Мне всегда хотелось рисовать, но именно когда рядом была Рейн, мое вдохновение будто бы возрастало, а значит и у нее было так же, но только рядом с…. нет, я не мог в это поверить. Рейн не могла. Просто не могла она воспринимать Прата как то иначе чем дядю!

… И вот исчезло и это воспоминание, я догадывалось, что это были просто отрывки, или самые наиболее памятные моменты, которые мог сейчас вызвать из своей памяти Калеб, но они мне многое объясняли. Практически все, как поведение самого Калеба, так и Прата.

— Он все врал.

Калеб смотрел уже на меня, и не отводил глаз, силясь понять, а не утаиваю ли я, какие-то чувства.

— Ты должен был понять, что ему нельзя верить. Это твердила я, отец, мама, так почему же ты поверил?

— А как можно было не поверить, ты так же как и я удачно играла ему на руку.

— Но теперь ты знаешь правду, и я надеюсь, больше ему не поверишь? Нужно научиться, не обращать на него внимания, и тогда он отстанет.

— Не все так просто, — прошептал он. — Хотя, могу пообещать, что не буду портить его славную мордашку.

Он рассмеялся. Крепко обнял мои плечи, укрывая от пронзительно ветра тут у края. Я на миг оторвалась о его груди, чтобы посмотреть вниз, и у меня захватило дух, от дна обрыва, что лежал так далеко, но я не стала возражать, а просто снова спрятала лицо у него на груди.

Его голос вновь обрел силу, молодость, и уверенность, все недоверия в самом себе отступили. Я могла бы сейчас обидеться, что он так просто поверил Прату, но понимала, как это будет в данный момент мелочно, когда Калеб пришел, наконец, в себя и его душу больше не разъедают отравленные ядом и ложью слова Прата.

Не помню, когда я так ожидала выходных — назревала поездка в Серые леса, и старшеклассники становились столь же нетерпимыми к науке, как и мы с Бет. Она чуть ли не дни в календаре зачеркивала, а я, как только осталось пережить еще один день, стала наоборот нервничать. Желудок скручивало будто бы в преддверье чего-то плохого. Но это было просто объяснить — для того, чтобы проконтролировать, не будет ли за нами в лесу кто-то следить, Прат и Грем должны будут за нами прогуляться.

Хорошо, что этого не знала Ева, она могла бы впасть в коматоз из-за внезапного появления своих кавалеров. Насколько я поняла из ее разговоров, теперь она избегала обоих, и вот это было очень странно, учитывая их пылкое… мгх… соединение с Гремом, после которого я очень надеялась, они будут вместе.

В Еве самым интересным было то, как иногда ее прорывало на разговор. Я слушала ее и диву давалась, словно мне открывался совершенно незнакомый человек. Хотя если учесть, то, что я видела между ней и Гремом, оно-то было и понятно — теперь Ева должна почувствовать себя старше.

И меня так и подмывало спросить, что она после всего этого думает, особенно если Грем стал не просто настойчив, а я бы даже сказала, просто агрессивен. Он почти преследовал Еву, и хорошо что этого еще не замечали в городе, наверное, потому что Грем все же был осторожен, а вот у нас дома он, не таясь, время от времени загонял ее то в угол, то куда-нибудь за гараж. Улавливая такое колебание воздуха, я понятное дело тут же смывалась, не желая стать ментальной очевидицей, очередного Евиного провала. С ним она была холодна, а вот с Пратом, так вообще почти не общалась. Я не совсем понимала, что за игру она затеяла, по крайней мере, они с Гремом разобрались в том, что нужны друг другу, когда они еще и сойдутся, я буду самой счастливой в этом маленьком мирке, нашего городка.

Конечно же подробностями того дня Ева со мной не поделилась (знала бы она, что я это все видела!), но рассказала, что лед между ними тронулся. Прат же считал, что это Грем уже тронулся, и Ева вместе с ним — еще бы, как она могла только отказаться от такого красавца как он. Я почти всю эту неделю с ним не говорила, впрочем, как и все в доме. Моими усилиями родителям стало известно о том, что делал Прат, и я подозревала, что скоро его точно накажут, а иначе и нельзя было назвать меры, которые родители должны были предпринять относительно него. Прат все еще не вырос из детского возраста, и поступать с ним нужно было соответствующе.

Он же не был удивлен, и даже пару дней в доме не было слышно его глупых сальных шуток, но Прат быстро отошел от сожалений — нас же с Калебом это больше не касалось. Пока что он был в поиске новых приключений, особенно когда понял, что и с Евой тоже ничего не выйдет.

Школа вдруг неожиданно стала интересным местом. Сеттервин, которая неожиданно возомнила себя королевой школы, действовала нам с Бет на нервы, и я уже довольно серьезно рассматривала варианты, что ей займется Прат, но сводить их ближе это было слишком жестоко даже для такой как она. Приходилось игнорировать подлые сплетни, которые снова начали ползти по школе. Единственным утешением было то, что Сеттервин клепала в день по новой сплетне и не только про нас, а про всех по чуть-чуть, и этому уже почти не удивлялись.

Но все равно на ланчах мне приходилось сдерживать Бет, особенно когда она грозилась заставить Сеттервин съесть упаковку от сока, а то и вылить ей этот сок для начала на голову. Я живописно представляла себе эту картину, и мне хотелось бы увидеть подобное вживую, но я знала, что об таких как Сеттервин марать свои руки себе дороже. Раз или два, я умышленно проникала в сознание Сеттервин, и вынимала перед ее мысленным взором постыдные моменты, и тогда та, чуть ли не с визгом убегала прочь. Это было жалкое зрелище, и я более не смела так поступать. Все-таки кто я такая, чтобы безнаказанно лазить по чужим сознаниям. Но наказание было — после таких вылазок оставалась головная боль.

Прат еще несколько дней решил посвятить тренировкам со мной, он рассказал мне о том, как проще всего общаться с другими ментально, но пробовала я это не на нем, а на всех остальных. Получалось хорошо, но головня боль оставалась самым верным сдерживающим средством от попыток развиться.

Мы с разгромным счетом обыграли Лутонскую команду девочек по волейболу, а также побывали на матче команды Теренса, против Лондонской школы. И кроме всего этого я усердно читала, и писала не только рецензии к тем книгам, что мне давала мисс Крат, но также писала на них краткие эссе, рассказики. Калеб с удовольствием перечитывал книги по моему списку, и нашел интересный способ помочь мне в подготовке, так как по каждой книге мисс Крат, делала для меня контрольную работу.

Его память была намного лучше моей, и потому он с особенной четкостью помнил разные детали, о которых и расспрашивал меня. Перечитав Хемингуэя, я взялась вновь за Моема, и к тому же с большим удовольствием — он был моим любимым автором. С ним было легче всего, так как я читала его летом, потом была Виржиния Вулф, и я впервые столкнулась с произведениями, которые не были так просты, как те, что я читала до этого.

Но и здесь Калеб не остался в стороне, он лучше понимал символизм ее произведений, так как было время, когда его мать, Патриция захватывалась ее романами.

Как и обещал, Калеб брал меня всю неделю на пленер, но к тому времени как мы попадали на природу, начинало темнеть, и свои рисунки я заканчивала уже в машине. Их то и рисунками назвать было сложно, так наброски, но Калеб подталкивал меня делать как можно больше таких набросков. Между нами больше не было Прата и его странных планов, и потому установилась гармония, такая, что была между нами на острове.

Близнецы активно принялись бегать по дому, Соня заговорила не хуже брата, и как я подозревала, не делала этого раньше просто из лени. Мое имя она говорила полностью, даже не глотая буквы, а вот имена остальных подлежали такому же сокращению, как и у Рики.