Катя в ужасе кинулась к мужу, но в нос ей ударил ядреный запах спиртного. Сомнений не было: Николай мертвецки пьян.

— Принимай, хозяйка, добра молодца. Куда тут его уложить? — спросил извозчик. Катя указала на диван.

Пока Катя расплачивалась с мужиками, у дивана хлопотала Домна Матвеевна, но вернувшуюся к мужу Катю оттеснила свекровь, заявив:

— Ухаживать за захмелевшим мужем — обязанность жены. А вот если бы вы раздобыли рассолу — было бы славно.

— Есть, все есть: и рассол, и клюквенный морс, и яблоки моченые, — и Домна Матвеевна отправилась за припасами.

Но Николай уже спал богатырским сном прежде, чем лечебные средства прибыли на место.

Утром, хмурый и несчастный, покряхтывая от головной боли и приступов тошноты, Николай удержал за руку Катю:

— Я вчера вел себя непозволительно. Прости меня. Это больше не повторится. Присядь. Нам поговорить надо. Для меня не было секретом, что, выходя замуж, ты любила другого человека. Ты любишь его и сейчас. Я не упрекаю тебя. Я сделал этот шаг сознательно и не жалею об этом: я получил право заботиться о тебе и Насте. Но я понимаю, что для тебя этот брак — пытка. И если ты решишь уйти к тому, другому, я отпускаю тебя, я возвращаю тебе твое слово. Я не должен тебя удерживать.

— Ты отдаешь себе отчет в своих словах, — воскликнула Катя запальчиво — ты вполне протрезвел?

— Несомненно.

— Как я могла, как я посмела согласиться на этот брак? Я знала, что рано или поздно ты будешь укорять меня моим прошлым, и все-таки пошла под венец. Думала — а вдруг обойдется? Не обошлось. Но я знаю, что надо делать, — и она ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Позже она появилась с ребенком и свертком в руках.

— Я не хочу чувствовать себя незаслуженно облагодетельствованной. Я ухожу. Собери наши с Настей вещи, завтра Сережа зайдет за ними. — И она двинулась к двери мимо ошалевшего Николая.

Первой пришла в себя Домна Матвеевна, которая видела эту сцену на пороге кухни. Загородив входную дверь своим телом, расставив ноги и разбросав руки в стороны, она приготовилась стоять насмерть.

— Не пущу! — кричала она. — Ты забыла, что дала мужу слово перед алтарем? Ты забыла, что обещала мне быть доброй и ласковой дочерью? Забыла, что Настя не только твоя дочь, но что у нее есть отец? Что она Анастасия Николаевна Мокрухина? А ты помнишь, сколько бессонных ночей я провела у постели внучки, чтобы она росла крепкой и здоровой? Дай сюда ребенка!

И она выхватила из рук растерявшейся матери орущую со страху девочку (откуда, только силы взялись).

— Не плачь, Настенька, иди к бабушке. Сейчас пойдем кашку кушать, а потом баиньки, — причитала Домна Матвеевна.

Катя, оставшись без своей главной опоры, кинулась, хлопнув дверью в свою комнату, откуда послышались тяжелые глухие рыдания.

Николай бросился было за женой, но мать остановила его.

— Маменька, она плачет, ей больно.

— Подожди, сыночек, сейчас туда нельзя. Пойдешь — еще хуже будет. Пусть выплачется вдоволь, тогда уж иди, мирись.

Испуганный, виноватый пробирался Николай к зарывшей заплаканное лицо в подушках жене.

— Катенька! — осторожно позвал он. — Я не прошу прощения, меня нельзя простить. Я столько сделал, чтобы ты не вспоминала о своем прошлом, и сам все испортил. Убить меня, мало! Но я как милости прошу: не покидай меня, Катя. Если ты уйдешь — я конченый человек!

— Но ты усомнился во мне! Как мог ты усомниться во мне?

— Он сказал, что красивая женщина не может любить человека с такой физиономией.

— Нельзя любить с такой внешностью? Ну-ка неси сюда зеркало. Нет, не это, вон то, побольше. Смотри сюда. Ты видишь эти глаза? Такие честные, правдивые, добрые... Я не встречала глаз прекраснее. А эти губы? Они никогда не лгут, не злословят, не обижают. И они так сладко умеют целовать. Они прекрасны, эти губы. А эти плечи, всегда готовые помочь, взять на себя чужой груз. Или эта грудь — такая широкая, готовая защитить, заслонить другого от беды, принять на себя удары судьбы. Я так люблю засыпать зарывшись носом в ее рыжих зарослях. А твои волосы — они не рыжие, они золотистые. Я мечтаю, чтобы у наших детей были волосы такого цвета. Знаешь, Коля, я раньше думала, что настоящий мужчина — это элегантность, безупречность во всем — в одежде, поведении, выборе. Думала, что такой мужчина мастер делать женщине приятное, он умеет превратить миг любви в феерию. А сейчас я поняла, что это мишура, елочные хлопушки. Настоящий мужчина — это тот, кто не прячется за чужие спины, сам принимает решение в тяжелые моменты, сам реализует это решение и сам же несет ответственность за него.

Такой мужчина не обманет, не предаст, защитит, поддержит, позаботится. И я горда, что такой мужчина выбрал меня в супруги, и счастлива, что люблю его.

Оглушенный, как нищий, нашедший ларец с яхонтами, он смог произнести непослушными губами только одно слово:

— Благодарю! — и зарыл свое пылающее лицо в ее прохладных ладонях.

Вдруг он вздрогнул и поднялся:

— Что ты сказала? Я не ослышался? Это не преувеличение? Не гипербола? Ты любишь меня?

Она смотрела на него с грустной ласковой улыбкой:

— Я люблю тебя, Николаша.

— Значит, это чудо все-таки свершилось, — шептал он, целуя несчетно ее мокрые, как от дождя, ладони.

Это болезненное событие вскрыло, наконец, гнойник, мешавший жить нашим супругам. Каждый из них утратил свой комплекс неполноценности. Она перестала стыдиться своего прошлого, а он более не стеснялся своей внешности.

— Что-то долго нет хозяина: ужин простынет, — сокрушалась Домна Матвеевна.

Однако вскоре Николай появился на пороге, величаво продвинулся к столу и водрузился в кресле Домны Матвеевны во главе стола. Он хранил молчание и лукаво посматривал то на одну, то на другую даму. Первой не выдержала мать:

— Что случилось? Выкладывай, не томи!

Николай дождался, когда к ней присоединилась и

Катя, и вопросил:

— Кто у нас глава семьи?

Восторженный дуэт признал, что бразды правления принадлежат Николаю.

— То-то! Мне сегодня предложили место главного художника издательства «Детский Мир».

Когда смолк хор восторгов и поздравлений, он извлек из внутреннего кармана объемистый пакет и по старой привычке хотел было протянуть его матери, но, одумавшись, отдал жене.

— Что это? — спросила Катя.

— Гонорар за иллюстрации к Чехову.

Катя подвинула пакет Домне Матвеевне:

— Вы ведете наше хозяйство, Вам лучше известны наши нужды, Вам и тратить эти деньги.

Домна Матвеевна спорить не стала, оценила содержимое, отсчитала несколько купюр, а остальное подвинула Кате:

— На хозяйство я взяла, остальное твое. Ты хозяйка, тебе и карты в руки.

— Э нет, я не согласна, — взбунтовалась Катя. — Давайте вместе решать, что нам нужнее всего. Я считаю, что надо купить Коле теплое пальто. Он в стареньком на рыбьем меху мерзнет и простужается.

— А я предлагаю купить обувь Катеньке и маменьке, да и Настеньке шубейку к зиме надобно: в прошлую зиму мы ее в одеяльце носили, а нынче она у нас — пешеход, — добавил Николай.

— Все высказались? — спросила мать. — Теперь я говорить буду, — заявила она. — Все, что вы предложили, правильно, но на все это можно выкроить из ежемесячного жалованья, а не из этой крупной суммы. Надо купить что-то большое и самое главное: надо купить шубу Екатерине. Стыдно — жена главного художника ходит в какой-то жалкой кацавейке!

* * *

Закончив «Портрет художника», Сергей решил отправить его в Москву на выставку «Портреты XX века». Помня, что давал подписку о невыезде, он решил предупредить Тарасова о своей кратковременной отлучке.

Тот оказался непреклонен:

— Следствие не закончено, Вы под следствием. О какой отлучке может идти речь? Это совершенно исключено.

— Но неужели Вы всерьез до сих пор считаете, что я виновен в пропаже бриллианта? — возмутился Сергей.