Я пришел в себя и продолжил исследование. Благо, мы дружим давно и можем обсудить что угодно.

— Значит, вторая и четвертая реплика принадлежат, соответственно, женщине?

— По логике вещей, да.

— А по каким еще признакам?

Лиза опять вперилась в шифровку.

— А еще гласных больше. И вопросительные тона тоже в пользу этого свидетельствуют.

Когда я ставил вопросительные знаки, я делал это исключительно ради того, чтобы передать игру, перепады тона в голосе. Другого инструмента я просто не смог подобрать. Лиза же, и глазом не моргнув, сочла это не только уместным в тексте, но и соответствующим действительности.

— Стало быть, женщины, занимаясь любовью, больше задают вопросов, а мужчины работают чисто в повествовательном стиле, да?

— Правильно. И рот женщины чаще держат открытым, отсюда и больше гласных звуков.

— А мужчины?

— Мужчины преимущественно сопят и мычат сквозь стиснутые зубы, — терпеливо разъяснила мне Лиза.

Мужчины, я вами горжусь. В совокуплении вы ближе к низкочастотным напевам тибетских монахов, чем к заливистому баварскому йодлю. Солидно, солидно, по-мужски…

— Лизка, давай вернемся к первому вопросу. Почему диалог номер два для тебя не похож на занятие любовью? Почему ты считаешь, что там один голый секс?

— Так все сразу видно: мужик ведет себя, как животное! Щас… О! Смотри! «Ррррр! Ррррр!» Рычать-то диким зверем зачем? И вот тут еще… «Ыыыааа!!! Ыыыааа!!!» Ишак, ни дать, ни взять!

Формулируем еще одно правило: анималистическое звукопод-рожание в сексе выдает его исключительно плотскую сущность и отсутствие возвышенных чувств между партнерами. Однако не включайте сюда шипение — это совсем другое дело!

Моя следующая респондентка Аня — очень открытый и не обремененный склонностью к рефлексии человек. Она сразу и без обиняков рассказала мне, что в ее жизни был как просто фрикционный секс, так и половые отправления на волнах всепоглощающей любви. Она с радостью согласилась распознать, что к чему, и с первых же секунд попала в точку:

— Тоже мне, загадка тысячелетия! — фыркнула она доброжелательно. — Ежу понятно, что в первом случае никакой любовью и не пахнет.

— А какой любовью пахнет во втором случае?

— А здесь все налицо, все атрибуты. Мужчинка-то повизгивает!

— И что сие означает?

— Повизгивает, следовательно, открывается, являет свою беззащитную сущность. Когда самец просто снимает сексуальное напряжение, он лидирует и подавляет. Заботится в первую очередь о своем наслаждении, подчиняет женщину, даже шлепать ее может или за волосы, к примеру, таскать. Самцует! Властвует!

— Так, а в нашем случае?

— Я и говорю: тут он сбросил маску и предстал таким, какой он есть на самом деле. То бишь жаждущим ласки, нежности…

— …материнской груди, — продолжил я за Аню ряд искомых мужчиной благ.

— Зря прикалываешься, между прочим. Материнская грудь — сильнейший архетип^[28], который в сексе очень активно сигнализирует из мужского подсознания. Если, конечно, мужик расположен к партнерше всей душой без остатка. Так что суду все ясно! — Аня придвинула листочек обратно ко мне и прихлопнула по нему ладошкой.

— Любовь?

— В чистом виде! — важно заверила меня Анюта.

— Ага, ну что ж… Раз так, то женщина, судя по всему, предаваясь любви, рычит и делает «Ыыыааа!!! Ыыыааа!!! Ыыыааа!!!» — я правильно понял?

— Ничего странного. Женщина в ответ на искренние чувства приоткрывается в своей глубинно материнской природе, — с непроницаемым лицом заявила моя подруга.

Я вообразил маму, утробно ыакующую своему чаду, и призадумался о разрушительной силе психологического дилетантства в обществе. Прочитают пару плохоньких, с желтизной, изданий по психологии — и туда же… Хорошо, что смех, отмерянный мне лет на десять, я выржал в разговоре с Лизой, а то бы и тут хватал ртом воздух.

Я, товарищи, нарочно подсовывал листок с этими чревовещаниями сразу. Знаете, зачем? А чтобы проверить. Ведь что получается, когда задаешь вопрос «В чем разница между занятием сексом и занятием любовью»? Женщины в один голос твердят, что разница это сугубо перцептивная, базирующаяся едино лишь на внутренних ощущениях. Выдают автоматом, как дважды два. Но, простите, что ломается в автомате, когда перед ними выкладываешь вещдоки? Почему они сразу идут на поводу у некорректного вопроса? Сами же утверждают, что внешние проявления тут ничего не значат, — и сами же азартно бросаются в разбор полетов по бумажке. Мало того, что их пускаешь по заведомо ложному следу, так они еще и такие промахи дают в своих оценках, что одно выражение компетентности на их лицах при этом смешит до колик. Лиза угадала, кто там мужчина, а кто женщина, но допустила ляп в классификации диалогов. Аня мгновенно идентифицировала любовь, но даже на долю секунды не усомнилась, что это женщина в страсти издает рык и горланит диким ослом, тогда как мужчина впадает в детство.

Итак, женщины преимущественно осознают, что грань между понятиями «заниматься сексом» и «заниматься любовью» тоньше презерватива, и абсолютно в том правы. Но они тут же начинают противоречить сами себе, когда им предоставляешь образцы и задаешь вопрос в альтернативной форме. То, что первый диалог селектирован из наигранного порнографического действа, а второй любезно предоставлен моими любящими друг друга соседями, на самом деле ничего не проясняет и никаких оснований для выводов не дает. Звуковые фоны обеих сцен запросто взаимозаменяемы, так как это всего лишь звуки, бессознательные междометия, ситуативный паралин-гвистический феномен. Поэтому, друзья мои, орите что хотите — как в примитивной похоти, так и в проникновенном любовном слиянии. Настоящее различие мерцает где-то очень глубоко в душе.

Пэу-пэу! Цо-цо-цо! Пффууу!

Общаюсь с Ритой.

— Кирилл, а ты не считаешь, что можно заниматься сексом, а можно любовью?

— С удовольствием буду так считать, если хоть кто-нибудь толково объяснит мне внешнюю разницу. Вот покажи мне парочку, занимающуюся сексом, и парочку, занимающуюся любовью, — так я ж их перепутаю.

— Ну-у-у, в занятии сексом больше грубости, а заниматься любовью — это более эмоционально.

— Во-первых, тут логическая ошибка. Ты сравниваешь несоразмерные понятия. Эмоциональность имеет разные проявления, в том числе и грубость. Во-вторых, что для тебя — грубость, то для другой женщины совершенно приемлемая и даже желанная вещь, которую она ждет от любимого мужчины. Если быть до конца честным с самим собой, то станет ясно: разница эта целиком состоит из обыкновенного человеческого субъектевизма. Со стороны и то и другое смотрится абсолютно идентично; крайние случаи и извращения не берем.

— Секс — это когда с нелюбимым человеком, а любовь — когда с любимым. Здесь все скорее на внутренних ощущениях.

— Я-то тебя спрашивал про внешние признаки! А потом, когда после тридцати лет семейной жизни супруги уже не могут назвать свои чувства любовью, — тогда это куда причислить? Той пылкой любви давно у них нет, значит — обыкновенный секс? Или занятие не-той-любовью? А если люди вступают в контакт, будучи просто симпатичны друг другу, — они что, занимаются симпатией? Поэтому я понятия разграничиваю так: можно заниматься сексом с любимым человеком, а можно с нелюбимым или любимым умеренно. Все остальное — софистика и псевдосексология. Кстати, — вдруг вспомнил я. — А как ты можешь столь умело сортировать эти явления, когда мне сама говорила, что интимной близости без любви у тебя никогда не было? Тебе же попросту не с чем сравнивать.

Ритка многообещающе засопела в трубку.

— Я тут немного как бы слукавила…

— …но очень этого стеснялась, да?

— Конечно, стеснялась.

— Еще бы! Это так омерзительно! — Я вздохнул. — Уффф… Устал я, Рит. Сколько с этим можно бороться? Что тебе дает эта твоя стеснительность? Ты не хочешь упасть в моих глазах?

— Вроде того.

— Но эффект-то обратный! Видишь же, что я нормальный вменяемый человек, так зачем играешь в шпионку? В глазах любого, кто обладает здравой психикой и не страдает комплексами, ты со своими выкрутасами будешь выглядеть только хуже, поверь мне. Нет ничего кошмарного в сексе без любви. Иначе мы бы давно вымерли как вид.