– Уничтожить его, – приказал Салливан своим бойцам, следовавшим за сержантом, образуя мощный кулак, способный пробить любую оборону. – Огонь из гранатометов! Лопес, вперед! Осторожнее!

Десантник, забросив за спину штурмовую винтовку, и вскинув на плечо пластиковую трубу гранатомета-"базуки", бросился к танку, стальному чудовищу, зло плевавшемуся брызгами огня. Суета одного человека не могла привлечь к себе внимание экипажа, имевшего достаточно целей перед собой. Рядовой Лопес, пригибаясь к земле, сбоку обошел грозно надвигавшийся танк, по броне которого стучали выпущенные в упор пули. Джеймс Салливан видел, как десантник опустился на колено, замер на мгновение, и тотчас из раструба вырвался сгусток огня – кумулятивная граната, ударившая точно под башню танка. Вспыхнуло так ярко, что стало больно глазам, а когда зрение восстановилось, сержант увидел, что сорванная взрывом башня лежит в нескольких метрах от охваченного огнем танка.

– Отлично, Лопес, – довольно оскалился Салливан. – Прекрасный выстрел!

Укрываясь за бронемашинами, русские продолжали отстреливаться, удерживая десантников на расстоянии. Их "Калашниковы" словно провели невидимую черту, переступить которую живым было невозможно.

– Вперед, вперед, – подгонял своих бойцов командир роты, во что бы то ни стало намеревавшийся захватить вражеский штаб. – Не останавливаться!

А сержанту Салливану сегодня везло. Его отделение понесло, кажется, наименьшие потери за все время операции в Грозном, и теперь именно он увидел группу русских, бежавших от штаба к одному из бронетранспортеров. Несколько солдат в касках, тяжелых бронежилетах, выставив во все стороны стволы своих АК-74, стеной окружили кого-то, кажется, вовсе не вооруженного, словно были готовы своими собственными телами ловить предназначавшиеся тому пули.

– Парни, кажется, это крупная рыба, – усмехнулся сержант, указав на привлекшую его внимание группы вражеских солдат. – Эти русские кого-то прикрывают. Попробуем взять их живыми! Вперед!

Противник почти добрался до цели – бежавшие первыми русские уже карабкались на бронемашину, ныряя в узкие проемы люков, когда в спины им ударили меткие очереди американских десантников. Среди бросившихся врассыпную вражеских солдат сержант Салливан увидел крупного мужчину, чересчур плотно сложенного мужчину, вокруг которого теснились все остальные. И тот, словно почувствовав взгляд сержанта, вскинул короткий автомат.

У генерала Бурова голова шла кругом от сыпавшихся каждый миг донесений. Казалось, противник одновременно находится повсюду. Не было смысла думать о том, чтобы добить занявших оборону на аэродроме американских десантников – теперь оставалось только думать о том, как бы уцелеть самим. Вертолеты устроили настоящую блокаду терминала аэропорта, точными пусками ракет пресекая всякую попытку прорваться туда. Сергей Буров промедлил совсем немного, не решаясь отдать приказ танкам отступить, и поплатился – десять боевых машин так и остались на летном поле, сожженные противником, а те, кто уцелел, отошли, не дожидаясь приказа, и ругать их за это генерал не имел никакого права.

– Товарищ командующий, противник обнаружен в районе Театральной площади, – сообщил офицер связи, сквозь шквал помех ухитрявшийся принимать радиограммы. – Силами до роты движется на северо-восток!

– Господи, они, что, везде? Как будто янки доставили сюда не бригаду, а целый корпус разом!

Генерал чувствовал, что теряет контроль. Происходило слишком много событий, чтобы обдумывать каждое из них, к тому же Буров просто устал, а рана в бедре добавляла проблем. Чтобы забыть о ней, приходилось вкалывать промедол, шприц за шприцем, и сознание командующего уже опасно замутилось, грозя дать сбой в самый ответственный момент. А противник не мешкал, и бои кипели уже по всему городу, точнее, не бои, а стремительные стычки, чаще заканчивавшиеся победой противника, реже, когда защитники Грозного находились на хороших позициях, и при них имелся хотя бы один танк – разгромом вражеских десантников. А те, будто совсем не считаясь с потерями, тотчас атаковали в другом месте.

– Направить в район Театральной площади находящиеся в этом районе подразделения, – приказал Буров. – Кто там у нас есть? И придайте для усиления танковый взвод! Мы и так пропустили янки за Сунжу, нужно попытаться отбросить их назад, черт возьми!

Офицер, торопливо козырнув, развернулся и сделал два шага к выходу, прежде, чем ворвавшаяся в помещение ударная волна бросила его назад. грохот взрыва ударил по ушам, зазвенели стекла, кто-то закричал, все вокруг наполнилось дымом с кислым запахом сгоревшего пороха, а затем по стенам и потолку с визгом ударили прилетевшие снаружи пули.

Оглушенный генерал, на ноги которому повалилось тело безжизненное его офицера, пытался подняться, неловко орудуя локтями. Он, словно со стороны, видел, как в комнату вбежали двое, один из которых тотчас метнулся к окну, выставив наружу ствол автомата, и открыл огонь куда-то в темноту. Второй солдат торопливо подбежал к командующему, помогая тому встать на ноги.

– Что происходит? Опять бомбежка?

– Американцы, товарищ генерал-полковник, – ответил срывающимся от волнения голосом незнакомый солдат. – Они уже здесь! Они атакуют штаб!

Звуки боя становились все громче, поблизости разом вели огонь из десятков стволов самых разных калибров, хлопали гранаты, звучали крики. Буров, стараясь не ступать на раненую ногу, выбрался из своего "кабинета", опираясь на плечо солдата, а навстречу им уже бежали другие бойцы, на ходу вставлявшие магазины и лязгавшие затворами автоматов.

– Оружие, – потребовал генерал. – Дайте оружие!

Оружия вокруг хватало, смертоносного железа здесь было даже больше, чем тех, кто мог им пользоваться. Кто-то тотчас услужливо протянул командующему компактный АКС-74У. почувствовав в ладони рифленую рукоятку, ощутив тяжесть автомата, Сергей Буров словно протрезвел. Сознание вдруг стало чистым, думалось легко, и нужные решения появлялись практически мгновенно.

Командующий немного позабытым – по долгу службы главным оружием его давно уже стал обычный карандаш – передернул затвор, отжимая вниз флажок предохранителя. Он видел, как солдаты, встав у оконных проемов, стреляют по мелькавшим снаружи едва различимым фигурам, все ближе подбиравшимся к стенам штаба. Они тенями метались во мраке, падали, порой вновь вставали, продолжая движение, порой так и оставались лежать на асфальте, раскинув руки.

– Черт возьми, мы в окружении! Уходим отсюда, – приказал Буров. – Покинуть штаб!

Противник атаковал с неожиданной яростью, рвался вперед, невзирая на потери, и командующий понял, что двух взводов, оставленных для охраны штаба, не хватит для того, чтобы отбить эту атаку. Уже горели, освещая прилегающую к самому штабу территорию, несколько штабных машин и бронетранспортеров, отчасти облегчив задачу защитникам тем, что подсвечивали поле боя, позволяя вести точный огонь.

Окруженный несколькими солдатами и офицерами штаба, зачастую вооруженными только табельными пистолетами ПМ, Буров бежал прочь из превратившегося в западню здания. Генерал видел, как пулеметчик, упирая в подоконник сошки своего ПКМ, увлеченно расстреливал кого-то снаружи, молотя длинными очередями. Солдат стоял уже в целой куче стреляных гильз, со звоном сыпавшихся ему под ноги. За стеной что-то грохнуло, и ворвавшиеся в проем осколки гранаты, чудом не угодившей в окно, впились бойцу в лицо. Пулеметчик отскочил, пронзительно закричав и прижав ладони к глазам.

– Бегом, прочь отсюда, – торопил Буров, вокруг которого уже собралось человек двадцать.

Они выскочили на крыльцо в тот миг, когда с грохотом взорвался танк, самая большая надежда, последний, и наиболее весомый козырь генерала, долго сомневавшегося, прежде чем оставил боевую машину при штабе. И теперь Т-62М, развороченный изнутри взрывом боекомплекта, ярко горел, и в отсветах пламени были видны фигуры людей, замыкавших кольцо вокруг штаба.