Че, завидно? Лана, не парьтесь. Завидовать, друзья, тут нечему. Потому что только в редчайших, исключительных случаях я слышал:

— Мне интересно с тобой. Конечно, пойдем.

В редчайших, исключительных случаях. Во всех остальных я был для женщин просто проводником в помещение, где тепло, журчит горячая вода и функционирует DVD-плеер. И все.

Включая Приоритет Противодействия, женщины ждут интенсификации попыток со стороны мужчин. Последний дюйм нужно перемахнуть, как барьер, на подобие собачки, которою дразнят из-за этого самого барьера чем-то вкусным. Если собачка, озверев прыгать, просто задерет на препятствие заднюю лапу, а потом развернется и пойдет своей дорогой, это сочтут недостатком дрессировки.

Сижу я, значит, в фойе ночного клуба, пью минералку. Рядом со мной на диванчике пристраивается дама лет двадцати восьми и начинает запальчиво объяснять подруге, что та может уходить, если ей надоело.

— А мне еще рано, понимаешь? Ты что, не видела, как я с тем мальчиком танцевала?

— Лариса, мы с Танюхой не можем тебя тут оставить. Мы же договаривались: приходим и уходим вместе.

— Ну тогда сдавай обратно куртку и оставайся со мной. Уйти всегда успеем! Веселье только начинается!

Одетая и настроенная покидать заведение приятельница начинает свирепеть.

— Не беспокойся, — обращаюсь я к той, что хочет уйти. — Я посмотрю, чтобы с ней ничего не случилось.

Зародившийся и созревший между двумя девушками конфлик-тоген моментально перенесен на меня. Особа в куртке дарит мне стандартный сканирующий снизу доверху взгляд, который я называю «кроко-стайл». Вы знаете, почему крокодилы, схватив жертву, начинают крутиться? Потому что их анатомия не предусматривает движения челюстей относительно друг друга в горизонтальной плоскости, и у них нет зубов-резцов. Проще говоря, они не могут отпилить ртом кусок без дополнительного движения всем телом. Их челюсти ходят строго вверх-вниз. Женский взгляд работаеттак-же вертикально. Девушка фыркает:

— Ну вот еще! Будут всякие подозрительные молодые люди за ней присматривать!

Я с улыбкой поворачиваюсь к той, которая Лариса, и спрашиваю:

— Я подозрительный?

Меня, на этот раз даже не сканируя, приговаривают:

— Да не то слово!

И воцаряется пауза.

Слушайте, ну что тут делает пауза? Зачем они так выжидательно на меня глазеют? Бежали бы уже без оглядки от такого не внушающего доверия типа! Да затем, чтобы я, высунув розовый язык, этакой Каштанкой сиганул через барьер. Переводя на термины сложившейся ситуации, ринулся бы доказывать, какой я весь из себя хороший и неподозрительный. Начал бы балагурить и генерировать комплименты. Пригласил бы за стойку бара и щедро усладил медом за крохотный шанс выпытать номер телефона. «Оп-па! Ну, еще разок!.. Оп-па! Ну, смелее!.. Оп-па! Ма-ла-дец!!! Лови, заслужил…»

Да нет, дорогие мои, неправда ваша.

Я пожимаю плечами и равнодушно ответствую:

— Что ж, забираю свои намерения обратно. Я не буду за ней присматривать. Вези Ларису домой.

Вам! Легкий ступор. А потом обе хором:

— Так быстро взять и отказаться?! Вот так вот, да? Ненадежный какой-то! Ненадежный!

Даже охрана на входе оглянулась. Я ушел танцевать, оставив под барьером свежую нежно-желтую лужицу. Тяв!

Нет-нет, напоминаю, что мы не впали в фанатизм изобличения женских пороков. Мужики у нас тоже не лыком шиты — мочат иногда не хуже женщин. В том же самом клубе к Филиппу как-то раз подошел детина-охранник и буркнул:

— Прикурить дай.

Фил чиркнул зажигалкой. Охранник затянулся и молча отошел.

— Послушайте! — возмутился Филипп Александрович. — А как насчет простого «спасибо»?

Детина оглядел моего друга, будто встретил снежного человека, и, словно прислушиваясь сам к себе, удивленно выговорил:

— Спасибо.

Потом Филя краем уха услышал, как этот охранник брюзгливо жаловался своему коллеге:

— Ты прикинь, я в ВДВ служил, а этот от меня «спасибо» требует.

Нечто похожее на ЖПП мы встречаем даже в аэродинамике. Вы никогда не обращали внимание на то, что заходящий на посадку и стелящийся над взлетной полосой самолет вдруг на несколько секунд прекращает снижение? Будто что-то ему мешает, несмотря на чудовищный вес, преодолеть эти оставшиеся полтора метра, и летательный аппарат беспомощно скользит параллельно земле, пытаясь цыпочками шасси уцепиться за бетон. Это так называемый экран. Слой наиболее плотного воздуха у самой поверхности.

Эффект экрана успешно используется женщинами, чтобы доказать, что «не все так просто». Даже в том случае, если первый шаг навстречу предпринят со стороны женщины, воздушный буфер никто не отменял. Ты все равно должен… должен… Эх, уже и слова-то подобрать не могу. А оставим-ка все как есть! Мужчина просто должен. В этом суждении «мужчина» выступает причинным агентом, а «должен» — непреложным следствием из самого факта «мужчин-ности». Это вообще надо писать через тире: «Мужчина — должен». Или так: «Мужчина? — Должен!»

Изучим следующий случай.

Я вытащил нашего преуспевшего в возлияниях соратника из клуба на свежий воздух. Кстати, не люблю быть самым трезвым в компании. Когда мои друзья пьянее меня, то мною овладевает беспокойство хлопотливой наседки, цыплята которой норовят разбежаться во все стороны и найти на свои неоперенные гузки приключений. Вот и бегаешь за всеми, как мама… Там, у входа, уже вентилировались Филипп с Женькой. Курили, трепались. Общались с двумя девушками, которых я приметил еще внутри. Придерживая Максима, я представился, пожаловавшись на то, что по очевидным обстоятельствам принять участия в беседе пока не смогу. Прошло время. Через три часа мы вчетвером — девушки Рая и Лена, Филя и я — уезжали из заведения на такси. По задумке, мы должны встретить новый день на квартире у Фила. В дороге Лена мне торжественно заявила, что я Рае понравился. «За язык никто не тянул, — хмыкнул я про себя. — Скоро проверим». Новый день мы, однако, встретили у подъезда, выясняя, куда мог подеваться сданный вечером консьержке ключ. Потом, выразитель-нейше зевая, мы проводили девушек до остановки, а сами поехали отсыпаться в Бутово, так как я свои ключи консьержкам не оставляю. Шагая к подножке троллейбуса, Рая была похожа на человека, вызванного к доске, но забывшего пару четверостиший. Даже спина ее, казалось, покряхтывала «Э-э-э… Э-э-э… Ну это, как его…» А все дело в том, что я верю людям на слово. Если ты заявляешь (пускай даже через уполномоченных представителей) о своей симпатии, то не грех послушать, как ты будешь солировать до конца. Поэтому, провожая, я даже не заикнулся про обмен телефонами. Взял своего рода отгул. «Э-э-э… Э-э-э…» — шагала тяжелой путающейся поступью Рая к троллейбусу, всем видом недоумевая, как же так можно оставить меня, бедолагу, на Каширском шоссе без ее номера. Вернее, как же так можно — его не спросить?! А вот можно. Что-то мне подсказывало, что грядет интересная игра.

Через день Филя будит меня своим звонком.

— Слышь, пень, я сейчас говорил с Леной. Она спрашивает, можно ли мне дать ей твой телефон, чтобы она передала его Рае?

— Можно.

Приятно начинать день с маленького доброго поступка.

Проходит еще несколько дней. Разговаривая в один из них с Филиппом по телефону, я услышал:

— Так тебе Рая звонила?

— He-а, не звонила.

— Ну и за каким фигом она тогда телефон спрашивала?

— А то ты сам не знаешь, за каким! Она брала мой телефон, чтобы «первой не звонить».

Я-то знал, что во вражеском штабе был приведен в действие план войны на изматывание. Но не зря отец в моем возрасте писал не чушь типа моей, а вполне серьезную работу по рефлексивному управлению противником, которую я даже читал. Кое-что в моей башке задержалось дольше, чем это обычно бывает, поэтому я вражеские планы с легкостью, изъясняясь тактическим штилем, вскрыл. Суть раиного радиомолчания заключалась в следующем. Прописываем алгоритм подробно:

1. Мне через Лену и Филю поступает запрос на обнародование номера моего мобильного.