Юлия Колесникова (Белка)
Свора — Зов крови
Луна светит всем одинаково …
Что есть человек, что Ты помнишь о нем,
или сын человека, что Ты печешься о нем?
Ты сделал его немного меньшим богов,
славой и достоинством его увенчал,
дал власть над творениями рук. Твоих
и все положил к ногам его!..
(Ст. 5–7)
За два последних года, я многое поняла о ненависти.
Ненависть никогда не исправит нанесенного ущерба, как бы мы не убеждали себя в обратном. И потом не самоуничтожается, а только переключается на новый объект. Она никогда не просит прощения, если виновата, потому что огонь ненависти сжигает все. Веру, правду и справедливость.
А главное что ненависть это та же любовь, но любовь к злу. Ненависть не боится смерти, и не боится одиночества, и тех несчастий, что оно несет в себе.
Зато ненависть возводит стены, глухие стены между людьми. Она унижает, и переоценивает все. Также истребляет веру человека в ад и рай, добро и зло, ценности меняются, и то, что еще вчера казалось мне, не поддающемуся осуществлению злу, сегодня оказалось удачным выходом.
Я мечтала о том, чтобы, наконец, поравняться с Калебом, перебороть извечное чувство недостойности. Около него я чувствовала себя, как мышь. Вечно виноватая в том, что соседствую с котом, моим извечным охотником, мучимым запахом моей крови. И оттого чувство вины становилось только сильнее, наполняло меня до краев. Я глупая и наивная, потому что думала, что у меня есть силы игнорировать границы установленные им.
Словно могу побороть устоявшиеся правила и зайти на территорию, непредназначенную мне. И я уже не могла выйти из устоявшихся правил, забыть их или запретить. Я могла лишь отдать свою жизнь или стать такой же.
Я стала такой же, так и не потеряв своей человеческой сущности. Оставшись человеком, я стала сильнее всех их вместе взятых. Впервые я не чувствовала себя простой, а такой же особенной как они.
И теперь ненависть не звучала, как простой звук. Я облекла ненависть в ощутимое реальное зрелище. Теперь ненависть казалась мне не неправдоподобным злом, а вполне оправданным средством.
Всматриваясь в изменяющееся тело, я с радостью чувствовала цепкую нить сознания человека передо мной. И спустя мгновение я поняла, что поменялась с ним местами, и уже не могла понять, кто из нас зверь.
Мое сердце наполнила печаль… Ненависть так ничего и не вернула на свои места.… Не только волки и вампиры подвластны зову крови…
Часть І. Подготовка к новой жизни
Плясать на языках огня,
Вступить на лезвие босою –
Вот, что мне значит быть с тобою,
Вот, что мне память про тебя.
Путь стал еще длинней.
Я обогнула поворот.
И то, что шла я от Ворот,
Уже не видно в дымке дней.
(автор неизвестен)
Глава 1. Вести о ненужном и забытом
«Зачем искать пятна на греющем тебя солнце?»
(чья-то мудрая мысль)
Летними вечерами, в то время, когда тени удлинялись и росли, а нашим объятиям должен был прийти конец, Калеб становился еще более внимательным. Он ловил мои ладони и долго сжимал их, а потом медленно, целовал тонкую сетку синих жилок на моих руках. Секунды текли, переходили в минуты, и я была не в силах разорвать сладкую пытку. Мне нужно было домой и все же мы не спешили.
— Сегодня моя очередь купать детей, — я слабо попыталась оторвать губы Калеба от моих рук. Тело предательски задрожало, когда он на миг прервался, и на его лице мелькнула удивленная улыбка. Он медлил, прежде чем что-либо сказать.
— Спешить некуда.
Калеб лениво откинулся назад, мое тело неохотно отходило от прохлады его губ. Его улыбчивые глаза, в которых в последнее время постоянно мелькали довольные искорки, творили с моим сердцем что-то неладное. Я, то вдруг переставала дышать и прислушивалась к нему, то в другую минуту не могла успокоить его дикого ритма. Губы Калеба искривляла ухмылка, и ироничная бровь изгибалась над прекрасным серебристо-серым глазом, когда он улавливал изменения в моем сердцебиении.
Спешить действительно было некуда, если я опаздывала, в ответ не слышала упреков от родителей. Первые три месяца после моего возвращения с острова, расставили все по местам: я снова стала ребенком своих родителей, и мои дети тоже стали их детьми. Мне они нравились, я их любила, и, когда первый ужас перед их схожестью с Логаном отступил, в моем сердце поселилось совершенно новое чувство. Любовь к детям заполнила те углы в душе, которые пустовали даже после появления Калеба в моей жизни, и которых я раньше не знала. Мне нравилось купать их, играться, кормить, и гулять. И самым красивым, что я видела в своей жизни — мой ребенок на руках любимого мужчины. Одно осталось неизменным — дети стали для меня всего лишь любимыми братом и сестрой. Наверное, еще никто не любил так братика или сестричку, как я. И, к сожалению, любила я их недостаточно, чтобы стать им матерью.
Калеб ни слова не сказал мне об этом. Он подозревал о моих мучениях, и все же давал мне шанс и время остыть, собраться с духом, и, если я буду готова, поговорить с ним. Чем ближе становились наши отношения, тем меньше Калеб давил на меня. Он больше не заставлял рассказывать о себе, а предоставлял мне свободу выбора. Я говорила только о том, что считала нужным рассказать.
Рядом с ним время меняло свою структуру, я просто забывалась и теряла счет дням и неделям. Лето наступило для меня неожиданно, так же прошли и экзамены в конце года, и пришло время отдыха. Калеб поступил в Бредфорд, и, мысли о том, что больше мы не будем сидеть на ланче вместе, нагоняли тоску. А кроме Калеба, так же уйдут из школы Теренс и Ева, они оба так же поступили в Бредфорд, каждый выбрал свою специальность.
Больше всего меня смущал выбор Евы. Забыв о нашем прошлогоднем разговоре на дне рождении Бет, я надеялась, что она захочет начать жизнь сначала. И ничего для нее не изменилось с появлением сестры — мать Евы, Ив, родила прекрасную девочку всего за неделю до вступительного экзамена Евы. У нее было время и возможность все обдумать. И когда я ее об этом спросила, Ева не была зла или раздражена. Просто она надеялась, что если мне удалось так влюбить в себя Калеба, у нее теперь тоже появился шанс.
Я не смогла ничего ей ответить. Да кто я такая, чтобы говорить что будет, а что нет? Я и сама еще прошлой осенью не поверила бы, что буду сидеть с Калебом летним вечером, ни от кого не таясь, и млеть каждый раз, когда он просто посмотрит на меня.
— Как на счет маленького путешествия?
— Куда? Домой? — я насмешливо обернулась к нему.
Калеб остался серьезным. Его рука медленно прошлась вдоль моей ключицы, и опустилась на грудь, на то место где отчаянно колотилось сердце. Чем дольше его рука оставалась на месте, тем ближе был момент сердечного удара. Мне почти становилось дурно, когда мы сидели так близко и в то же время расстояние между нами не сокращалось. С того времени, как я и Калеб вернулись из Испании, он усерднее чем раньше соблюдал между нами дистанцию. Совсем не похоже на то, что было между нами даже тогда, когда я была беременна. Проявление его чувств, в то время было таким бурным, как и моя ответная реакция. Что же изменилось теперь? Неужели Калеб чего-то боится?
— Да нет, я говорю о настоящем путешествии.
Он взял мою руку в свою крупную ладонь, и все мысли смешались. Смотреть на него и думать, все еще оставалось для меня непосильной задачей.
— Это как-то неожиданно, — промямлила я.
Дел у меня не было. В отличие от остальных моих ровесников и друзей, мне не нужно было работать, и чувства вины по этому поводу я не испытывала. Все свободное время мы проводили с Калебом вместе. Мы гуляли с детьми, но днем мне приходилось делать это самой — лето вышло не только жарким, но и солнечным. Бывало так, что несколько дней подряд никто из моей семьи, а теперь в ее число входили и Калеб с Гремом, не могли выйти на улицу. Тогда мне удавалось посидеть с Евой на улице около минимаркета, где она подрабатывала, сменяя кассирш уехавших в отпуск.