— Я просто случайно оказалась в доме… и не успела уйти… Ева выглядела такой…

— Невинной? …не опасной? — Калеб покачал головой, — Ты должна слушать, что говорю тебе я или другие. Я даже не знаю, почему она не взбесилась, когда Прат так огорошил ее. Зато это случилось, когда появился Грем. Ты вовремя уехала.

Я была действительно напугана, услышав это. Неужели Ева могла быть опасной? То невинное тихое сонное существо, имя которому Ева, которая до сих пор является моим другом, неожиданно взбесилась?

— И что случилось?

Легче было смотреть на окружающие меня деревья. Чем представлять перед своими глазами искаженное страхом и гневом лицо Евы, такое отчаянно красивое, что своей святой простотой напоминало грешность ее появления на свет во второй раз.

— В общем больше пострадал Прат, и сама Ева, потому что Грему и мне пришлось применить силу, удерживая ее.

— И как она?

Возможно, стоило спросить, как пострадал Прат, но в душе, я ликовала и радовалась, понимая, что с удовольствием и сама сделала бы подобное.

— Напугана. Не верит тому, что слышит… и хочет видеть тебя. Она все еще думает, что это какая-то плохая шутка. Но ночью у нее проснулась жажда, и, наверное, она почти верит, но не может смириться.

— И что я ей скажу? — я была шокирована такой перспективой, и растеряна, потому что понимала всю опасность, но ведь для Евы я оставалась все той же Рейн. Но как можно убедить кого-то, что он больше не человек? Как ей объяснить все, что случилось? И сказать, что больше ей не свидится с родителями, бабушкой и сестрой?

— Она что-нибудь помнит из случившегося в лесу?

Калеб покачал головой, и я с какой-то странной радостью отметила это движение, ведь он рядом. Мы вместе.

— Ее память почти пуста, она знает кто она, кто мы, но воспоминания, будут возвращаться отрывками, некоторые останутся четкими, другие и вовсе исчезнут. Ее мозг сам подскажет ей, что действительно нужно.

Я вспомнила о своих дневниках, и понадеялась, что когда-то они мне все же помогут.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Ну вот, Калеб был неуверен в том, причинил ли он мне боль, своей страстностью.

— Да. Ты не сделал мне больно. Это было ошеломляюще, но точно безболезненно.

Я не стала ему говорить о царапинах на спине, оставленных корой дерева. Это был бы лишний повод волноваться, и искать своей вины, или же причины не делать этого снова, чего я бы не хотела.

— Ошеломляюще… — повторил Калеб полушепотом, словно не веря, относиться ли это к его действиям.

— Может, поедем к тебе, я ужасно хочу есть, — я устало прислонилась к нему. Наконец-то организм дал о себе знать.

— Вот Грем обрадуется. — Калеб улыбнулся.

Мы поехали на разных машинах, но уже на подъезде к городу я жалела об этом — от переутомления и голода, да и неожиданного сближения с Калебом, я едва держала руль. Теперь у меня действительно все болело от незапланированной нагрузки, и то, что я не ела уже сутки, сказалось на моем самочувствии.

Я ехала и мечтала об огромной миске спагетти с мясным соусом и салатом из свежих овощей к ним, и просто громадной кружке горячего шоколада с фруктовым рогаликом. По мере того, как мы приближались к дому Калеба, я была на грани обморока, и все же еще смогла дойти до кухни и плюхнуться на стульчик, на большее меня не хватило.

Наверное, Калеб позвонил Грему, так как передо мной тут же появилась тарелка с желанными спагетти. Я ела их с таким удовольствием, что не сразу же поняла, как за столом кроме Калеба и Грема, оказалась Ева.

Она смотрела на меня внимательно так же, как смотрит Соня и Рики, когда видят для себя что-то новое.

— Это правда? — теперь же она посмотрела мне в глаза вполне осознано, и, когда я поняла, о чем говорит Ева, есть тут же перехотелось. У меня полностью пропал аппетит, когда я посмотрела в ее зеленые глаза и увидела их нереальный неправильный блеск.

— То, что ты вампир? Да, — я тяжело сглотнула, ее глаза заставляли меня нервничать. — Как и мои родители, Прат, Калеб, Грем, как и мой брат, Ричард, что приезжал, помнишь?

Ева отрицательно покачала головой, хотя по ее лицу невозможно было сказать, старалась ли она вообще вспомнить.

— Я вампир. Я буду убивать?

— Только животных, — снова вздох дался мне нелегко. Как я могла контролировать свой страх, чтобы она не обиделась, вдруг увидев его? — Моя семья не убивает людей. И как видишь, они живут обычной жизнью.

— Но как же… что я теперь такое? Как мне показаться в таком виде родителям? — Ева прикоснулась к своему лицу, такому идеальному, что невольно захватывало дух.

Сколько раз я представляла в своей голове то, что Ева может когда-то стать вампиром, но правда никогда не могла сравниться по ужасу с теми розовыми мечтами, что посещали мою эгоистичную голову.

— Этого делать нельзя, — в разговор мягко вмешался Грем, нагибаясь ближе к Еве, и я с облегчением выдохнула. — Они думают, что ты мертва. Все думают, что с тобой тогда случилась беда в лесу. Ты больше уже не та Ева, которую они знали.

Калеб сжал мою руку, но от этого полегчало не сразу. И все же я смогла подавить панику.

Мне было уже не так страшно, как в первые минуты, и все же это не значит, что я не боялась смотреть в ее глаза, и видеть эту мертвенную бледность, все еще напоминающую разводами под кожей мрамор, и от этого Ева выглядела куда более болезненно, чем мне хотелось видеть.

— И чем я теперь буду питаться?

— Тем, что я давал тебе вчера — напомнил Калеб, сохраняя невозмутимость, и я цеплялась за его спокойствие, чтобы удержать себя в руках.

— Кровью. Да, я вспомнила, — как-то отстраненно сказала она, а потом оживилась, отчего я даже дернулась.

— Никогда ничего не смогу съесть?! — Ева была до ужаса поражена, и я молчала, не зная, что ей ответить, потому что чувствовала за собой некоторую вину — это ведь я попросила Калеба таким способом спасти ей жизнь.

А вот Калеб не выглядел виноватым, скорее отрешенным.

— Не может такого быть! — и Ева принялась поглощать макароны из моей тарелки. Но она так же резко остановилась. Согнувшись резко пополам Ева, почти упала на пол, и ее стало рвать. Увидев ту черную субстанцию, перемешанную с макаронами я отвернулась. Грем же сочувственно присел возле нее, а потом помог снова сесть.

— Вообще-то мы можем, есть — это некоторое алиби создано нам природой, но немного и при этом у пищи почти нет вкуса, — тихо сказал он, смотря чтобы волосы Евы не упали ей на лицо.

— Тогда почему…? — Ева слабо кивнула на что-то желейного вида, застывающее на полу, и уже затвердевающее.

— Ты просто еще молода… и твой организм не таков как наш. Ведь ты еще не чувствуешь крови? И почти год не сможешь ее ощущать. Твое тело слабое, мысли, и индивидуальность спутаны — так называемый Переход от человека к вампиру. Ночами приходит боль, но зато ты лучше осознаешь себя, и появляется желание…

— Убивать, — тихо закончила за него Ева и несмело посмотрела на меня, — Прости, не стоило говорить этого при тебе.

Я уткнулась в ладони. Страх за Еву и беспомощность убивали. Особенно страшно было то, что с каждым днем в ней стирались черты той прежней Евы. Она становилась красивей, кожа ее бледнела, руки и ноги приобретали правильность и будто бы удлинялись. Ева становилась вампиром и в этом была моя вина.

Как глупо теперь было вспоминать, что я так хотела поехать тогда на прогулку со всеми, а особенно с Калебом.

— Да уж, не думаю, что это слишком меня обрадовало, — наконец изрекла я, — Но и не напугало. Поверь, иногда Прат изобретал странные способы, чтобы заставить меня ложиться спать, если я уж слишком привередничала.

— Не хочу даже спрашивать, — Ева побледнела. Я подозревала, что вызвано это воспоминаниями, о том, как Прат рассказал ей кто она.

Глухая ярость на Прата все же не должна была вылиться на этих трех людей… нет, существ, что я любила.