Члены совета национальной безопасности не покидали стены Белого Дома уже больше суток, оставаясь рядом с президентом Мердоком, чтобы вместе принимать любые решения, а решать сейчас, когда на другом берегу Атлантического океана ни на миг не прекращались сражения, кипевшие на земле, в небесах, и на морских просторах, приходилось очень многое, и от времени, от каких-то секунд, зависели тысячи жизней. Не было на Капитолии только главы военного ведомства, но линия спутниковой связи надежно соединяла Пентагон, где министр Джермейн находился вместе с главой Комитета начальников штабов, с резиденцией главы государства. Именно поэтому план Элайджи Хоупа, стал сразу известен всем, кому вообще было положено знать об этом.
– Вы там совсем рехнулись? – Президент не стал сдерживать эмоции, с трудом дослушав емкую и экспрессивную речь генерала Камински. – Вы понимаете, что это значит? Ведь мы именно этого стремились избежать еще, когда планировали операцию "Доблестный удар"!
Спутник, паривший на геостационарной орбите, надежно связал берега Атлантики, разные полушария планеты, и, казалось, что командующий Десятой легкой пехотной дивизией находится не за тысячи миль от Вашингтона, а здесь, рядом, в одной комнате с самим президентом. Этот эффект присутствия не нарушала ни задержка изображения, ни даже обыкновенные помехи в вечно возмущенном электромагнитном поле Земли.
– Ядерный удар по русским частям – единственный способ остановить их контрнаступление без чрезмерных потерь, – настойчиво произнес в ответ Мэтью Камински, которого не остановила отповедь главы государства. У генерала была своя правда, и ее он намеревался отстаивать до последнего. – Обстановка на южном направлении крайне опасная. Соотношение сил, даже с поправкой на наше абсолютное господство в воздухе, не оставляет никаких надежд для тех, кому предстоит сражаться, стоя обеими ногами на земле. Против ста двадцати "Абрамсов" генерала Хоупа русские двинули шестьсот своих танков. Такую лавину одними пушками не остановить! Я настаиваю на применении ядерного оружия немедленно, господин президент!
Все, кто слышал эти слова, отнеслись к ним по-разному. Энтони Флипс, вся дипломатия которого оказалась выброшена на свалку, едва над Россией разорвалась первая бомба, просто выругался вполголоса. Николас Крамер поперхнулся, и еще долго не мог прочистить горло. Глава АНБ словно впал в ступор, застыв на краешке кресла, и лицо его, вмиг окаменев, превратилось в маску какого-то древнего истукана. И только глава администрации президента внешне оставался вполне спокойным, хотя бы внешне, чего никак нельзя было сказать о его шефе, не скупившемся на крепкие выражения.
– Ваша позиция мне предельно ясна, генерал, – сухо, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы глава государства. – А что можете сказать вы, Эндрю, – президент взглянул на экран, на котором застыло увеличенное раза в три лицо Стивенса, выражавшее не больше чувств, нежели картонная маска. – Каково ваше мнение?
Мэтью Камински замер в эти мгновения, и даже сердце, кажется, стало биться в несколько раз реже. От того, что и как скажет сейчас человек, непосредственно воплощавший в жизнь чудовищный по своему масштабу замысел, тот, кто руководил всей операцией, зависело столь многое, что трудно было описать это обычными словами.
– Господин президент, сэр, я всей душой против того, чтобы сразу прибегать к крайним мерам, таким, какие предлагает генерал Камински. Но в сложившейся ситуации использование ядерного оружия – это то, что может принести нам победу, иначе в кровавой бойне погибнут сотни наших солдат, и никакой успех не позволит оправдать настолько высокую цену. Атомный же удар позволит решить проблему быстро и эффективно. И я полагаю, такой сценарий следует рассматривать со всей серьезностью, но решение, разумеется, за вами. Конечно, это не единственная возможность, можно продолжить нанесение авиационных ударов по русским войскам, задействовав еще больше самолетов, на ближних подступах применить артиллерию, но, ведя войну обычным оружием, мы не сможем избежать больших жертв.
Каждый, кто слышал эту осторожную речь, понимал, что генералу Стивесну стоит немалого труда подбирать нужные слова, все еще пытаясь остаться в стороне, переложив всю ответственность за последствия, какое бы ни было принято решение, на кого-нибудь другого. И эта осторожность неожиданно вызвала настоящий взрыв.
– Выбросьте из головы всю эту чушь, генерал! Даже на стадии планирования применение в этой операции ядерного оружия было исключено, – с напором повторил Джозеф Мердок. – Этого просто не должно быть, генерал, черт вас дери! Ваше обучение в Вест-Пойнте обошлось стране не дешево, так покажите, что стоит вложенных в вас средств. Справляйтесь со своими проблемами тем, что есть! Начнете с тактических боеголовок, а что потом? Требование нанести термоядерный удар по Москве?
– Простите, сэр, при всем моем почтении, это как раз ваши проблемы, – скривился командующий операцией "Доблестный удар". – Эта война – целиком и полностью плод вашей политики. Вы отдали приказ, и мы исполняем его, и если вы, господин президент, твердо намерены выиграть эту войну, то теперь нам решать, какими средствами ее вести. Неужели вы не понимаете, что каждое лишнее мгновение сейчас, каждая секунда это бессмысленной дискуссии, обходятся жизнями американских солдат, тех парней, что дали присягу стране и вам, господин президент, и теперь своей кровью расплачиваются за вашу медлительность и осторожность? При всем моем уважении, обдумывать все следовало раньше, намного раньше, пока еще войска оставались в казармах, сэр, а сейчас время действовать, не считаясь ни с чем. Потери уже превышают все допустимые пределы, страна погрузится в траур на недели, на месяцы, и лично я не желаю делать усугублять положение! Отдайте приказ сейчас, сэр, если не хотите, чтобы наши парни на Кавказе оказались в мясорубке! Ситуация критическая, но выход есть, и в вашей власти спасти сотни, тысячи жизней!
Многие лишились дара речи в эту минуту – президент от неожиданно яростного напора, к которому не был готов, а Мэтью Камински – оттого, что Стивенс все же поддержал его, хотя, кажется, еще несколько секунд назад тот и сам не смел даже подумать о чем-то подобном.
– Господин президент, генерал, я полагаю, прав, – осторожно заметил Алекс Сайрес, взглянув в глаза Мердоку. Воспользовавшись замешательством своего патрона, глава администрации решил, что нужно действовать именно сейчас. – Одна бомба может изменить ход кампании. Русские поймут, что мы ни перед чем не остановимся ради победы, и прекратят бессмысленное сопротивление. Мы должны заронить в их сердца страх, показать, что их ждет. Генерал Камински предлагает применить тактические боеприпасы, ущерб от которых будет не очень велик, зато результат может превзойти все ожидания.
– В любом случае, русские нам не смогут ответить тем же, сэр, – процедил сквозь зубы подавший признаки жизни впервые за несколько истекших минут Реджинальд Бейкерс. Хотя он и казался полностью ушедшим в себя, оставшимся наедине с собственными мыслями, шеф АНБ слышал каждое сказанное в Овальном кабинете слово и делал выводы. – Они утратили контроль над собственным ядерным арсеналом, иначе их ракеты уже мчались бы к Вашингтону. Все их боеголовки теперь – обычные куски железа, так что это будет в любом случае игра в одни ворота.
Постепенно к беседе присоединялись и остальные члены Совета безопасности, сумевшие уже собраться с мыслями и сформировать свое мнение. Да, решение оставалось за президентом, иначе не могло и быть, но каждый голос здесь имел немалое значение.
– Вы хотите превратить русские степи в радиоактивную пустыню, – вскинулся Энтони Флипс. – Хотите потом объяснять европейцам, почему над их странами идут дожди из цезия и стронция? Ведь изначально нам был нужен контроль над страной, но что же мы будем контролировать, если сейчас прибегнем к атомной бомбардировке?
