— Екатерина Дмитриевна, голубушка, что случилось? Этот негодяй напугал Вас?

Она молча покачала головой.

— Может быть, этот мерзавец обидел Вас?

Она подняла на него опустошенные глаза и тихо зашептала губами. Прислушавшись, он уловил едва слышное:

— Он не мерзавец. Он святой. Он возложил на жертвенный алтарь и свою любовь, и нас с Настенькой во имя своей веры...

Николай вскочил на ноги и заметался по комнате — хотелось опровергать, спорить, доказывать. Но, посмотрев на ее тихое, задумчивое, просветленное лицо, он сдержался. Нет, не сейчас. Позже, постепенно, исподволь он сумеет показать ей истинное лицо этого типа. Но было больно, очень больно. Она все еще любит его! Она его оправдывает!

Как бы отвечая его мыслям, она продолжала:

— Нет, нет. Я не простила его. И никогда не прощу. Я только поняла мотивы его поступков.

В спальне заплакал проголодавшийся ребенок. Катя побежала туда. Вернулась она умытая, тщательно причесанная, чуть припудрив лицо, чтобы скрыть урон, нанесенный слезами.

— Николай Федорович, мы с Вами решили сегодня заняться делами Сережи. Может быть, приступим?

— Извольте. Вот здесь несколько документов, которыми меня снабдило начальство Сергея. Это его служебная характеристика — кстати, блестящая, затем письмо архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения с просьбой о реставрации чудотворной иконы, приказ по Эрмитажу о командировании Муралова в Новгород для реставрации иконы. В дополнение Александр Николаевич Бенуа снабдил меня своей запиской, в которой свидетельствует о том, что Муралов ехал в Новгород против своей воли, но подчиняясь служебной необходимости. Эти документы доказывают, что Сергей не охотился за бриллиантом, а столкнулся с ним случайно. Должен сказать, что коллектив относится к Сергею очень тепло, никто не верит, что он преступник. Готовы помочь, чем могут. Но этих документов недостаточно. Нужны новые веские доказательства. Тут Николай подробно рассказал Кате все обстоятельства дела Сергея, которые мы знаем из предыдущей главы.

— Но ведь кто-то же сделал этот страз! — задумчиво произнесла Катя. Если бы нам удалось найти этого ювелира, он мог бы нам назвать имя, на худой случай описать заказчика.

— Умница, Екатерина Дмитриевна, — вскричал Николай. — Пожалуйте ручку поцеловать.

Николай хитрил. Приоритет идеи поиска ювелира принадлежал вовсе не ей. Он давно отшлифовал эту мысль. Но ему хотелось польстить бедной женщине, ободрить ее, отвлечь от гнетущих мыслей. Да и повод поцеловать заветную ручку упускать не следовало.

— Итак, начинаем операцию поиска ювелира! — торжественно заявил он. — Попробую допросить ребят в реставрационной мастерской и разузнать у ювелиров, работающих в Эрмитаже, имена наиболее известных питерских ювелиров. Так что я покидаю Вас и возвращаюсь в Эрмитаж.

— Только после того, как мы с Вами попьем вместе чаю, — захлопотала Катя.

По дороге в Эрмитаж Николай все еще кипел по поводу визита Кирилла.

«Нет, каков негодяй? — думал он. — Мало того, что чуть не уморил бедную девочку, так еще продолжает домогаться ее! Ноги ему переломать надобно!!!»

«А может быть Катя права?! — такая мысль пришла Николаю в голову чуть позже, когда он немного успокоился. — Может быть, Шумилов такой же мученик своей идеи, как древние христиане? Где та грань, которая отделяет чувство долга от личной привязанности? Может быть это я негодяй, а не он, когда чуть не сорвал важную для страны экспозицию, чтобы остаться рядом с Катей, которую почитал в опасности? И сорвал бы, если бы она не вмешалась! Но с другой стороны, разве любовь венчает все сущее? Это все надо обсудить и взвесить вместе с Сережей, когда он вернется, а сейчас — вперед, за дело».

Список ювелиров, который принес Николай, оказался весьма обширным. Предстояла длительная кропотливая работа по розыску и опросу. Но для того чтобы вести с разговор с ювелирами, надо было предъявить либо сам страз, либо его изображение.

И Николай снова отправился к Тарасову.

Следователь утонул в своем потертом кресле, брезгливо перебирал какие-то бумаги. Не поднимая оплывших век, он лениво ткнул пальцем в сторону стоящего рядом стула, приглашая этим жестом посетителя присесть. Однако, подняв глаза на пришельца, Тарасов преобразился. Поняв, что перед ним Николай Мокрухин, он заинтересованно заерзал в кресле, радостно потирая руки.

— Решили помочь следствию?

— Так точно, решил, — ответил Николай.

— Но Вам известна судьба бриллианта?

— Пока нет, но в самое ближайшее время я Вам ее сообщу, мне только нужна Ваша помощь.

— Извольте, все, чем смогу.

— Дело в том, что для того чтобы доказать невиновность Муралова, я решил найти ювелира, изготовившего страз и выяснить, кто и когда его заказывал. Мне нужен страз, для того чтобы ювелир его опознал. Дайте мне его под любые гарантии.

Лицо следователя только что радостно-возбужденное, сейчас выразило крайнюю степень раздражения:

— Вы соображаете, что Вы мелете? Во-первых, ювелир, изготовивший страз, давным-давно эмигрировал во Францию, о чем я Вам уже говорил, да и Вы это отлично знаете. Поэтому розыск какого-то другого ювелира подобен поиску в стоге сена иголки, которой там нет. Это попытка запутать следствие, повести его по ложному пути и фальсифицировать результаты. А требование выдать Вам страз для опознания вообще абсурдно. Вы соображаете, что Вы просите? Этот страз — важнейшее вещественное доказательство, опечатанное и находящееся в специальном хранилище до суда. После суда икона и страз будут возвращены владельцу, если таковой отыщется. Правда, я сомневаюсь в этом. Монастырь приказал долго жить, а княжна едва ли захочет предъявить свои претензии. Прощайте, Мокрухин, и не отвлекайте меня от работы пустяками.

— Но позвольте тогда сфотографировать кулон со стразом или срисовать его!

— У меня такое впечатление, что Вы не слышите, что я Вам толкую. Если бы я даже очень хотел помочь Вам, а я не хочу — я и то не смог бы это сделать. Икона с кулоном опечатана и находится в спецхранилище, и изъять ее я не в силах. Ступайте, пока я не попросил Вас вывести!

— Погодите, я принес Вам некоторые документы касательно этого дела. Они свидетельствуют о том, что Муралов не охотился за драгоценностью. .

Тарасов мгновенно потускнел. Также брезгливо он окинул взглядом принесенные бумаги.

— Ну и что? Допустим, он не охотился за бриллиантом. Хотя все это нужно проверить. Но эти бумажки не разрушают мою версию относительно виновности Муралова. Ступайте и не затягивайте с помощью следствию, иначе поздно будет.

Николай побрел домой, сознавая, что впереди тупик. Он был близок к отчаянию, понимая, что так хорошо надуманное дело с треском провалилось. Он провел ночь без сна, но ничего стоящего придумать не смог. Разве только выкрасть кулон..., но как это сделать — он не мог себе представить.

Утром по его измятому расстроенному лицу Катя поняла, что дела плохи. Узнав причину уныния Николая, она усадила его за стол, заставила напиться крепкого чаю, а потом начала рассуждать.

— Я думаю, у нас нет причин отчаиваться. Мне известно, что в коллекции картин князя Запрудского был портрет младшей дочери с интересующим нас кулоном на груди работы художника Танеева. Мне Сережа много рассказывал об этом портрете. Если ценности из тайника изымала комиссия во главе с Верещагиным, то та же комиссия должна была изъять и коллекцию картин. Значит, портрет находится в Эрмитаже. Вы как-то говорили, что Александр Николаевич Бенуа неплохо относится к Сереже. Значит, если попросить, он распорядится отыскать этот портрет в кладовых Эрмитажа и разрешит сфотографировать его. Как удачно, что Вы привезли отличный фотоаппарат из Швеции!

— Екатерина Дмитриевна! Вы гений! — восхитился Николай совершенно искренне, так как он начисто забыл об этом портрете, хотя Сергей как-то рассказывал о нем. Пожалуйте ручку поцеловать! — Смеясь, Катя протянула ему руку.