Мы устроились в гостиной на одном из четырех удлиненных белых диванов под причудливым мобилем Колдера. Триш как будто осунулась со дня нашей последней встречи.

— Джо, дорогая, я не могу ввязываться в эту историю, никак не могу! У нас с Диком хватает своих собственных проблем.

Речь шла все о том же расследовании по делу о неуплате налогов. Периодически расходился слух, что оно вот-вот завершится, а оно все тянулось и тянулось.

— Триш, мне страшно неловко обращаться к тебе за помощью, но что остается делать? Агата меня всячески избегает. По-моему, это уж слишком! Она могла бы меня по крайней мере выслушать.

— По правде сказать, я и сама не так уж близко с ней знакома, — призналась Триш. — Дик имел с Нейлом какие-то деловые связи, и мы раза три вместе поужинали. Другое дело, если бы мы с ней дружили… Джо, мне так жаль! Мне хотелось хоть чем-то помочь тебе. Клянусь, я думала, что окажу тебе этим услугу! Мне и в голову не могло прийти… — Триш подняла руки, не находя слов. — Если бы можно было повернуть время вспять! Дик прав: пора перестать совать нос в чужие дела;

— Ни одно доброе дело… — пробормотала я.

— …не остается безнаказанным, — закончила Триш.

— Честное слово, не понимаю, с чего они так завелись. Квартира вышла бы на славу. Жаль, что ты ее не видела.

— Могу сказать только одно: если верить Дику, этот Нейл — крутой и к тому же с комплексом неполноценности.

— Ну и сочетание! — ужаснулась я.

— Он принимает решения сгоряча, подчас необоснованно. А уж если ему кажется, что кто-то дурачит его…

— И это он думает обо мне?! Триш, ты меня знаешь, я не обведу вокруг пальца даже полного идиота! Это меня водит за нос каждый, кому только вздумается! К твоему сведению, Нейл затягивал уплату счетов, и часть материалов я заказала за свои деньги!

— Не слишком умно с твоей стороны.

— Согласна, но так хотелось поскорее завершить работу! К тому же Денты одобряли все, что я предлагала. Они желали иметь шикарные апартаменты, а это в Нью-Йорке стоит денег!

— Денты из Цинциннати, — заметила Триш.

— Послушай, речь не только о деньгах. Кто-то к ним подобрался, втерся в доверие и сумел повлиять. Думаю, я знаю, кто именно.

— Кто? — с интересом спросила Триш.

— Моника!

— Моника?! — Она округлила глаза. — Ее давно никто не видел!

— Знаю, знаю… Думай что хочешь, но я готова поставить миллион на то, что Моника как-то сумела свести знакомство с Агатой. Скажем, откуда бы газетчикам знать об иске задолго до того, как он подан? Я, предполагаемая ответчица, узнала о нем из шестой страницы!

— Быть может, Нейл хотел паблисити?

— Нет уж! Может, он и крутой, но не настолько смышленый. Кто-то намекнул шестой странице, оттуда позвонили Дентам… Чтобы заварить такое, нужен опытный интриган.

— Джо! — вздохнула Триш и адресовала мне взгляд, полный сочувствия. — Я веду книгу учета.

— То есть?

— День на день не приходится. Сейчас у тебя идет «паршивая полоса».

С этим нельзя было не согласиться.

Если сравнить катастрофы в моей жизни с землетрясением, то смерть Люциуса можно назвать первым, слабым толчком. Теперь происходил второй, несравненно более разрушительный. Дело, которое разваливалось с таким грохотом, было выпестовано мной без чьей-либо материальной поддержки. Я гордилась тем, чего достигла. Подкошенная смертью Люциуса, я не стала лить слезы о загубленных годах и скорбеть о несбывшихся надеждах, я поднялась и двинулась дальше по дороге жизни — увы, только чтобы очутиться перед зияющим провалом.

На финансовом фронте положение было просто угрожающим. По традиции в конце недели дизайнер представляет накопившиеся счета клиенту и не возобновляет работу, пока они не будут оплачены. Таким образом сводится к минимуму риск возможных недоразумений. Я нарушила традицию и сделала несколько дорогостоящих заказов, не дожидаясь, пока медлительный Дент соизволит переслать мне деньги. Риск казался оправданным при таком громадном объеме работ. В результате на мне повис долг в семьдесят пять тысяч долларов. Если добавить к этому пятьсот тысяч из числа обещанного музею миллиона да приплюсовать гонорар адвокатам в случае попытки защищать свое доброе имя в суде, мне грозило банкротство.

И все же наихудшим последствием неожиданной выходки Дентов стало то, что я осталась в одиночестве. Бетти не подавала признаков жизни. Я сделала честную попытку примириться с ней, рассказав все о своем знакомстве с Люциусом, начиная с той злополучной встречи в «Бернеме», и объяснила, почему так важно было держать это в тайне: не только ради того, чтобы Рут покоилась в мире, но и чтобы облегчить жизнь Люциусу-младшему. Бетти оказалась достаточно великодушной, чтобы простить обман двадцатилетней давности, и все же она считала это предательством.

С Джун была совсем другая история: здесь уже я никак не могла прийти в себя. Возвращаясь мыслями в тот день, когда шестая страница выставила меня на посмешище, я вспоминала и то, как Джун (пусть не со зла) брякнула по телефону: «…и в первый же день отсосала у него в мужском туалете…» Каждый раз, когда я вспоминала это, во мне вскипала желчь. Правда, мы помирились и даже чмокнули друг друга в щеку, но в глубине души я уже не была уверена, что могу доверять этой женщине и что она в самом деле желает мне добра.

Итан поначалу вел себя безупречно, но вдруг, дней десять спустя, когда мы говорили по телефону, он самым невинным тоном сообщил, что накануне в гостях сидел рядом с Агатой Дент. И без того издерганная, я чуть не накричала на него.

— И ты, Брут?!

С этим горьким упреком я повесила трубку. Итан тотчас перезвонил и предложил встретиться в баре «Карлайл» вечером в шесть.

Я пришла туда в черных очках, чтобы скрыть опухшие от слез глаза, с ходу заказала двойную порцию водки и попросила не убирать бутылку, поскольку намерена в самом скором времени повторить заказ. Вскоре появился Итан, немного растрепанный и очень похожий на рассеянного профессора.

— Прости, что припозднился, — сказал он. — Джо, ты исхудала!

— Угу. Тощая и нищая, — буркнула я, выливая в рот остаток водки.

Итан улыбнулся моим словам как шутке. Он заказал кампари с содовой. Я просто показала на пустой стакан.

— Итан, как ты мог сидеть рядом с Агатой Дент?! Эта женщина и ее полоумный муженек сломали мне жизнь! Ты хоть понимаешь, через что мне из-за них придется пройти?

— Там были таблички с именами, — сказал Итан, словно это полностью оправдывало его поступок.

— А поменять их было нельзя?

— Нет, только не я! Что бы сказал на это добрый старый Уорд?!

Он имел в виду Уорда Макаллистера. В XIX веке тот был первым третейским судьей нью-йоркского высшего света и оставил после себя целый ряд священных заповедей. Одна из них гласит: «Нет и не может быть оправдания тому, кто меняет местами таблички на столе. С кем бы вас ни вознамерились посадить, вы обязаны явиться и занять свое место, даже если вас постигнет безвременная смерть — в этом случае пусть вас представляет ваш поверенный».

Этот человек не раз служил нам с Итаном мишенью для шуточек.

— К тому же у меня была веская причина, чтобы там находиться. Я узнал интересную новость.

Я выпрямилась, скрестила руки на груди и брюзгливо сказала:

— Ну?

— В курсе ли ты, что Дитер Лючино полностью переоборудует квартиру Дентов?

— Знаю, слыхала. Говорят, теперь это похоже на помесь дворца Клеопатры и кулуаров Третьего рейха!

— Мы с твоей бывшей клиенткой почти весь ужин обсуждали мраморные колонны, а именно, чем мрамор подлинный лучше поддельного.

— Вот как! — Я тяжко вздохнула. — Помнишь, как это сказано? «Некоторым нужна целая жизнь, чтобы вникнуть в самое простое».

— Речь не об этом, Джо. Насколько я понял, кто-то посетил квартиру Дентов, когда она еще была в твоем распоряжении, и вынес вердикт, что это жалкое зрелище.

— Что?!