Я улыбнулась в тарелку и не смогла сдержаться от колкой фразы:

— Да уж, после тридцати и старость уже не за горами.

Все кроме Кристин улыбнулись, Конни так вообще прыснула со смеха, но под мрачным взглядом Кристин успокоилась.

— Марлен, тридцать пять это еще не старость, — сладко пропела Кристин, ее глаза мстительно поблескивали в мою сторону. Воздух за столом накалялся. — Зато думаю, вы многое успеете до своих тридцати пяти. Например, дети и деньги у вас уже есть. Не страшно было так рано заводить детей?

Какая же она циничная подумала я, но вовсе не смутилась от испытующих взглядов. Она хотела откровенности. Пусть получит.

— Да меня собственно и не спрашивали. Год назад меня изнасиловал в Чикаго друг, я забеременела. Самюель и Терцо люди верующие, они не позволили сделать мне аборт.

Я смотрела просто в глаза Кристин и не позволяла отвести ее светло-карие глаза, даже тогда когда увидела в них ужас и раскаяние. Я смотрела и смотрела, не смотря на звенящую тишину вокруг. И тут я почувствовала это чувство, когда начинает медленно расползаться головная боль, и мой контроль над человеческим сознанием крепнет. Я с такой легкостью попала в ее мысли, и смогла еще раз прокрутить ужас моих слов, что она как ошпаренная подскочила из-за стола и выскочила прочь.

Калеб был мной не доволен. Он был ужасно зол. Калеб так удивился, отчего, похоже, не нашелся, что ответить или как-то разрядить обстановку. Грудь его резко вздымалась. Глаза опасно поблескивали. Злился Калеб непродолжительно, только очевидно не теперь, он с огромным усилием преодолел опасное свечение глаз, и только тогда вновь смог повернуться ко мне.

Я оглянула все эти побелевшие напуганные лица, и тревога сжала горло. Неужели они поняли, что я только что сделала?

— Это ужасно, деточка… — прошептала добрая Аланис, и все мои страхи рассеялись. Они просто не ожидали такой откровенно-страшной правды. Но на самом деле, когда я это говорила, мне казалось, что я рассказываю о незнакомом человеке, так как во мне не было жалости или сожаления.

К концу обеда больше не было страшных встрясок. Меня оставили в покое. Аланис заняла хозяйскую спальню, а мы с Калебом, остались в голубой.

Калеб ушел куда-то по своим делам, о которых не стал мне рассказывать, а наградил лишь лукавым взглядом. Его поцелуй ненадолго заставил забыть о сегодняшнем дне.

Но к моему удивлению, когда я спустилась вниз, оказалось, что в доме поселился еще один человек — Джейсонд. Он застал меня врасплох, когда я выходила из библиотеки с книгой, намереваясь найти что-нибудь съестное до ужина.

— Если ты не против, нам с тобой о многом нужно поговорить, и поэтому я попросил Аланис… — начал он, но я не дала ему продолжить.

Я замялась. Может, стоит отложить этот разговор, пока не появиться Калеб. Мне все время требовалась его поддержка. И все же глаза Джейсонда были такие просительные…

— Это дом Аланис, и я не решаю, кому тут жить, а кому нет. Но я согласна, мне с вами о многом нужно поговорить.

— Да уж, например, о том, что случилось с Кристин за обедом.

Мы несколько долгих секунд мерялись изучающими взглядами, и моя решимость немного утихла. А что если он сейчас расскажет о своей семье что-то страшное? Хотя, что может быть страшнее, чем то, что уже со мной происходило?

— Если у тебя есть время, мы могли бы где-нибудь поговорить?

Я, тяжело вздохнув, согласилась. Зачем откладывать в долгий ящик разговор. Ведь это было как раз то за чем я сюда приехала. Калеб как всегда оказался прав.

— Идемте на кухню, я заодно поем, есть тот зеленый суп у меня не было сил.

— Как и у твоего жениха, — усмехнулся Джейсонд, и я подозрительно сощурилась в его сторону. На один короткий миг мне показалось, что он знает кто такой Калеб, но он по-прежнему смотрел просто и насмешливо.

— Калеб не любит есть в чужих домах. Потом он вероятнее всего приготовит себе что-то. Он хорошо готовит.

— Он хороший парень, что удивительно для его возраста, — радостно улыбаясь, Джейсонд пошел за мной. — Талантливый художник. Смею заметить, он хорошая партия.

Я подавила улыбку. Если бы я жила в семье Деверо и Сторков, это действительно было бы так. А для моих родителей он был одним из них.

— Да, Грем хорошо его воспитал.

Кухня была похожа на холодное, мрачное похоронное агентство, вид которого ей придавал темный мрамор и стерильно белые плита и холодильник. Джейсонд устроился за столом, а я тем временем лихорадочно думая, о чем же спрашивать, рылась в холодильнике. И там я радостно откопала остатки завтрака. Бутерброд не заставит себя ждать! Чайник к тому времени, когда Джейсонд заговорил, уже вскипел. И хорошо, иначе я бы обожглась, наливая воду после его слов.

— Значит, ты можешь контролировать сознание людей? — не стал увиливать Джейсонд, и его слова заставили меня, на миг оторваться от холодильника.

— Вы тоже?

Он удовлетворенно улыбнулся, потому что ему удалось вызвать удивление на моем, до сих пор бесстрастном лице.

— Да. Но ты продвинулась дальше меня, такого, что ты сделала с Кристин, у меня никогда не получалось.

Я отложила все в сторону и с отчаянием спросила:

— Что со мной? Я ненормальная?

Джейсонд удивленно закусил губу, насколько я поняла, чтобы не рассмеяться. Может смешливость у меня тоже от него? Что-то за Фионой я не помнила, чтобы она часто смеялась.

— Нормальнее любого кто был сегодня в этом доме. Но что с тобой или мной, я не могу сказать. Это началось в детстве и потом помогало мне всю мою жизнь. Такой же была моя бабушка. И она считала, что этот талант достался ей от ее предков креолов. Расскажу тебе то, что она некогда рассказала мне, а ей пересказали ее тетка или прабабка, но не думаю, что стоит в достоверности полагаться на ее рассказ.

Я взяла бутерброд, кружку с чаем и села напротив него и принялась слушать.

Джейсонд несколько минут собирался с мыслями, я в то время дула на горячий чай, об который уже успела обжечь язык. Поспешность тоже была среди прочих мох черт.

— Их семья жила в поселение недалеко от Нового Орлеана, и прабабка моей бабушки была в то время ребенком, когда в городе появились аристократы. Новая кровь, как их называли. Очень быстро для них построили дом, и они остались жить там, но семья прабабки, тоже аристократы не желали с ними общаться, на чем очень настаивала старая нянька негритянка, говоря, что они опасны и мертвы.

Она называла их нежитью. И родители прабабки были склонны ей поверить. Она описывала их как красивых, привораживающих людей, чьему шарму нельзя не податься, но к радости их семьи, та семья аристократов, ни с кем не сближалась. Из дома почти не выходила, если только в пасмурные дни. Не смотря на то, что они были обеспечены и привлекательны, они ни с кем не сближались.

Он перевел дыхание, и продолжил дальше, но есть я уже не могла. Я знала, о ком рассказывал мне Джейсонд. И была рада, что этого рассказа не слышит Калеб, потом он все равно узнает, увидев через мои воспоминания, и все же хорошо, что не будет присутствовать лично. Хотя вряд ли можно что-то утаить даже в таком большом доме от его ушей.

— Но прабабка подросла, и скоро влюбилась в одного из двух сыновей тех аристократов. И он отвечал ей взаимностью, хотя настаивал, что им нельзя общаться. Главным было то, как утверждает семейная легенда, что тот парень обладал какой-то способностью. Кажется, он мог усыплять людей, и чем больше с ним общалась прабабка, тем сильнее стала изменяться она.

Со временем у нее появилась способность проникать в чужие сознания. И один раз она проникла в его сознание. Она рассказала об этом сестре и сказала, что узнала о них страшную тайну, о которой не могла рассказать. И вообще никому не могла рассказать. Через несколько месяцев, семья аристократов бесследно исчезла. Прабабка горевала, ее насильно выдали замуж, но все равно прежней она уже не стала. У нее остался этот странный дар. Как говорила моя бабка, у той просто выработался странный иммунитет на породу тех людей.