И вот он сидел рядом с нею у пульта ЭРМ — электронной решающей машины — и на ходу менял задачи, одну сложнее другой, а Нонна, робкая, мягкая, участливая, пробивала сотни перфорированных карт, чтобы после минутной работы машины Алексей с досадой воскликнул: «Опять не то!»

Пока он перечеркивал неудачную задачу и составлял новую, Нонна варила ему кофе, а если это случалось днем, ходила в буфет за пирожками или сосисками, что тоже было несвойственно ее характеру.

И опять они засиживались до глубокой ночи, а то и до утра: слишком много было задач, которые предстояло решить.

Сколько метров пробежит новорожденный анти-ро-мезон, прежде чем он аннигилирует? Как поставить сцинтилляционные счетчики, чтобы предполагаемый анти-ро-мезон не проскочил незамеченным? Каково должно быть искривление пути новорожденной частицы в отклоняющих магнитах, чтобы отобрать именно ее из тысячи других частиц?

А внизу, в «преисподней», Чудаков и Коваль, получив очередную порцию информации, настраивали все новые счетчики, фокусирующие магниты, фотообъективы, которые, по их мнению, могли уловить неизвестную частицу, распознать ее и проследить короткий путь. Алексей уже рассчитал этот путь: на двенадцати метрах этого пути выбитый из мишени анти-ро-мезон должен был трижды известить о своем появлении яркими вспышками в электронных устройствах, а затем взорваться в поставленной на его пути пузырьковой камере Чудакова, образовав новую «звезду», которая доказала бы его существование и смерть.

Все они, участники этой титанической работы, сами называли свой будущий опыт красивым. И действительно, ведь они не только предусмотрели, как он пройдет, но создали такую цепь доказательств, чтобы даже непосвященный человек мог увидеть всю короткую жизнь новой странной частицы, которая служила силой, разрушающей внутриядерные связи. Так они представляли назначение новой частицы в природе, тем более важным должно было стать их открытие, если… если оно состоится.

Опыт начали в субботу вечером, когда институт уже опустел. Остались только участники и, как положено, несколько любопытствующих. Среди любопытствующих Алексей увидел Михаила Борисовича, который в последние годы довольно редко спускался в «преисподнюю»; Крохмалева, едва ли горевшего участием к ним, создателям опыта; и Нонну… Вот уже ей-то было совсем ни к чему это ночное бдение. Свою работу вычислителя она закончила еще в пятницу и теперь могла бы отдохнуть, выспаться, уехать на дачу. А вот, поди ж ты, стоит возле ускорителя вместе со всеми, взволнованная, ни кровинки на лице, только ярко накрашенные губы выделяются и кажутся почти черными. Она словно перед судом, но ведь судить-то будут совсем не ее!

Чудаков в последний раз оглядывал критическим взором свои хитроумные ловушки и капканы, медленно проходя мимо ускорителя. Вот здесь, в этой камере, при помощи электрического разряда с атомов водорода сдерут электроны, и ядра атомов устремятся в трубу ускорителя. Вот здесь они попадут в магнитное поле и будут бешено вращаться по кольцу, пока не ударят в мишень и не выбьют из бериллиевого стерженька ро-мезоны и анти-ро-мезоны. Те, в свою очередь, помчатся в общем потоке, пока отклоняющие магниты не отделят анти-ро-мезоны от других частиц. После этого античастицы попадут в узкие дула металлических коллиматоров, а уж оттуда за стенку биологической защиты, прямо в пузырьковую камеру…

За Чудаковым молча шли его помощники и посторонние наблюдатели. Никто не задавал вопросов — тут все, кроме, может быть, Нонны, понимали, что опыт поставлен красиво, а удастся ли он, покажет эта ночь..

Вслед за наблюдателями бесшумно двигались инженеры, электрики, вакуумщики — весь обслуживающий персонал ускорителя. Это от них зависело, как будет протекать опыт. Не результат, а именно течение частиц, движение разъятой материи в металлическом чреве машины. И они озирали придирчивыми глазами весь будущий путь этих еще не рожденных частиц.

Но вот Чудаков оторвался наконец от своих ловушек, махнул с какой-то безнадежностью рукой — ничего, мол, больше не сделаешь! — и сказал:

— Пошли!

Все пошли в смотровой зал. Вахтер у выходных дверей тщательно пересчитал присутствующих и, хотя количество вошедших и вышедших совпало, включил колокол громкого боя. Он погремел гулко и грозно, предупреждая, что оставаться в зале ускорителя опасно. И тотчас над дверью, замкнувшейся на электрический замок, который снаружи нельзя будет открыть, пока не кончится работа ускорителя, вспыхнул красный сигнал.

Со столика, у которого стоял вахтер, все присутствовавшие разобрали свои часы и металлические предметы, оставленные перед входом в зал ускорителя, потом пошли по узкому подземному коридору в другое здание, где находился пульт управления. Здесь уже были включены телевизоры, и на них был виден машинный зал, ускоритель, магниты, камеры. Пока там все было спокойно, безжизненно.

Коваль встал у пульта, ожидая команды, и поглядывал на свои руки. Они дрожали от нервного напряжения, и Алексей подумал, что Валентин боится: а вдруг перепутает кнопки или нажмет какую-нибудь с такой силой, что сломает ее? Сам Алексей прислонился к стене, чувствуя, как у него подкашиваются ноги. Ничего удивительного в этом, пожалуй, не было: последние пять-шесть суток он спал урывками. Михаил Борисович и Крохмалев стояли за спиной Чудакова: оттуда они лучше видели экран телевизора, осциллографы и сцинтилляционные счетчики — все то, что придумали физики, чтобы увидеть невидимое.

Нонна отошла к группе инженеров, электриков, вакуумщиков. С ними она чувствовала себя свободнее.

Коваль взглянул на Чудакова. Тот решительно сказал:

— Включай!

Послышалось щелканье выключателей, потом на низких нотах запели электромоторы.

Ничего не происходило. На экранах телевизоров все оставалось по-прежнему. Но присутствующие знали, что в этот момент ядра водорода, освобожденные от электронов, «ободранные» электрическим разрядом, уже мчатся по кольцу ускорителя, пробивают мишень, а мириады рожденных в мишени частиц летят со скоростью, близкой к скорости света, разделяясь по тщательно отобранным каналам, один из которых предназначен для анти-ро-мезонов.

Все внимание было приковано к тому осциллографу, на экране которого должна появиться вспышка в момент аннигиляции анти-ро-мезона. На осциллографе все было тихо и тускло. Не щелкали счетчики, не вспыхивали люминесцентные трубки, пузырьковая камера Чудакова с окном из плексигласа тускло поблескивала — анти-ро-мезоны ничем не возвещали о своем появлении.

Группа молчаливых, притихших людей взглядывала то на экраны телевизоров, то на мерцающие осциллографы, которые показывали только мертвое спокойствие, то на создателей опыта, таких же мертвенно-спокойных. Текло лишь время, текла энергия, все так же мчались частицы, но ничто из того, что предсказывали эти люди, не происходило, и вот послышался чей-то замедленный вздох, кто-то переступил с ноги на ногу, кто-то кашлянул, а создатели опыта все пребывали в каменном оцепенении. То ли они знали что-то не известное никому, то ли просто переживали крушение надежд и боялись сознаться в своем просчете.

Текли минуты — пять, шесть, восемь… И каждый чувствовал, что готов крикнуть: «Да когда же?» — но властная молчаливость этих четырех человек пока еще сдерживала всех.

Молчание становилось непереносимым, и первым не выдержал Крохмалев, ехидно спросив:

— Где же ваши анти-ро-мезоны?

И в это мгновение перед глазами на голубом экране осциллографа вспыхнула короткая молния, и тотчас послышался резкий щелчок, будто выстрел над ухом. Чудаков, расправив узкие плечи, повернулся к Крохмалеву и сказал:

— Вот вам и анти-ро-мезоны, пожалуйста!

И Кроха, собиравшийся еще что-то сказать, так и замер с открытым ртом. Но никто из тех, к кому относилась его неоправдавшаяся насмешка, не ответил ему. Победители обычно бывают великодушны.

И сразу все зашевелились, заулыбались, и те, кто только что готов был побить камнями этих лжепророков, закричали о том, как они были уверены в успехе, кто-то поздравлял Алексея, кто-то целовал Коваля, кто-то вдруг вытащил неизвестно откуда букет цветов и вручил его Нонне, а другой почитатель уверял, что у него есть способ проникнуть в ресторан «Кристалл», хотя стрелки на стенных часах уже сомкнулись на двенадцати и ясно было, что ни в какой ресторан их не пустят…