Майским утром светает рано. В предрассветном сумраке он стоял у тропы, ведущей к храму, скрывшись за кустом боярышника. И вот на тропе показалась одинокая фигура. Еще не видя лица, он сразу узнал княжну. Бесформенные черные одежды не могли скрыть от него ни стати, ни характерного наклона головы, ни такого знакомого ему рисунка шеи и плеч, а эту стремительную легкую походку невозможно было спутать ни с чьей другой. Сергей вышел из-за кустарника. Увидев впереди мужскую фигуру, княжна шарахнулась в сторону, а Сергей молча шел ей навстречу. Наконец Ольга увидела его лицо и узнала. Не сдерживая крика удивления и радости, она побежала навстречу ему; еще секунда — и она бы бросилась ему на шею. Но какая-то сила — воспитание, традиции, осторожность — мгновенно остановили княжну в шаге от его груди.

— Сережа, Сереженька! — кричала она, плача и смеясь одновременно. — Если бы ты знал, как я молилась Божьей Матери, как я умоляла, чтобы она привела тебя ко мне! Я понимала, что это невозможно, ну нечего тебе делать в этом монастыре. И все же я знаю, что если очень-очень хотеть, так хотеть, что готов все отдать, то это непременно исполнится. Как ты оказался здесь?

— Меня привела сюда икона Знамения Пресвятой Богородицы.

— Вот видишь, именно этой чудотворной иконе я молилась, чтобы она привела тебя ко мне. Разве это не чудо?

— Как вы попали сюда, Ольга?

— Потом, потом. Сейчас не об этом. Нам многое надо обсудить и решить, — торопливо говорила она, как бы боясь, что ее перебьют, и она не успеет высказать самое важное.

В этот момент на тропе появились несколько темных фигур монахинь, идущих к храму.

— Завтра здесь же, — шепнула она и бросилась дальше по тропинке к храму, а он скрылся в ветвях боярышника.

Стоя в храме и слушая хор, Сергей вычленил из многих голосов ее богатое контральто. Он был оглушен, потрясен тем, что только что произошло. Вернувшись в гостиницу и начиная приходить в себя, он решил, что должен увезти Ольгу с собой в Петроград. Однако пока Сергей никак не мог решить, как ему поступить. Казалось бы, это нужно сделать немедленно, но тогда он теряет работу в Эрмитаже и остается без средств к существованию. Либо надо возможно скорее закончить реставрацию иконы и только после этого уезжать в Петроград. Но захочет ли Ольга и, главное, сможет ли он откладывать надолго свое счастье? И, наконец, должен ли он после всего, что сказала Ольга, завтра же сделать ей предложение? За работу Сергей так и не взялся. В сомнениях и метаниях прошел весь день.

И вот он снова у знакомого куста боярышника. Бешено забилось сердце, — вот и она показалась за поворотом. Можно ли будет им поговорить? Увы, вдали показались еще несколько монахинь. Быстро, проходя мимо боярышника, княжна сунула Сергею в руку какую- то бумажку и, не останавливаясь и не оборачиваясь, удалилась к храму.

Он не пошел в храм на службу, а помчался в гостиницу, прижимая к груди свое сокровище.

Вот что было там написано:

«Сережа!

Зная твое дружеское участие в моей судьбе, я отваживаюсь просить тебя о помощи. Я не могу и не хочу оставаться долее в монастыре, где мне придется принять постриг, но идти отсюда мне некуда. Я так сильно хотела тебя видеть, потому что только ты способен выполнить мою просьбу. Я прошу тебя найти способ сообщить Александру Людвиговичу о моем местопребывании и передать ему мою просьбу забрать меня из монастыря и переправить в Финляндию или Швецию. Я знаю, что это трудно, но это единственная моя надежда!»

Подписи не было.

Трудно представить отчаяние Сергея. Горечь и досада душили его. Как он мог услышать в словах Ольги что-то лестное для себя? Как он смел надеяться, что эта чудная девушка, чужая невеста, полюбит его? Он бросился на кровать лицом в подушку и пролежал так до вечера без еды и питья. Но мысль о ее просьбе заставила сосредоточиться и искать решение. Ну и задачку ему подкинули! Каким образом ему удастся разыскать в Швеции барона Крюгера и передать ему просьбу Ольги? Он не видел путей сделать это. Но ведь она так просила... Она так надеялась, что он придет и спасет ее... Надо ехать в Петроград и там искать лазейки. Но раньше надо бы обстоятельно поговорить с Ольгой. Ранним утром следующего дня он опять ждал у своего боярышника.

— Ольга, мне надо поговорить с вами. Как это можно устроить?

— Мне разрешают иногда выходить в город. Мне платят за работу в школе небольшие деньги, и я имею возможность купить на рынке что-нибудь, чтобы скрасить суровую монастырскую трапезу. Я буду завтра в два часа дня у входа на рынок. Не опаздывайте.

Сергей пришел заранее и долго переминался с ноги на ногу, пока увидел ее. Княжна не вошла на территорию рынка, а пошла вдоль забора к группе деревьев и кустарников неподалеку. Он молча последовал за ней.

— Ольга, я думаю, вы понимаете, какое сложное и рискованное предприятие вы мне поручаете. Пока я даже не знаю, как приступиться к нему. Но я хочу вас заверить, что сделаю все, что в моих силах и даже свыше их, чтобы выполнить вашу просьбу. Мне надо будет уехать на время в Петроград и там искать решение проблемы. Сколько это потребует времени — я не знаю. А теперь я хотел бы воспользоваться этой встречей, чтобы узнать, как вы попали в этот монастырь.

— Хорошо, я расскажу тебе, но только в самых общих чертах, потому что мне пора возвращаться.

Когда я приехала на вокзал, он был занят солдатами и матросами, творился невообразимый хаос, поезда не шли, администрация сбежала. Все попытки найти моего провожатого успехом не увенчались. Я ждала его три дня, ночуя в подъезде одного из ближайших домов. Наконец, выбившись из сил и отчаявшись уехать в Финляндию, я решила попробовать добраться до нашего имения в Новгородской губернии. Там остался единственный близкий мне человек — моя няня. Как я пробиралась до наших Лужков говорить долго, а вспоминать страшно. Короче, я добралась до имения и нашла его разграбленным, господский дом спалили, а о судьбе няни узнать не удалось. Я, грязная, голодная, оборванная, теряла последние силы, когда ко мне подошла какая-то сердобольная старушка и сказала: «Пойдем, детка, со мной. Я иду в женский монастырь, там нам на три дня дадут кров и еду. Мы отдохнем, отогреемся, отмоемся и подумаем, что делать дальше». После того ужаса, который я пережила по дороге, жизнь в монастыре показалась мне раем. Но три дня пролетели как миг, — и вот я должна снова скитаться. Я попросилась к матушке-игуменье, я отдала ей мой талисман и получила разрешение остаться в монастыре. Но постепенно то, что, на грани жизни и смерти казалось раем, превратилось в унылые однообразные будни. Единственная отрада — это моя школа. Еще до революции одна монастырская старица с благословения матушки-игуменьи организовала школу для бедных девочек. Школа сохранилась и при Советах, только теперь там учатся и мальчики. Я там преподаю русский язык, литературу и математику. Ежедневно с девяти до тринадцати часов. Среди моих учеников есть очень способные ребятишки. Прости, Сергей, больше не могу, мне надо возвращаться.

— Одну минутку. Напрашивается вопрос: почему вы, не встретив своего провожатого, не вернулись ко мне? Разве я не заслужил ваше доверие?

— О, это было бы счастьем, если бы мне удалось вернуться к тебе. Но ты же помнишь, как это было? Ты привез меня в экипаже, я была так напугана и взволнована, что не следила за дорогой. К тому же было темно, а улицы не освещены. А когда я уезжала на вокзал, я ведь попрощалась с тобой навсегда, и тем более не следила за дорогой, в мыслях видя себя уже в Финляндии. Короче, я не знала твоего адреса, не знала даже, в каком районе Петрограда находится твой дом. И спросить было негде, — все учреждения закрыты.

Последние слова она произнесла скороговоркой, торопливо покидая место встречи.

Сергей посетил игуменью, чтобы объяснить ей причины своего отъезда. Он сослался на глубокие повреждения иконы и на необходимость в связи с этим проконсультироваться со своим учителем и наставником, а также приобрести недостающие химикалии и инструменты.