– Есть поражение, – с радостью закричал оператор радара пусковой установки "Тор-М1". – Первая цель поражена!
Одна из авиабомб взорвалась в воздухе, сраженная прямым попаданием зенитной ракеты, но две другие, опираясь на короткие плоскости стабилизаторов, умчались дальше. Снизившись до двух десятков метров, боеприпасы, представлявшие собой, по сути, топливные баки, выбросили облако аэрозоли, накрывшее голову колонны танкового батальона. Сверху вслед за ними отвесно пикировали зенитные ракеты, но лихорадочные попытки отразить атаку уже ничего не могли изменить.
Бронемашины, мчавшиеся на предельной скорости, безжалостно расходуя моторесурс, на полном ходу зарывались в аэрозольное облако. Жидкая взрывчатка сдетонировала одновременно во всех точках заполненного ею объема, выжигая атмосферный кислород и создавая нечто, весьма напоминавшее вакуум. Ударная волна, расходясь кольцом, с легкостью переворачивала сорокашеститонные танки, отрывая их от земли, сминая прочную броню, точно тонкую бумагу, сметая все на своем пути. А в эпицентре взрыва, там, где бушевало беспощадное пламя, образовалась область пониженного давления – плотность воздуха, в котором в одно мгновение сгорел весь кислород, уменьшилась, и туда, к центру, заполняя возникшую пустоту, устремилась сходящаяся концентрическая воздушная волна, уничтожая все, что случайно могло уцелеть в первые секунды.
Ночной марш был испытанием для механиков-водителей, да и для всех экипажей боевых машин не меньшим, чем настоящий бой. В темноте, почти полностью лишенные связи с вышестоящими штабами и соседними подразделениями, лишенные данных разведки, батальоны, действуя вслепую, по наитию, продвигались к позициям противника, чтобы дать последний бой.
Ориентируясь лишь по приборам, постоянно рискуя врезаться во впередиидущую машину – фары в целях маскировки не включали, а заменить обычные приборы наблюдения приборами ночного видения ТВН-5 просто не успели – водители танков вели свои "боевые колесницы" буквально в неизвестность, не думая о том, чтобы остановиться или повернуть назад, спасая свои жизни. Все, что мог полковник Белявский, не покидавший нутра командно-штабной бронемашины БМП-1КШ, – указать направление, и молиться затем, чтобы не попасть в засаду, чтобы командиры и наводчики танков первыми обнаружили врага, обрушив на него град снарядов.
– Товарищ командир, с пункта управления зенитным дивизионом докладывают о приближении авиации противника. – В голосе радиста звучали нотки испуга. – Группа самолетов приближается на большой высоте. Возможно, это бомбардировщики.
– Воздух! Все средства противовоздушной обороны полка – в боевую готовность!
Получив приказ, три уцелевшие зенитные ракетно-пушечные установки "Тунгуска-М", пополнившие боекомплект с транспортно-заряжающих машин, и вновь готовые к бою, выдвинулись в первую линию, готовые встретить атаку противника залпами автоматических пушек и точными ударами управляемых ракет "земля-воздух", но пока враг был слишком далеко, чтобы хоть как-то повредить ему. И точно так же, в бессильном ожидании, готовили к бою свои "Иглы" расчеты переносных зенитно-ракетных комплексов.
Под броню БМП-1КШ, в тесноту десантного отсека, превращенного в настоящий командирский блиндаж на гусеницах, почти не проникали звуки извне. Меж стальных переборок метался рев дизельного двигателя бронемашины, продвигавшейся к цели в центре боевых порядков полка, следом за танковыми батальонами, утюжившими степь. Полковник Белявский и сопровождавшие его офицеры не слышали мерного гула турбовинтовых двигателей "Локхидов", как не слышали и стон воздуха, разрываемого стабилизаторами бомб, стремившихся к указанной точке на степной равнине, там, где предстояло оказаться танковым колоннам полка. О начале атаки возвестил свет, нестерпимо яркая вспышка, ударившая по глазам механика-водителя, проникая сквозь забранную триплексом щель прибора наблюдения. А затем под ногами офицеров содрогнулась земля, выгнулся дугой пол десантного отсека, так что броня заскрежетала, едва не расходясь по швам.
– А, черт! – водитель командно-штабной машины, выпустив рычаги управления, вскинул руки к глазам, и было видно, как сквозь пальцы по щекам градом катятся слезы.
– Что за хрень? Какого дьявола?!
Николай Белявский почувствовал, как бронемашина отовралась от земли, вопреки всем законам физики подпрыгнув не меньше чем на полметра, и потом с размаху грохнувшись обратно, так, что в ушах зазвенело от удара, а перед глазами заметались яркие пятна. Находившиеся рядом люди опадали на пол, на них сверху посыпались карты, карандаши, разложенные на откидном столике.
– Мы подорвались на мине, – прохрипел подполковник Смолин, с трудом поднимаясь на четвереньках. – Мы горим!
– Отставить, подполковник! Без паники!
Казалось, по стальной коробке бронемашины с размаху ударил тяжелой дубиной разъяренный великан. Полковник Белявский понял, что чувствует человек, оказавшийся внутри церковного колокола, но колокольный звон хотя бы считается целебным, а здесь все оказалось ровно наоборот.
– Вперед, – приказал полковник, окликая водителя. – Сержант, я сказал, вперед!
– Я ничего не вижу! Я ослеп! О, господи!
– Твою мать! – раздражение в голосе Белявского сменилось священным страхом, когда он, прильнув к окулярам прибора наблюдения, увидел то, что происходило впереди. – Да что же это?!
Штабная машина как раз спускалась с гребня очередного холма, немного продвинувшись вниз по склону, и командир полка мог видеть все на несколько километров. Прямо по курсу в небеса вознесся огненный столб, вихрь, сотканный из пламени, увенчанного огненным шаром, походившим на шляпку гриба. Пульсировавшее пламя озаряло степь, рассеяв утренний сумрак, и Белявский увидел разбросанные вокруг танки, лежавшие кверху гусеницами, наставив куда-то в пустоту погнутые или попросту обломанные стволы орудий.
– Это атомная бомбардировка, – с ужасом произнес негромко, почти шепотом, словно вдруг испугался собственного голоса, подполковник Смолин, тоже выглянувший наружу. Заместитель командира полка уже чувствовал, как под броню БМП-1КШ проникают быстрые нейтроны, беспощадные гамма-частицы, необратимо разрушающие его организм. – Они сбросили на нас ядерную бомбу!
Пламя между тем стремительно угасало – взрывчатка выгорела, а танковая броня оказалась не по зубам обычному огню. Огненный гриб таял, и над порядками атакованного полка вновь смыкалась тьма, скрывая картину чудовищных разрушений.
– Глупости, – зло прорычал полковник. – Американцы еще не свихнулись настолько, чтобы взрывать ядерные заряды почти над собственными позициями. Это "вакуумная" бомба!
– О, черт! Там же, наверное, все погибли!
– Вперед, – снова приказал Белявский водителю, не обращая внимания на испуганные возгласы своего заместителя, внезапно утратившего выдержку. – Вперед, твою мать, или пристрелю!
Сержант, едва пришедший в себя, почти ничего не видевший, слышавший только звон и шум собственной крови, пульсировавшей под черепной коробкой, рванул рычаги, бросая штабную машину туда, где еще догорала степь. Маневрируя вслепую, каким-то шестым чувством определяя наличие препятствий на пути, сержант объезжал остановившиеся без приказа бронемашины, танки, грузовики, следуя туда, где распласталось по степи свежее пепелище.
Взводы, роты, батальоны останавливались, распахивались люки бронемашин, и бойцы, матерясь от ужаса, смотрели в одном направлении, видя чудовищно искореженную технику, уничтоженную ударной волной, перед которой не могла выстоять даже многослойная броня танков Т-90, еще недавно казавшихся едва ли не неуязвимыми. По порядкам наступавшего полка прокатилась волна судороги, заставляя сжиматься сердца и дрожать руки.
– Стой! – Полковник Белявский выпрыгнул из люка, и тотчас отовсюду на него нахлынул рев моторов, лязг металла и хор испуганно-злых голосов. Командир полка осмотрелся по сторонам, в ужасе выдохнув: – О, Господи!