посол Александр Бессмертных. Помимо письма он передал слова Горбачева, который считал, что Шеварднадзе просто выдохся.
По просьбе Горбачева Эдуард Амвросиевич еще некоторое время исполнял обязанности министра. В Вашингтоне опасались, что министром станет Примаков. Горбачев предпочел Александра Александровича Бессмертных, кадрового дипломата, посла в Соединенных Штатах.
Бессмертных начинал карьеру с работы в аппарате ООН — прекрасная школа для молодого дипломата. Он провел в Нью-Йорке довольно долго — шесть лет.
В Москве его взяли в секретариат министра. Громыко приметил образованного, знающего языки и выдержанного молодого дипломата и сделал его своим помощником. Потом разрешил ему вернуться в Соединенные Штаты — на сей раз в посольство в Вашингтоне, но уже не выпускал из поля зрения.
Бессмертных проработал в посольстве тринадцать лет подряд. Это позволялось немногим. В отношении основной массы дипломатов действовал жесткий принцип ротации — заграничная командировка чередуется с работой в центральном аппарате, чтобы не слишком привыкали к зарубежной жизни. Но Бессмертных ценили, к концу срока он стал советником-посланником, вторым человеком в посольстве.
В 1983 году Громыко вернул его в Москву и доверил главный отдел — американский. Бессмертных стал одним из самых близких к министру людей. Кроме отношений с Соединенными Штатами, он занимался еще и проблемами разоружения.
Шеварднадзе, став министром, сразу оценил Бессмертных и сделал его своим заместителем, а потом первым заместителем.
Бессмертных мечтал быть послом в Соединенных Штатах. Шеварднадзе не хотелось отпускать его из Москвы, но он понимал, что талантливый дипломат нуждается в поощрении. Тогда Горбачев отозвал домой Юрия Дубинина, который приехал в Вашингтон в 1985 году.
Дубинин не был американистом, не говорил по-английски. Но он учился, и в конце концов понравился американцам. Когда Дубинин уезжал и пришел на прощальную беседу в Белый дом, президент Буш в знак уважения вышел с ним прогуляться вокруг Белого дома. На глазах Дубинина были слезы.
Горбачев сменил посла за неделю до своей поездки в Соединенные Штаты в мае 1990 года. Но Бессмертных не удалось насладиться любимой работой в Вашингтоне.
В конце декабря Шеварднадзе подал в отставку. Бессмертных крайне сожалел об этом. Он еще не подозревал, что его ждет кресло министра, и даже написал Шеварднадзе записку:
«Дорогой Эдуард Амвросиевич, я прошу Вас отказаться от отставки. Так было бы лучше для нашей внешней политики и для общей международной обстановки.
Я в этом уверен. Не покидайте свой пост».
Шеварднадзе предложил Горбачеву три кандидатуры — Юлия Квицинского, своего заместителя по европейским делам, Юлия Воронцова, представителя в ООН, и Бессмертных, посла в США.
Горбачев тоже рассматривал трех кандидатов на пост министра — это были Александр Яковлев, Евгений Примаков и Александр Бессмертных. Яковлев был бы предпочтителен для Горбачева, но его бы наверняка не утвердил Верховный Совет, испытывавший ненависть к архитектору перестройки. Время Примакова еще не пришло. Как раз в тот момент он вел переговоры с Саддамом Хусейном, и его назначение было бы настороженно встречено Западом.
Бессмертных казался естественным кандидатом на пост министра: посол в Соединенных Штатах, следовательно, американцы его хорошо знают, человек из команды Шеварднадзе, политически нейтрален, умен и образован.
В Министерстве иностранных дел его назначение вызвало облегчение — свой, прекрасный профессионал, лучший выбор после Шеварднадзе. Самому Александру Александровичу назначение польстило, хотя он предпочел бы остаться послом в приятной компании молодой жены Марины и только что родившегося сына Арсения, которому было всего две недели. Им всем не хотелось покидать Вашингтон.
«ОТЛОЖИТЕ НА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ!»
13 января 1991 года Бессмертных срочно вызвали в Москву. Вечером он вылетел на родину.
15 января утром Бессмертных вошел в кабинет Горбачева. Через полчаса президент представил его депутатам. Александр Александрович произнес в Верховном Совете подготовленную на ходу речь. Он счел необходимым сказать самые добрые слова о своем предшественнике.
