Прежде, чем ушедшие в ночь группы минеров доложили о выполнении задачи, прошло немало времени, и немало седых волос прибавилось у командира инженерной роты, приданной аэромобильной бригаде. И лишь убедившись, что все его бойцы вернулись, офицер решился доложить о выполнении приказа своему командиру.

– Полковник, сэр, – вытянувшись по стойке смирно, командир роты негромко – обманчивое спокойствие ночи само заставляло быть тихим и неприметным – сообщил. – Сэр, минные заграждения установлены. Мы выставили более двухсот противотанковых мин на наиболее вероятных направлениях атаки русских. Полагаю, это задержит их и охладит их пыл, сэр.

Это лишь продлит нашу агонию, капитан. Но, конечно, вы и ваши люди отлично поработали, – спохватившись, поблагодарил офицера командир бригады. – Вы прекрасно знаете свое дело, я рад, что мне выпало служить с вами.

Полковник Макгуайр с тревогой взглянул в предрассветный сумрак, а потом инстинктивным движением коснулся нагрудных карманов своего бронежилета. Всего три магазина, и еще один – в его карабине М4А1. Сто двадцать патронов, две сорокамиллиметровые осколочные гранаты для подствольного М203GL, да еще три ручные гранаты М26 – вот и все, что командир батальона, принявший на себя руководство обороной остатков высадившейся в Грозном десантной бригады мог противопоставить собиравшимся для атаки русским. И это еще не самое худшее – все же Макугайру, как офицеру, были положенные кое-какие "бонусы", так что остальные бойцы довольствовались подчас вдвое меньшим боекомплектом. И никто здесь уже всерьез не рассчитывал, что им удастся живыми выбраться из этой западни, в которую они явились сами.

В том, что русские вот-вот ударят, сам Эндрю Макгуайр не сомневался ни на секунду. Об этом говорило не просто его чутье опытного солдата, прошедшего не одно сражение, но и доносившийся из-за ближайших домов рев танковых дизелей. Порой рык становился нестерпимо громким, заглушая все прочие звуки, и тогда занявшие оборону десантники крепче впивались в рукоятки своих винтовок, готовые пустить оружие в дело немедленно. Каждый был готов сражаться до конца, ведь отступать было попросту некуда.

Казалось, еще несколько секунд – и сумрак озарится вспышками выстрелов, земля вновь вздрогнет от грянувших взрывов, воздух застонет под ударами свинца, а из тьмы на позиции десантников движется сметающая все на своем пути лавина русских танков, прокладывающих путь своей пехоте, которой только и останется, что добивать раненых. Но там, по другую сторону фронта, что-то происходило, звук мотов угасал, сходя на нет, и бойцы вновь расслаблялись, копя силы для последней схватки.

– Черт, пусть бы скорее ударили, – зло произнес сержант, поверх ствола штурмовой винтовки М16А2 вглядывавшийся в сумрак, из которого вновь пришел многоголосый рык мощных моторов. – Ждать нет сил! Будь я проклят, что же там творится?

Грозный рев перемещался вдоль линии обороны, порой возникая разом в нескольких местах. Десантники, позиции которых расположились вдоль летного поля, пытались увидеть что-то, но могли лишь гадать, что же именно готовит им противник. Никто не испытывал сомнений лишь в одном – русские и не думали отступать, и это было вполне оправданно.

– Они ударят, непременно ударят, – усмехаясь ответил полковник сержанту, взволнованному столь сильно, что по лицу градом стекал пот. – Русские должны были стянуть сюда достаточно сил. Там полно тяжелой техники, так что ждать дальше нет смысла. Противник атакует, и мы встретим его огнем из всех стволов, сынок!

– Нас просто сомнут, – стараясь сдержать истерические нотки в голосе, воскликнул сержант. – Раздавят, даже не заметив! Винтовки против танков – разве это не смешно! Ведь мы же обречены, полковник, верно? Нас бросили здесь подыхать, забыли!

– Возьми себя в руки, черт побери, – раздраженно рявкнул в ответ полковник Макгуайр. – Ты солдат, и тебя еще никто не освобождал от присяги! Не будь трусливой бабой, и если уж суждено погибнуть, умри, как мужчина!

Эндрю Макгуайр точно знал, что танки и бронемашины Третьего бронекавалерийского полка, на появление которого так надеялись десантники, сейчас уже продвинулись далеко на север от столицы Чечни. Там, наверное, уже кипел бой, русские и американские танкисты сходились в дуэлях, состязаясь в меткости и хладнокровии. И потому оставшимся здесь бойцам предстояло надеяться только на свои силы да на помощь авиации, которая как раз куда-то подевалась.

– Мы уже раз отбросили назад этих ублюдков, – произнес полковник, взглянув в глаза понемногу приходящего в чувства бойца. – Смотри, парень, там, на летном поле, стоят русские танки. Танки, которые сожгли наши парни, черт возьми! И если эти выродки сунутся еще раз, мы снова разделаем их к чертовой матери. Они так хотят хоронить своих товарищей? Что ж, мы обеспечим работой всех гробовщиков этого долбанного города, будь я проклят! У нас есть, чем встретить атаку хоть целой дивизии русских, так что утри сопли и готовься к бою, сынок!

Полковник не кривил душой, говоря о готовности дать достойный отпор врагу. За минувшую ночь десантники постарались на славу, укрепив свои позиции, как это только было возможно при отсутствии даже самого необходимого. Все патроны без остатка были распределены между бойцами, не оставлявшими занятый ими рубеж ни на мгновение. По два-три магазина, порой всего лишь по одной гранате на каждого – с таким арсеналом солдаты и офицеры Сто первой воздушно-штурмовой дивизии готовились встретить русские танки.

Осмотревшись, полковник Макгуайр убедился, что все его бойцы по-прежнему находятся на своих позициях, готовые огнем в упор встретить затаившегося неподалеку врага. По периметру летного поля, изрытого оспинами воронок, протянулись приземистые брустверы из осколков бетона и битого кирпича, из-за которых уставились во тьму увенчанные цилиндрическими пламегасителями стволы единых пулеметов М240С калибра 7,62 миллиметра или болел легких 5,56-миллиметровых ручных М249 SAW. Обслуга пулеметов с содроганием пересчитывала оставшиеся в лентах патроны, которых порой не набралось бы и по сотне на ствол. Кое-кто из десантников не поленился даже отрыть себе неглубокие окопы там, где под сорванным взрывами бетонным покрытием обнажилась мягкая земля, и их товарищи теперь шутили что-то насчет загодя выкопанных могил, чтобы русским было меньше хлопот потом, после этого боя.

Из-за спин десантников, пытавшихся закопаться поглубже в землю, чтобы за них это не сделал – потом, когда смолкнет оружие – противник, тупо пялились в небо черными провалами жерл минометы, тоже окруженные брустверами из всего, что попадалось под руку их расчетам, за исключением, разве что, трупов, которых повсюду хватало с избытком.

– Полковник, сэр, нашим парням не стоит рассчитывать на артиллерийскую поддержку, – сообщил Макгуайру командир минометного взвода. – У нас осталось всего два М29А1, и еще по одному М252 в каждой роте, но боеприпасов почти нет. Сможем остановить противника всего на десяток минут, но и только!

Эта новость едва ли могла обрадовать командира батальона, но Эндрю Макгуайр давно уже смирился с будущим, казавшимся сейчас совершенно неизбежным. Русские танки в той первой атаке, когда оборона не была прорвана не иначе, милостью Божьей, основательно проутюжили позиции десантников, просто раздавив немало минометов. На всю бригаду, теснившуюся на летном поле, оставалось не больше полудюжины тяжелых минометов М29А1 калибром восемьдесят один миллиметр, да вдвое больше шестидесятимиллиметровых ротных минометов М224, равномерно распределенных по всей линии обороны. Сейчас, когда тяжелое оружие практически отсутствовало, и четырехфунтовые мины были неплохим подспорьем для оборонявшихся.

Рядом с минометчиками готовились принять бой и расчеты противотанковых ракетных комплексов "Джейвелин", на каждый из которых приходилось не больше пары управляемых ракет, запакованных, точно консервированная кукуруза, в углепластиковые трубы транспортно-пусковых контейнеров. Первая победа далась дорогой ценой, и большая часть боезапаса была израсходована раньше, чтобы остановить удар русских танков. Это вполне получилось тогда, но на то, что удастся повторить успех вновь, никто не надеялся.