К чему я это сообщаю? А к тому, что цивилизация, с которой мы имеем дело, накопила свой опыт на протяжении не менее миллиона лет. Более того — нас в эту цивилизацию уже приняли, не спросив, правда, согласия, — на этом парень остановился и, повернувшись к подруге, спросил: — Нин! Ты, может, добавишь чего?
— Нет, Федь. Чётко воспринятые факты ты изложил полностью. Остальное — или догадки, или лирика, или знают и без нас.
— То есть фермики готовы к диалогу? — «перевёл» на свой язык Серджио Моретти.
— Не спрашивай нас так сложно, — ухмыльнулся Нах-Нах. — В Термитнике, что в пятнадцати километрах от Ремнёво, живут четыре разумных инсекта, способных вести с нами диалог. Обращаться к остальным я бы не рекомендовал, хотя за более чем месяц ни один человек не был ни съеден, ни даже травмирован этими созданиями. Поведение их вообще указывает на полученную сверху, от Царицы, установку к сотрудничеству.
Из личного опыта общения добавлю — они ничего не скрывают. А мы понимаем, как работает созданная ими система энергоснабжения и вентиляции школы, только в самом общем виде. Крупными, так сказать, мазками.
Ещё хочу предупредить — нам сделали большой шаг навстречу. Но не воспринимайте инопланетян ни как золотую рыбку, ни как коварных монстров — они, как и мы, нуждаются в простом человеческом общении. Хотя, какие темы им интересны… наверное, каждому какая-то своя?
* * *
Майор запаса, завуч небольшого провинциального интерната, а ныне директор того же интерната, волей судьбы нежданно-негаданно заброшенного на Прерию, Егор Олегович Добронравов находился в состоянии, близком к панике. Чего не допускал даже в самые тяжелые моменты своей полной приключений жизни.
Что далеко ходить — недавнее переселение на Прерию с Земли — испытание, к которому ни в одной армии мира не готовят. А он не растерялся — прошел с воспитанниками по инопланетному порталу. Помог им… хотя бы своим спокойным и уверенным видом, сохранить присутствие духа, среди носящихся вокруг гигантских насекомых, словно вылезших из шедевра кинематографа прошлого века под названием «Чужие». Ничто не заставило его потерять самообладание настолько, чтобы поддаться панике.
И теперь он абсолютно не знал, что делать со свалившейся на него на старости лет бедой.
Беда эта имела имя, прозвище, вполне аппетитные формы, бесхитростный прямой взгляд и любовь к нетривиальным высказываниям. А также невероятную скромность, деликатность и душевность, скрываемые под грубоватыми манерами.
Беда была новым учителем его школы, преподавателем основ ходьбы по Прерии — науки, как выяснилось, непростой и остро необходимой его питомцам. Да и ему самому — что тут скрывать?
* * *
Он замер в первое же мгновение, увидев, как запросто она ввалилась в его кабинет, остановившись рядом. Совсем близко. И воспоминания юности, коим уже больше четверти века, казалось бы, полностью похороненные где-то на дне души, всплыли, причинив короткую, но такую ощутимую боль в сердце. А что — седина в бороду — бес в ребро — известная же поговорка. И милая Натали, со смехом отказавшая безусому лейтенанту, разбив навсегда его сердце — тут вовсе не причём. Да и не похожа была Стебелёк на подругу юности. Та манила, словно поддразнивая, а эта… тут что-то другое, абсолютно другое, непонятное, необычное… притягивающее неимоверно.
Фёкла — нелепое старинное имя странным образом как нельзя лучше подходило этой юной прерианке. Что тогда говорил — и не припомнить, ерунду по сути, что-то дежурное — на любой случай. Ещё не до конца понимая, что эта девушка разбудила в душе нечто, казавшееся уже много лет абсолютно недоступным.
Досада на себя, твердые принципы, вторжение шефа безопасности, немыслимые события с появлением опального генерала с Земли — все отодвинулось куда-то на задний план. Действуя автоматически, Егор просто дождался естественного завершения неизбежных событий и всех разогнал.
* * *
Привыкший за много лет к влюбленностям старшеклассниц, Егор Олегович уже давно выработал идеальную стратегию для пресечения каких-либо поползновений слабого пола на его скромную персону. Работала эта система безотказно, даже по отношению молоденьким коллегам-учителям, время от времени залетавшим в интернат и быстро исчезавшим с невнятными объяснениями. Трудно их за это упрекать — денег тут больших не заработаешь, а бука-завуч отверг, даже не поняв, какое счастье они готовы были вручить в его обветренные загрубелые руки.
Промучившись бессонницей почти до утра, новый директор новой прерианской школы просто решил, что ему всё привиделось на фоне изменения условий существования. А как иначе — мало ли что покажется, когда вокруг кипят такие страсти? И, если серьёзно, молода для него эта девушка, хотя тут, на диких просторах под небесным светилом по имени Гаучо, похоже, все детки рано взрослеют.
И положа руку на сердце, трудно было бы найти более подходящее место для его питомцев с неопределенной судьбой и неутешительным будущем. Теперь для них это будущее расцвело всеми красками жизни. Так расцвело, что становилось не по себе — не сыр ли им протянули добрые тараканы? Тот самый, с аппетитными дырочками, что кладут в мышеловку.
Впрочем, не о том речь. Нашлось не менее десятка причин, почему он был должен запихнуть свои эмоции известно куда. И продолжать жить дальше, твердой рукой и недрогнувшим сердцем управляя жизнью школы. Узнать, что у этой девушки в голове, о чём грезит и чем дышит — пока никакой возможности не представлялось. А переживания по поводу её появления — отнюдь неблагородные и недушевные — убрать.
С тем и уснул.
* * *
С какой радостью он видел на следующее утро, что минутная… ладно — многочасовая слабость ушла безвозвратно. Директор до вечера не встречал молодую преподавательницу даже в столовой — оно и понятно, проблем свалилось выше крыши, на то, чтобы поесть вместе со всеми просто не было времени. И вот ведь счастье — не испытывал никакого желания её увидеть. Абсолютно. И не сказать, чтобы избегал. Было немножко даже жаль почудившегося чувства, а на смутное беспокойство, копошившееся где-то очень глубоко в безднах подсознания, он решительно махнул рукой.
И следующую ночь спал прекрасно — несмотря на все школьные, детские и воспитательско-учительские проблемы, которых немало свалились на него неподъемным грузом. Выспался отлично. Даже поднялся, как на старушке Земле в пять утра. Бодрым и готовым к новому дню, чего бы он ни принес. Пробежка вокруг почти готового стадиона, вместо купания в реке — бассейн, абсолютно безлюдный в этот предрассветный час. А потом ему навстречу попалась она — чуть не врезалась, вылетая на крыльцо дома-школы.
Посторонился, кивнул, отвечая на какую-то смущенную улыбку. Сердце взвыло, мозг холодно усмехнулся, а в душе проснулась бессильная тоска, выжегшая прямо по живому огненными буквами одно слово: НЕЛЬЗЯ!
Уговаривая себя, что это просто похоть, глупости и банальная реакция на стресс (понять бы какой?), до своего кабинета добрался почти больным. Так показалось. Впрочем, уже спустя полчаса заботы, никуда не пожелавшие деться, заставили забыть это досадное обстоятельство, закрутив в суете срочных решений, уроков, да и просто в улаживании разных конфликтов и ЧП. В школе без них никак — и это нормально, привычно, даже правильно.
Неправильно другое — Егор Добронравов позволил себе непозволительную роскошь — влечение к женщине.
Ведь дать ей он ничего не может — ни семьи, ни нормального дома. И абсолютно не уверен в степени её, так сказать, самоосознания. И оно ему надо?
Запретить себе думать об этой глупости оказалось несложно, труднее выбить из головы навязчивый мотивчик. Старая песенка прочно обосновалась под черепом в виде какой-то знакомой мелодии без слов. Точнее просто обрывок этой мелодии. Фрагмент. Он даже не раздражал, просто под его звучание как-то легче не думать, о чем не следует. Только в конце дня, решив вспомнить слова песни, схватился за голову: