Моника стояла, как медсестра на поле битвы в форме, забрызганной кровью раненых бойцов — с видом стоического терпения. Медленно, драматически, словно в решающей сцене трагедии, она вышла из-за стола и среди гробового молчания направилась к виновнику случившегося. Еще один точно рассчитанный момент она оставалась перед ним, ничего не предпринимая, потом легонько погладила его по щеке.

— Благодарю, друг мой! Серый цвет так скучен.

Зал содрогнулся от оглушительных аплодисментов. Моника беспечно засмеялась. Лица гостей озарились облегчением, затем восхищением. Нейт Натаниель развел руки и тоже засмеялся. Парнишка-официант обнял ее. По выражениям лиц можно было без труда определить общий настрой: что за шик, что за класс, что за самообладание! Истинная аристократка! Королева! Божество!

Это был момент полного и безраздельного триумфа Моники. Я сама, своими руками создала эту ситуацию, предоставила ей шанс блеснуть, сама организовала то, чего больше всего боялась. Но в тот момент я этого не сознавала. Для меня это была всего лишь досадная случайность.

Домой пришлось добираться автобусом — у меня оставалось два доллара. Мелочи на билет не хватало тоже, но, к счастью, на входе за меня доплатила добросердечная пассажирка (для этого пришлось притвориться, что меня обокрали). Немногочисленные пассажиры бросали удивленные взгляды на мой роскошный наряд, должно быть, задаваясь вопросом, что такая расфуфыренная особа делает в общественном транспорте.

Автобус немилосердно трясло, в салоне пахло выхлопными газами. Я сидела сгорбившись, коченея от холода, уныло вспоминая прошедший вечер, свои упущенные возможности, разбитые надежды и светскую жизнь, которая шла своим чередом и без меня. Теперь я понимала, что явилась для гостей дополнительным развлечением, поводом для лишних разговоров — о неудачниках и злополучных стечениях обстоятельств. Думала я и о Монике: о том, что она просто не может быть людям по душе, что они суетятся вокруг нее из-за незаконно присвоенного богатства. Я не могла понять, отчего она так упорно старается уничтожить меня. Ведь у меня уже не осталось ни власти, ни влияния. Следующим на очереди был Нейт, этот гнусный паук: как ловко он подставил Люциуса и загреб жар чужими руками. Это он, думала я. Он и только он, мерзкий червяк! Ну и что? Допустим, это так, что с того? Все в прошлом, ничего не вернешь.

Домой я вошла посиневшая от холода, сотрясаясь всем телом. Надо было срочно принять ванну погорячее, но, чтобы избавиться от проклятого платья, пришлось еще долго дергать за бесчисленные крючки, застежки, язычки молний. Не сразу мне бросилось в глаза, что мизинец кровоточит — очевидно, по дороге я грызла ноготь сильнее обычного. Глядя на красное пятно, я подумала: цвет крови скучным не назовешь.

Теперь я зациклилась мыслями на Брэде Томпсоне, не только богатом, но и привлекательном мужчине, интересном собеседнике. Разница в наших интересах делала его еще более занимательным (согласитесь, не часто встретишь дельца со склонностью к искусству). Хотя я по-прежнему видела в мистере Томпсоне пешку в решающей партии против Моники, нельзя было отрицать его очевидные достоинства. Уж не знаю почему, но я вбила себе в голову, что этот полный шарма миллиардер, спортсмен и театрал непременно попался бы на удочку, будь у меня побольше времени. Разве он не предложил — сам, по своей инициативе — взять меня в театр? Правда, он предпочел мне какой-то дурацкий документальный фильм, но это еще ничего не значит. В его глазах в момент прощания мелькнуло что-то весьма многообещающее.

На другое утро я позвонила Триш, чтобы поблагодарить за «прекрасный вечер» — а что оставалось делать? Не желая проявлять слишком явного интереса к мистеру Томпсону, я начала разговор о нем издалека, а именно с замены карточек. Оказалось, этот вопиющий поступок Моники прощен.

— Не скажу, что я в восторге от графини, даже если вспомнить, что она купила места у пяти столов, — тараторила Триш на одном дыхании, — но приходится признать, что она держалась по-королевски. Согласись, Джо! Ах да, ты все пропустила. Угораздило же тебя отправиться в дамскую комнату именно в тот момент! Ничего, я расскажу. Так вот, официант споткнулся и окатил Монику тем гнусным десертом с ног до головы. Бедняга чуть не умер от ужаса! И вообрази себе, Моника его ни словом не упрекнула, наоборот, она посмеялась над этим инцидентом. «Благодарю, друг мой! Серый цвет так скучен». Это ее слова. И это при том, что платье обошлось в тридцать тысяч! Я это знаю наверняка, потому что сама чуть не заказала такое у Балме. Ты должна отдать ей должное!

Я не собиралась отдавать Монике де Пасси больше ничего из того, чем обладала, и меньше всего желала выслушивать, как Триш несет чушь о ней и «бедняге официанте».

— По ее вине мне не удалось обсудить с мистером Томпсоном и десятой доли задуманного. А между тем он мне понравился.

— Ты тоже произвела на него впечатление.

— Вот как?

— Да. Сегодня утром мы говорили по телефону. Мистер Томпсон находит тебя занятной. Он сожалел, что вынужден был уйти так скоро.

— Так пусть позвонит!

— Джо, ты же знаешь, каковы мужчины, а этот и вовсе алмаз неограненный. Придется тебе самой проявить инициативу. Слава Богу, Нью-Йорк пришелся ему по душе. Он даже подумывает перебраться сюда. Ему интересно узнать, что здесь и как, вот и займись его образованием.

— Мне показалось, что Моника очень старалась подружиться с мистером Томпсоном, — заметила я, нащупывая почву.

— Да? Но ведь при ней всегда этот адвокат…

— Нейт Натаниель.

— Твой старый знакомый. Как раз поэтому я так разозлилась на нее за ту подмену карточек. Нельзя же иметь все сразу! Впрочем, я уверена, что она не задумываясь даст адвокату отставку ради миллиардера. Так или иначе, я рада, что вечер тебе понравился. Все только и говорили о том, как ты чудесно выглядишь. В последнее время тебя не было видно в свете. В самом деле, Джо, к чему это затворничество? Тебе бы следовало устроить вечер в лучших традициях прошлого!

От неожиданности я засмеялась.

— Почему бы и нет? — продолжила Триш. — Организовать один из твоих изысканных ужинов и дать всем понять, что ты снова на коне. То-то будет сюрприз! Заодно пригласишь мистера Томпсона — он обожает такие вещи! Кстати, я забыла упомянуть, что он находит тебя прехорошенькой.

Старинная поговорка суахили гласит: «Лучше умереть в расцвете лет львом, чем в глубокой старости — курицей».

Взвесив совет Триш, я решила ему последовать и пойти на дно, как «Титаник», под звуки оркестра. Иными словами, я решила устроить ужин. Учитывая состояние моих карманов, это был акт беспримерной дерзости и отчаяния, но мне было все равно. Вечеринка была призвана отвлечь меня от унылой борьбы за существование, снова запрячь в прекрасное ярмо творчества и поставить точку на падении в бездну одержимости. Была у этой идеи и еще одна, конкретная цель — заполучить Брэда Томпсона. Тем самым мне удалось бы повернуть время вспять.

К званым вечерам я всегда относилась как к театральному представлению. Любой человек со средствами может финансировать шоу, но только талантливый режиссер сделает из него хит сезона. Изысканный вечер в узком кругу — это вещь в себе, оазис блаженства в пустыне мира. Что плохого в том, чтобы доставить радость друзьям? Это не в пример лучше, достойнее, чем трястись над каждым долларом. Жизнь продолжается, так почему бы не извлечь лучшее из прошлого ради будущего?

Годы вращения в нью-йоркском высшем свете научили меня, что ужин всегда лучше давать в чью-то честь. Это позволяет сузить круг приглашенных до тех немногих, кто имеет непосредственное отношение к чествуемому — так сказать, и волки сыты, и овцы целы.

Поразмыслив, я остановила свой выбор на Ники Трубецком. Эта кандидатура увязывала все как нельзя лучше. Царственные предки оставили в наследство Ники изысканную учтивость и потрясающее умение держаться и выглядеть. Ники был всеобщий любимец: уравновешенный, дружелюбный, благовоспитанный, человек со связями и колоритным прошлым. Семейное предание гласило, что в 1917-м большевики нагрянули в имение Трубецких как раз во время бала, и хозяевам удалось спастись только чудом. Они бежали в чем были, но поскольку события можно было отчасти предвидеть, в бабушкином капоте и домашних туфлях нашлись заблаговременно зашитые бриллианты. Сапфировые запонки и булавка дедушки тоже пришлись кстати, поэтому в Париже, куда пришлось бежать, Трубецкие не только не бедствовали, но устроились весьма недурно.