— Вообще говоря, инспектор, не мне судить. Для этого у нас с Моникой были слишком сложные отношения. Сначала близкие подруги, потом враги… все это нелегко. Лично я раскаиваюсь в кое-каких своих поступках по отношению к ней, не исключено, что и она в конце концов о чем-то пожалела.

— Чем же закончилась ваша встреча в то утро?

— Я добилась от Моники согласия пойти к врачу, но не очень поверила ее обещаниям. Собиралась на другой день позвонить и удостовериться. Поскольку мне нужно было на работу, я ушла.

— Кто-нибудь видел, как вы уходили?

— Горничная. Она провожала меня до лифта. Я все не могла обдумать услышанное и… о! — воскликнула я, как бы внезапно вспомнив. — Я же забыла очки и возвращалась за ними!

— С горничной?

— В каком смысле?

— Мне нужно знать, где была горничная, когда вы вернулись за очками. Осталась у лифта или прошла с вами в спальню?

— Она ждала меня у двери спальни. А что такое?

— Очень важно, видела ли она в этот период свою хозяйку.

— Видела ли? Хм… наверное, видела. Дверь дважды отворялась, она могла заглянуть. А что?

Тед Шрив отложил блокнот и поудобнее устроился на стопке ковров.

— Миссис Слейтер, кое-кто полагает, что это вы столкнули графиню де Пасси с балкона, чтобы свести с ней счеты.

— Я?! Ну, знаете ли!.. — Я приняла вид отчасти шокированный, отчасти удивленный. — По-вашему, я похожа на убийцу?

— Я на этой работе двадцать три года, но до сих пор получаю сюрпризы, — заметил полицейский со смешком. — Теду Банди с его внешностью больше пристало бы петь в хоре мальчиков.

— Тед Банди не может похвастаться тем, что принимал у себя трех американских президентов.

Инспектор засмеялся.

— Вот видите! — заметила я с достоинством. — Прежде всего я женщина хрупкая. Мне было бы довольно трудно столкнуть с балкона особу на десять лет моложе и в гораздо лучшей физической форме.

Наступило молчание. Тед Шрив продолжал изучать мое лицо своими пронзительными карими глазами.

— Я уже опрашивал мистера Натаниеля. По его словам, графиня рассказывала нечто прямо противоположное: что это вы больны, а ожерелье продали, чтобы заплатить по счетам за медицинскую помощь.

— Я больна?! — Глаза мои должным образом округлились. — Инспектор, я никогда не жаловалась на здоровье!

— Тогда почему она так сказала?

— Почему, почему… может, хотела, чтобы так оно и было! Знаете, некоторые находят утешение в самообмане. Думают, что таким образом можно отвести несчастье.

— Миссис Слейтер, — сказал полицейский, пряча блокнот в карман и спрыгивая с ковров, — вы в курсе того, что графиня де Пасси завещала все свое состояние вам?

— Шутите? — улыбнулась я, тоже вставая.

— Отнюдь нет. Вы — ее единственная наследница.

Я ахнула и прижала ладонь ко рту, не отводя при этом взгляда.

— Да, но… как же это… не может быть… нет, так не бывает!

— Вы этого не знали?

— Откуда?! — Я стояла и качала головой, как человек в глубоком шоке. — Нет, не может быть, не может быть… Вы уверены, что она… что я…

— Абсолютно. Душеприказчиком назначен мистер Натаниель.

— Но это же чудесно! — Как бы спохватившись, я виновато потупилась. — В смысле, это ужасно. Не поймите меня превратно, я сожалею, что получу свои деньги назад при подобных обстоятельствах, но, Боже мой, разве сам этот факт не великолепен?! Я и помыслить не могла о подобном великодушии со стороны Моники!

— Миссис Слейтер, вы отдаете себе отчет, что это делает из вас главную подозреваемую?

— Чушь! — Я только отмахнулась. — Не могу выразить, как я благодарна вам за эту новость, инспектор! Потрясающая, роскошная, умопомрачительная новость! Спасибо, спасибо, спасибо! — Словно в порыве неудержимой благодарности, я обняла полицейского так крепко, что он чуть не задохнулся.

— Не спешите с благодарностями.

— Почему? В чем дело?

— Нам предстоит еще прояснить немало важных деталей.

— Например?

— Например, тот факт, что графиня де Пасси не подписывала завещания, по которому отказала все вам.

— Как? Вы хотите сказать, что оно недействительно? — воскликнула я, поникая.

— Нет-нет, вполне действительно. По нью-йоркским законам завещатель в определенных случаях может передать право подписи юристу.

— Ах, так оно все-таки подписано! — Я испустила облегченный вздох. — Это главное.

— Странность состоит в том, что у графини в день подписания была забинтована рука. Мистер Натаниель заявил, что как раз тогда вы с ней и встретились за ленчем. «Мерседес» графини в тот же день вышел из строя — прокол обеих задних шин. Не слишком ли много совпадений?

— А что было с рукой?

— Ранка.

— Странно. За ленчем рука была в полном порядке.

— Машина тоже была в порядке, когда шофер забирал вас с работы. И вдруг ни с того ни с сего — обе шины проколоты острым предметом. Вам об этом что-нибудь известно?

— Только то, что Каспер страшно расстроился. Он, знаете ли, возвращался за письмом, которое я забыла на работе, а я оставалась в машине и, вообще говоря, могла бы быть повнимательнее. К сожалению, голова у меня была занята предстоящей встречей с Моникой. Если какой-то хулиган и отирался возле «мерседеса», я не заметила. Дорогая машина нередко становится объектом зависти и злобы. В прежние времена мне случалось с этим сталкиваться.

— Миссис Слейтер, у вас есть нож для колки льда?

— Он бы не вписался в мой теперешний быт.

По мере опроса я все больше нервничала и, сама того не замечая, пятилась к двери. Инспектор, наоборот, словно прирос к месту. Осознав это, я справилась с собой.

— Значит, за ленчем рука графини де Пасси была в порядке?

— В полном.

— Мистер Натаниель уверяет, что она никак не могла составить такого завещания.

— Тогда зачем же она его подписывала?!

— Она не подписывала.

— Ах да! Извините, я немного запуталась. И потом, я не понимаю, к чему вы ведете! Мистер Натаниель потрясен смертью невесты — это совершенно естественно. Он не в восторге от того, как она распорядилась своим состоянием, — за это его тоже трудно винить. Но подобные обвинения!..

— Расскажите, что было после ленча.

— Да ничего особенного. Мы пошли к выходу и на пороге столкнулись с Бетти и Джун. Моника почти не обратила на них внимания, так как спешила на свою встречу. Я тоже не стала задерживаться: перед возвращением на работу хотела забежать за покупками.

— Вы знали, с кем она встречается?

— Не припомню… хотя постойте! Она в самом деле упоминала о каком-то адвокате. К сожалению, я не могла бы подтвердить этого под присягой — мы ведь тогда говорили о многом.

— А куда пошли вы?

— В «Блуминдейл» — мой старый свитер совсем обтрепался. К сожалению, там мне ничего не подвернулось. Да, и еще я заглянула в банк, депонировала чек. Затем я вернулась на работу.

— Как?

— Автобусом.

— В котором часу?

— Где-то в районе четырех.

— Четырех? — Тед Шрив приподнял бровь. — Ничего себе перерыв на обед!

— В тот день я отпросилась на всю вторую половину дня, но передумала и вернулась.

— Почему передумали?

— Хотелось заработать очко в свою пользу. Мой начальник в последнее время не в настроении.

— Значит, вам неизвестно, куда графиня направилась после ленча?

— Нет.

— А вот мистер Натаниель утверждает, что она провела некоторое время с вами. Так она сказала ему в ювелирном магазине.

— Разумеется, она провела время со мной! За ленчем.

— Нет, уже после. Если верить ему, графиня не получила от вас ожерелья в кафе и вынуждена была пойти к вам на квартиру. По дороге туда, на лестнице, вы вонзили ей в руку что-то острое. Вот почему ее рука была забинтована.

— Самая возмутительная ложь, какую мне только приходилось слышать! Мы с Нейтом никогда особенно не ладили, но выставлять меня садисткой — это уж слишком!

— Итак, вы отдали ожерелье графине уже за ленчем?

— Именно так. В обмен на чек, который потом депонировала.