— Кирилл, ты не понимаешь. Я не могу никуда это деть. Моя стеснительность — часть меня самой.

— Интересно, а куда эта часть тебя самой спряталась, когда ты ложилась в постель с человеком, которого ты не любишь?

— Мы все иногда подчиняемся желаниям. Но я сделала выводы и давно уже так не поступаю. Мне сейчас даже кажется, что это было как бы и не со мной…

— Знаешь, Рит, люди будущего выкинут стеснительность как отработанный элемент личностного и социального развития. В будущем мире стеснительность им больше не пригодится, и тому будут две причины: внутренняя и внешняя. Во-первых, они будут достаточно нравственны, чтобы удерживать себя от поступков, за которые потом придется краснеть. Это внутренний фактор. А фактор внешний заключается в том, что их не будут окружать моральные калеки и ханжи, готовые ткнуть пальцем и радостно загорланить: «А вот он!.. А вот она!..» Это во-вторых. Но есть и «в-третьих». Оно заключается в том, что начинать надо сейчас, сегодня, с самих себя. За нас никто этого не сделает. Никто.

Я продолжаю исследовать глубины собственной способности удивляться, и мне в этом очень помогают женщины. Например, такие как Соня. Общаясь с ней, я нырнул в такую абиссаль^[29], что чуть не схлопотал себе кессонную болезнь. Дна, однако ж, все равно не достиг…

Мы разговорились на тему «Места для секса: обычные и, так скажем, не очень».

— Да в кинотеатре на заднем ряду — это святое! — махнула Соня на меня рукой. — Это азы, задачка для первоклашек.

— Э-э-э… — замешкался я, — позволю себе поинтересоваться: а как же тогда выглядит секс-задачка для продвинутых? Лежа в проходе, что ли, этим заниматься?

— Глупенький ты, — посочувствовала мне моя собеседница. — Зачем же на полу валяться? Главное, чтобы между креслами ручка вверх поднималась, а какой ряд — дело десятое. Ну и желательно, чтобы сеанс был все-таки ночной.

— Так, — весь обратился в слух я. — Продолжай.

— И тогда можно перебраться молодому человеку на колени: можно спиной к нему, можно лицом. И все!

— Но… — Я продолжал по старинке мыслить, как нормальный человек. — Но вокруг же это… люди.

Соня по-доброму непринужденно засмеялась, как смеются взрослые умильной несообразительности карапуза.

— Ну и что?

Мне кто-нибудь подскажет на будущее, что в таких случаях отвечать на вопрос «Ну и что?» Когда братья Вороновы, те самые «Уорнер бразерс», построили в солнечной Калифорнии свои первые бараки для коллективного просмотра кинематографических картин, они, конечно, сделали прорыв в новую эру. Однако подозревали ли братья, что новая эра примет такие фантастические формы? И вполне традиционный киносеанс для зрителей превратится в интерактивный хепенинг с элементами порнографии?

— А еще этим интересно заниматься в поезде, — мечтательно протянула Соня.

— В купе? — хотел проявить смекалку я.

— Да зачем же? В плацкарте!

— На верхней полке? — ухватился за спасительную мысль я.

— Там же тесно!

— В туалете? — предпринял последний мозговой рывок я.

— Фу!

— А где же? — чуть не заплакал я.

— На нижней полке, за столиком. Для этого надо заранее подготовиться: надеть не джинсы, а юбочку, под которой не должно быть трусиков. Опять же, пристраиваешься молодому человеку на колени и… это!

— А как же люди? — прошептал я. — Ведь не одни же вы в вагоне.

— Ой, да что там люди! Никто ничего не поймет. Ну, села на колени… Ну, слегка попрыгала, хе-хе… А если кто и заметит, то сделает вид, что ничего не понимает.

«Если долго ехать по железной по дороге прямо, то уехать можно очень далеко-о-о…» — пел когда-то Анатолий Крупнов, подыгрывая себе на басу.

— А еще можно в самолете, — продолжила свой экскурс Соня. — В воздухе почему-то именно оральным сексом заниматься интереснее всего.

Я восстановил в памяти самый распространенный вариант компоновки пассажирских салонов. Чаще всего это два ряда по три кресла в каждом. И свободных мест, как правило, нет.

— Но рядом же будет третий человек, — робко возразил я.

— Да что ты заладил: «люди», «человек»! Ничего, переживут.

Люди в таких случаях впадают в сильнейшее смущение и либо уходят «покурить», либо всячески отворачиваются, журналами отгораживаются. Так что все в порядке.

Таких, как она, энтузиастов, подумал я, ничего не остановит, даже если третий пассажир будет сидеть между ними. И деликатность третьих лиц будет подвержена злоупотреблению ради плотских услад особо озабоченных.

— А еще неплохо в подъезде, — продолжала моя удивительная подруга.

— На лестнице? — безо всякой надежды промямлил я.

— Напротив лифта! — пресекла мои домыслы Соня. — И если бы ты знал, какие это непередаваемые, запредельные по своей остроте ощущения: осознавать, что в любой момент лифт может остановиться на твоей площадке.

Да, если бы я знал… Если бы я знал, чего можно ожидать от соотечественников, выходя из лифта на своем этаже. Нет, все-таки чертовски любопытно, как бы в такой ситуации повел себя я? Действительно сделал бы отсутствующий вид й прошел к двери, будто у меня каждый день сношаются на площадке? Покраснел бы и поспешно уехал на другой этаж? Наорал бы? Засмеялся? Подбодрил бы советом? Не знаю. Но на всякий случай теперь буду готов. Вы тоже, дорогие читатели, не теряйте бдительности.

На протяжении всей нашей с Соней беседы я пытался достучаться до нее этим дохленьким аргументиком — «ведь вокруг люди». Но он был категорически отвергнут, а я ощутил себя настоящим ретроградом и мракобесом, мораль которого давно и бесповоротно. устарела. Рассуждая трезво, ни я, ни свидетель прилюдного секса, ни любой другой человек не вправе осуждать Соню. Она просто чуть более прогрессивных взглядов, чем большинство. Но… нет, я видно, ментально еще к такому не готов: ни в качестве свидетеля, ни в качестве действующего лица. После нашего разговора я, знаете ли, как-то по-другому взглянул на свой интимный опыт. Вот жил на свете мужчина, не понаслышке знал, что такое коитус, считал себя вполне опытным коитером, а в сравнении-то оказалось… Вот и выходит, друзья, что по сравнению с тетей Соней я просто жалкий несмышленый коитеныш, который и пороху-то по-настоящему не нюхал.

Но, не изменяя лучшим традициям женщин, напоследок Соня для меня приготовила самый изысканный деликатес. Я сказал ей, завершая наш разговор:

— Охота пуще неволи… Неужели действительно может быть так невтерпеж?

— Еще как может быть! Накрывает порой так, что крыша съезжает начисто.

— Во будет буря, если тебе в такой момент отказать. Представить даже страшно.

— He-а, ничего не будет! Я пожму плечами и скажу что-то типа «Не очень-то и хотелось».

— Да ну?

— Запросто! Ведь надо же сохранять чувство собственного достоинства.

Занавес.

Моя следующая героиня предстанет перед вами, уважаемый электорат, в непроницаемой вуали, скрывающей всю личную информацию. В эту вуаль она была облачена моей заботливой рукой по ее же настоятельной просьбе. С мотивацией ее желания не экспонировать свою персону вы можете ознакомиться из следующего электронного письма. Мой ответ на ее письмо также прилагается. Ну, как говорят бывалые урологи, начнем с конца.

Она: «Наши беседы имели частный характер. Я не давала тебе интервью, а также никаких прав на публикацию или обнародование моих высказываний. Я проявила к тебе интерес как к мужчине. А ты этим воспользовался в своих корыстных целях. Вот из-за таких, как ты, люди и не могут нормально общаться — нарвешься на такого сумасшедшего, он тебе потом еще будет угрожать публикацией собственных мыслей под твоим именем. Мне это может повредить. Я прошу тебя не использовать мои данные ни в каких публикациях. И забудь, пожалуйста, все, что со мной связано».

Я: «Так если я сумасшедший, то чего ты боишься? С сумасшедших взятки гладки, к ним мало кто прислушивается. Твои идентификационные данные я использовать не собираюсь, поэтому ни перед кем тебя лично не скомпрометирую — даю слово. Но некоторые твои оригинальные мысли все же зафиксирую как показательные черты нашей эпохи. В конце концов, адресованное тобой мне — часть и моей жизни тоже, а о своей жизни я волен рассказывать все, что сочту нужным. Какой тебе выбрать псевдоним?»