— А Вам тоже домой идти надо. Нечего тут сидеть. Она родит, вероятнее всего к полудню. Сейчас матка только на четверть открыта.

— Да я тут на всякий случай, может быть, понадобится моя помощь: деньги, лекарства, кровь...

— Ты, голубчик, свою долю работы выполнил девять месяцев тому назад. Теперь ей потрудиться надо. А ваша мужская помощь в этом деле только навредить может.

Вся последующая неделя прошла в неустанных хлопотах, инициатором которых явилась неугомонная Амалия Карловна.

У нее спонтанно возникали идеи относительно благоустройства детской: то надо бы прикупить недостающее, то что-то переставить или переделать. При этом идею требовалось реализовать немедленно по мере возникновения. Вконец измученный Амалией Карловной, Сергей попробовал искать спасение в реставрационной мастерской. Но и здесь не нашел он покоя: получил разнос и нагоняй от начальства, претензии которого сводились к следующему. Партию картин, принадлежавших картинной галерее Эрмитажа, заявили для продажи на одном из европейских аукционов. Срок продажи приближался, а две картины, которые реставрировал Муралов, задерживали отправку всей партии. Никакие объяснения о сложных семейных обстоятельствах не были приняты во внимание: картины должны быть готовы в срок. Предстояло денно и нощно корпеть в мастерской, оставив дела семейные на Николая и Амалию. Но привезти домой Катю и младенца он должен сам. Перепоручить это кому-то другому было невозможно. Сергею очень хотелось, чтобы в этот торжественный момент его жизни рядом был дорогой ему человек — Ольга, но встретиться с ней и договориться времени не оставалось. Поэтому он написал ей письмо с указанием срока и адреса больницы, и попросил Николая заблаговременно доставить ее адресату.

Письмо Сергея порадовало, но и насторожило Ольгу. Во-первых, это было его первое за все время их знакомства письмо. Странно, но она даже почерка его не знала. Радовало ее то, что Сергей хотел видеть ее в торжественный для него момент. Это было трогательно и вселяло надежды. Но с другой стороны, было нечто двусмысленное в этом приглашении на встречу супругов после разлуки. Ольга колебалась, но, в конце концов, решила пойти.

«Сергей всегда выполнял мои просьбы, должна и я пойти ему навстречу, раз он этого хочет», — сформулировала для себя Ольга.

Катя благополучно разрешилась здоровой девочкой, проблем со здоровьем и кормлением у матери и ребенка не было, и выписку назначили на седьмой день после родов.

В назначенный срок, Сергей в конном экипаже с пакетом приданого прибыл в больницу. Туда же явились и Николай с Ольгой. Сергей в письме не указал причину, по которой Катя оказалась в больнице. Поэтому для Ольги неожиданным ударом было прочесть вывеску, которая свидетельствовала, что перед ней не обычная больница, а родовспомогательное заведение.

Амалия Карловна осталась дома — протопить печку и навести последние штрихи. Николай появился с букетом цветов. Катю они увидели похудевшей, ослабевшей, но радостной и умиротворенной. Она поеживалась от свежего ветерка и щурилась от яркого летнего солнца. Вслед за ней медсестра несла новорожденную. Сергей бережно взял на руки драгоценный нарядный пакетик и нежно поцеловал сестру. Николай и Ольга тоже подошли со своими поздравлениями.

«Вот зачем он пригласил меня сюда. Чтобы я поняла, что у меня нет надежд, что он навеки связан, что он семейный человек».

Слезы катились у нее по щекам, а Катя, принявшая эти горькие слезы за слезы умиления, прижала ее к груди и с нежностью и с благодарностью поцеловала. Сергей передал ребенка Николаю, а сам поднял сестру на руки и устроил ее поудобнее в экипаже. Николай пытался втиснуться рядом, но Сергей, отобрав у него ребенка, возразил:

— Нет, друг, у тебя сегодня другая миссия: изволь проводить домой Оленьку, да не вздумай ухаживать!

Всю дорогу Ольга либо молчала, либо отделывалась односложными репликами. Только у самого дома она грустно отметила:

— Вот и стал Сережа отцом...

— Дядей, — поправил Николай.

— Вы не знаете, она не сестра, а жена его. Только он это почему-то скрывает.

— Нет, это Вы не знаете. Екатерина Дмитриевна сестра ему. Мне ли это не знать! Я помню ее с того самого момента, когда ее туфелька впервые коснулась перрона Московского вокзала. Она — сестра его. И моя невеста, — добавил Николай, помолчав. — Только она еще этого не знает.

Вихрь восторга обрушился на него. Девушка встала на цыпочки и целовала юношу в подбородок (выше ей было не достать). Прыгая и смеясь от радости, она помчалась к своему порогу и там, обернувшись помахала ему рукой на прощание.

«Похоже, Сережке недолго осталось ходить в холостяках», — подумал Николай, потирая целованное место.

Катя не одобряла идею организовать застолье по поводу семейных событий, но брат настаивал, желая создать в доме обстановку праздника. Кате пришлось подчиниться, хотя ей не хотелось отвлекаться от своих милых и сладких хлопот молодой матери. Сошлись на том, что ужин будет непродолжительным, и приглашены будут только самые близкие и дорогие.

Основные хлопоты по устройству стола взяли на себя Домна Матвеевна и Амалия Карловна. Причем, Домне Матвеевне было дозволено лишь снабдить пиршество пирогами, соленьями и маринадами собственного производства. Остальным — сервировкой стола, размещением гостей и прочими тонкостями категорично и единовластно командовала Амалия Карловна. Она же решала, кто из гостей, какой подарок должен принести. Сергею надлежало раздобыть кроватку для младенца, Николаю — колясочку для прогулок с ребенком, Кате — ванночку для купания малышки. Домна Матвеевна из своего сундука достала серебряную ложечку «на зубок», которая когда-то пригодилась еще для маленького Коленьки. Сама Амалия Карловна собственноручно связала очаровательные чепчики, ползунки и пинетки.

Состав гостей неожиданно и приятно дополнился: приходом Евгении Станиславовны, супруги Баранова, и Леночки, Катиной помощницы. Евгения Станиславовна, поздравляя и целуя Катю, заявила, что она должница Кати, которая так хорошо следила за здоровьем ее мужа, что тот стал чувствовать себя намного лучше. Она принесла в подарок теплое одеяльце на верблюжьей шерсти и детское приданое еще своей дочери — шелковые и батистовые рубашечки в вышивках и кружевах, о каких в нынешних условиях и мечтать было невозможно.

— Вот, Катюша, берегла для внучки, а родился внук. Так что теперь Настенька будет щеголять в наших нарядах.

А Леночка принесла несколько конвертов с деньгами — «декретные», премиальные и собранные коллективом в подарок Кате, что было весьма кстати.

Все с трудом разместились в комнате Сергея. Было весело и непринужденно. Кеша порывался усесться рядом с Ольгой, но Амалия Карловна, подозревая бесперспективность такого соседства, усадила сына, как гвоздем приколотила, рядом с Леночкой. Он еще некоторое время пытался обратить внимание Оли на свою особу, но безуспешно. Тогда Кеша устремил свои взоры на соседку и не без успеха. Неожиданно для всех безгласный и безликий Кеша оказался душой общества. Он принес баян и, аккомпанируя себе, спел задушевную украинскую песню «Рушник вышиваний», а потом они вдвоем с Олей спели романс на слова Пушкина «Я Вас любил». И, наконец, Кеша сыграл «Русскую», которую лихо сплясали Амалия Карловна и Леночка.

Зазвучал вальс «Амурские волны» и Николай подскочил к Кате с предложением потанцевать.

— Что Вы, Николай Федорович, для вальса простор нужен, а здесь повернуться негде, — отказывалась Катя.

— А мы вот на этом пятачке один кружок делать будем, — свесив голову набок и заглядывая ей в глаза, упрашивал Николай.

Кате не хотелось танцевать, но в его глазах было столько мольбы и надежды, что у нее не хватило духу отказаться. «Надо же сделать человеку, которому я многим обязана, что-то приятное», — решила она. Николай бережно взял ее за талию, слегка сжал правую ладонь и закружил под звуки Амурского вальса.