— Так, выпрями ноги, и ни в коем случае их не сгибай. Ноги на ширину плеч, — он грубо ударил носком своего ботинка по моей левой ступне, заставляя подвинуть ее чуть шире, но потом, тяжело вздохнув, нагнулся, чтобы развернуть носки в стороны. — Тебе так удобно?
Я попыталась повернуться и чуть не упала, пока не сдвинула носки на несколько сантиметров вовнутрь.
— Вот так лучше, — сказала я, поглядывая на него из-под бровей. Как я поняла, деликатничать он со мной не собрался.
— А теперь бери пистолет и вытягивай руку по направлению к цели.
Я сделала, как он сказал, при этом развернув корпус в пол-оборота. Это он никак не прокомментировал — как я поняла, я поступила правильно, но стоило мне заложить руку за спину, и я услышала неодобрительное пыхтение.
— Что не так? — тут же резко переспросила я. За последние полчаса это пыхтение меня уже достало.
— Ты что фехтовать собралась? — ехидно отозвался он на мои раздраженные слова. — Можешь повесить руку на ремень, заправить пальцы за пояс, и вообще поставить руку в карман, но ни в коем случае не ставь руку назад и тем более не оставляй ее как макаронину вдоль тела. Да тебя просто любое животное засмеет. Оставив руку бесконтрольной, ты потеряешь равновесие!
— Да какая разница! — вспылила я.
— А такая — что она будет раскачивать твою позицию! А теперь, так как твоя рука вытянута вперед, корпус немного отклони назад — так возникнет необходимый баланс. Как себя чувствуешь в этой позиции?
— Странно, — призналась я, — и мне удобней, когда я чуть больше опираюсь на левую ногу. Это нормально?
— Это очень хорошо, — удивился Хиттон. Видимо не ожидал от меня таких быстрых результатов, и что я сама смогу оценивать свое удобство для стрельбы.
Он обошел вокруг меня, поправляя то ногу, то руку, немного подталкивая, проверяя насколько устойчиво я стою. К тому времени мышцы на плече затекли, а кисть ломило от переутомления, от чего рука начала дрожать.
— Ты слишком худая, — покачал головой он.
— Слишком худая для чего?
— Чтобы быть сильной. Ну, хорошо, пока опусти руку, — деловито вернувшись на свое место передо мной, произнес он. — Перед тем, как начнешь пробовать стрелять, ты должна знать, что изменения в положении корпуса ведут за собой изменение траектории пули. Наклонишься немного вперед — пули полетят вниз; слишком откинешься назад — стрельба пойдет наверх. Пули уходят в сторону погрешности отклонения от правильной позиции. Потому и голову держи правильно — слегка откидывая назад, повернутую перпендикулярно к цели. Голова сохраняет баланс всей фигуры. Тебе ясно?
Мне было ясно. Я уже изрядно измучилась, но мне было ясно. Руки и плечи сводило от усталости, чтобы немного снять напряжение я повела ими. Тяжелая зимняя куртка так же доставляла трудности. От усердия мой лоб вспотел под шапкой, от чего все время чесался, и поэтому я еще больше злилась.
— Да, — отозвалась я, и он, забрав пистолет, вставил полную обойму.
Снова несколько минут привыкания к исходной позиции — я морально готовила себя к стрельбе. Выстрелив в первый раз, я немного испугалась — пуля пошла рикошетом и застряла в кроне дерева. Даже не смотря на то, что вокруг была пустошь, звук вышел очень сильным, к этому я не была готова.
Моя реакция снова повеселила мистера Хиттона. Я же потирала кисть от болезненной отдачи, о которой мне, он словом не обмолвился.
— Да, забыл тебе сказать, чтобы ты не расслабляла руку в кисти, — сквозь его смех я едва смогла разобрать, что он сказал.
— И наверняка совершенно случайно.
— Ну, понимаешь, старость.
Так я ему и поверила. Он только и ждал этого момента.
Ко второму разу я уже была готова, но, забывшись, чуть согнула руку в локте, и, конечно же, эта пуля тоже не попала в цель.
В этот день захватывающих результатов достичь не удалось. Я была уставшей и явно подавленной после пребывания возле мистера Хиттона. Его неприязнь не очень-то проявлялась, но и дружелюбным он не был.
Калеб оценил мое раздражение, поэтому глупых вопросов не задавал.
— И сколько мне еще так тренироваться? — поинтересовалась я, передавая ему пистолет.
— Пока не научишься попадать в цель, — отозвался он, пряча улыбку и добавляя уже более серьезным голосом. — Тебе нужно поспать. Сегодня последняя ночь и думаю, что Бет вымотает тебя до основания.
Бет. Я с тяжелым вздохом подумала о подруге. Она действительно выматывала меня, вытягивая все соки, моральные и физические. То она гналась за зайцем, то искала каких-то птиц спрятавшихся в снегу. А самым большим ударом стала поимка грызунов.
Ее раздражали совы, а также она боялась глубокого снега. Я иногда вовсе забывала о Теренсе, концентрируясь полностью на ней. Но Теренс справлялся. Он был сильным, иногда даже сильнее моего влияния на него. Потому у Теренса было преимущество перед Бет — его мысли были в большей сохранности от моего сознания. Да, слабость Бет делала ее так же беззащитной и передо мной, я знала обо всех ее мечтаниях, мыслях, снах которые она помнила и все это я тщательно старалась скрывать от самой же себя, а также скрывать тот факт от Бет, что я знаю о ней многое. И также осведомлена о ее раздражении на меня.
Калебу даже не стоило напоминать мне о сне. Попав к нему домой, я даже не стала есть или проверять дома ли Ева, а тут же завалилась на его кровать. Калеб же рисовал. Именно запах растворителя разбудил меня позже.
Сонно похлопав ресницами в полутемной комнате, я довольно быстро привыкла к темноте, и глаза тут же выхватили знакомый темный силуэт Калеба, застывшего за мольбертом. Он был погружен в транс, из которого я пока не собиралась его выводить. Дневной сон плохо сказывался на моем настроении, и я не хотела бы сорваться на нем, спровоцировав тем самым ссору.
В холодильнике, как всегда, было много еды и крови. Я взялась за первое, игнорируя рубиновые пакетики на нижних полках, где у нормальных людей хранятся фрукты, и побыстрее постаралась закрыть дверцу пока вид крови не испортил мне аппетит. Это было бы вполне возможно, если бы не некоторая отстраненность после сна.
Как только к Еве вернулась большая часть ее личности и воспоминания, она начала готовить. Конечно, оборотни истребляли намного больше еды, чем я, особенно теперь, но и мне немного перепадало. Макароны вообще оставались не тронутыми — их не очень жаловали Бет и Теренс. Самюель же иногда даже жаловалась, что я ем больше у Калеба — что верно, то верно.
Даже зная, как Ева не любит, когда я ем перед телевизором, я все равно устроилась в гостиной, с полной тарелкой всего, что смогла найти в холодильнике. По спортивному каналу как раз транслировали хоккей — такую удачу нельзя было игнорировать.
Как же я наслаждалась чем-то таким простым, что не было связано с волками, вампирами и опасностью. Я все еще не могла поверить, что жизнь, наконец, пошла по накатанной дороге. Можно было позволить себе помечтать, подумать о будущем. Думать о том, что мы вместе с Калебом поступим в университет Глазго, снимем квартиру, где не будет никаких цветников, и сможем окунуться в мир простой студенческий жизни. Я вырвусь из заколдованного кольца неприятностей, что принес наш маленький городок. На каникулы будем приезжать домой, и каждый раз я буду удивляться тому, как выросли близнецы. А Самюель каждую неделю будет присылать нам письма с их фотографиями. Но мы будем с Калебом одни! Как приятно было мечтать об этом лежа на диване, и без страха думать о завтрашнем дне.
А потом, когда студенческая жизнь потеряет новизну, я все же поменяю свою смертность на вечность. Словно змея скину шкуру, превратившись во что-то более совершенное.
Это были не просто мечты, а мои планы на будущее. Как приятно, что Калеб не вмешивался в это, не давил на меня и не пытался разузнать больше. Он мне доверял.
Минуты покоя довольно скоро сменились на шум и гам. Появились Бет и Теренс. Они быстро наловчились исчезать из дома, при этом их родители думали, что дети мирно спят. Если уж возникали какие-то проблемы, в основном с матерью Бет, то я успевала их предупредить.