Десантное соединение изменило курс спустя десять минут после получения неожиданного приказа. Три корабля, несущие в своих трюмах три тысячи морских пехотинцев, двинулись на север, строго придерживаясь границы территориальных вод Саудовской Аравии. Отсюда, с самой кромки морских владений королевства, вертолеты могли одним махом перебросить в Эр-Рияд, находившийся отнюдь не так далеко, как можно было судить, глядя на карту, несколько сотен вооруженных до зубов бойцов.

Капитаны и старшие офицеры, немедленно принявшиеся за работу – план операции по высадке среди аравийских барханов требовался буквально сию же секунду, ведь очередной приказ мог настигнуть эскадру в любой миг – хмурились и ворчали себе под нос, но трудились, как могли, зная, что от их старания будут зависеть жизни простых пехотинцев, которым предстоит идти под пули еще недавно верного союзника. Ну а сами моряки, ютившиеся в тесных кубриках, не утруждали себя лишними размышлениями. Избрав путь воина, каждый из них впитал почитание старших по чину и беспрекословное следование приказам, и теперь бойцы, принявшиеся проверять оружие и готовить экипировку, спокойно ждали команды, точно отлично выдрессированные охотничьи псы, готовые кинуться на указанную хозяином добычу. Они не боялись войны. А тем временем их товарищи по оружию уже действовали.

Генерал Ральф Свенсон был в ярости, и только выработавшаяся с годами, закаленная, точно лучшая оружейная сталь, сила воли, твердостью не уступавшая граниту, позволяла ему сдерживать свой неистовый гнев, дабы не подавать дурной пример подчиненным. И все же это было чертовски трудно, но причина, по которой командующего Третьей механизированной дивизией вдруг охватила злоба, позволяла списать многое.

Их остановили, когда стальная лавина уже почти достигла цели. Передовые части дивизии, разведывательные роты, двигавшиеся впереди основных сил, пехотных и танковых батальонов, находились в каких-то семидесяти милях от Санкт-Петербурга, буквально на пороге. Но, когда оставалось сделать лишь один шаг – что такое для дивизии два часа марша по извилистым русским дорогам – их одернули, резко натянув поводья, и генерал понял, что еще долго ему придется мечтать о том, как его бойцы парадным маршем пройдут по Невскому проспекту и Сенатской площади старинного города.

– Мы возьмем город без боя, без единого выстрела, – с трудом сдерживая гнев, взывал в эфир генерал Свенсон, пытаясь убедить своего командира в необходимости продолжать наступление. Они почти добрались до заветной цели, продвигаясь даже быстрее, чем планировалось с самого начала, и вдруг… – Противник полностью деморализован, и не оказывает никакого сопротивления. Мы выполним первоначальную задачу за считанные часы, полностью овладев балтийским побережьем России!

Генерал знал цену своим словам, и был уверен, что сказанное – вовсе не пустые обещания. Дивизия и впрямь наступала, не задерживаясь ни на миг, словно танки мчались не по псковской земле, а по полигону в каком-нибудь Техасе. Авиация своими дьявольски точными ударами, залпами ракет и точечными бомбардировками, расчистила дорогу наземному эшелону, и на пути Третьей механизированной не нашлось ни одного вражеского солдата, осмелившегося бы заступить дорогу американским бронированным колоннам. Мощь военно-воздушных сил, обрушившаяся на врага, подавляла любые позывы к сопротивлению. Бомбы с лазерным наведением, с высоты десять миль ложившиеся в круг радиусом десять ярдов, лишали воли, заставляя лишь в панике бежать, ища любое укрытие. Но все это не произвело никакого впечатления на генерала Эндрю Стивенса, едва добравшись до Вильнюса, принявшегося сыпать приказаниями.

– С юга, от Москвы, в вашем направлении выступила, по меньшей мере, одна русская дивизия, – жестко произнес командующий операцией "Доблестный удар", несмотря ни на что, ни на мгновение не выпускавший из своих рук нити управления вверенными ему силами, готовый найти применение для каждого солдата, каждого танка или самолета, еще не брошенного в бой. – Мы обнаружили перемещение сил противника со спутников, и уверены, что целью русских, точно, как и вашей, Ральф, является Петербург.

– Что нам одна дивизия? Русские здесь даже не пытаются помешать нам, город падет при нашем появлении немедленно, и потом мы будет вполне готовы встретить этих самоубийц.

– Оставьте вашу самонадеянность, – одернул командующего дивизией Стивенс. – Пока вы будете штурмовать город, русские ударят вам в спину, черт побери! Это три сотни танков, как минимум, и это серьезно!

Эндрю Стивенс понимал стремление своего собеседника продолжить наступление – оба они были солдатами, и хорошими солдатами, научившимися побеждать врага, сохраняя жизни своих бойцов. Генерал Свенсон имел достаточно тщеславия, чтобы желать быть первым, кому суждено войти в один из исконных русских городов, почти такой же символ для всего народа, что и Москва. Но именно жгучее желание победить ослепляло полководца, не видевшего опасности во внезапном контрударе русских, угрожавших перерезать коммуникации вклинившейся далеко на территорию противника дивизии. Но это видел командующий операцией "Доблестный удар", пусть даже отделенный от линии фронта сотнями миль.

– Противник угрожает выйти вам в тыл, – почти срываясь на крик, настаивал Эндрю Стивенс, чувствовавший, что бьется о нерушимую стену упрямства командира Третьей механизированной. – Аэродром талина лежит в руинах, а с баз в Британии или Исландии самолеты прилетят слишком поздно, чтобы поддержать вас с воздуха. И если русские смогут скоординировать свои действия, восстановят связь, обеспечат управление разбросанными по своей территории войсками, вы все окажетесь в изоляции, лицом к лицу уже отнюдь не с единственной вражеской дивизией, и, черт возьми, я не уверен, что мы сможем вытащить из кольца ваши задницы, генерал!

– К дьяволу русских, Эндрю! Мы их раздавим, – упрямился Свенсон, чувствовавший уже не ярость, а обиду, точно ребенок, у которого строгие родители отобрали любимую игрушку, наказывая буквально ни за что. – Мы сожжем все чертовы танки. Моим парням понадобится очень мало времени, чтобы взять город, и русские, как бы быстры они ни были, не смогут застать нас врасплох.

– С каких это пор в Армии США принято обсуждать приказы? Вы сможете штурмовать Петербург не раньше, чем будет разнесен в клочья последний русский танк. Танковая дивизия русских, выступившая из-под Москвы, доберется до вас через десять часов, или еще меньше, если у нее толковый командир. И она теперь – ваша самая важная и единственная задача, генерал!

– Ясно, сэр, – сухо вымолвил в ответ Свенсон. – Я понял приказ.

Танки и бронемашины, стальной лавиной мчавшиеся к Санкт-Петербургу, разворачивались на юг, расходясь широким фронтом, словно распахивая смертельные объятия, в железный захват которых и шли русские солдаты, брошенные в самоубийственную контратаку. Генерал Ральф Свенсон не сомневался в том, что противник, лишенный разведки, движимые не расчетом, а яростью, которая никогда не была хорошим советчиком в бою, будет разбит.

– Этот город еще услышит нашу поступь, – хищно произнес командующий дивизией, находившийся в чреве командно-штабной машины М4 BCV, упорно двигавшейся в общем потоке навстречу врагу. – Вы еще пройдете по его улицам, парни! Русские ублюдки решили показать зубы, но это не оскал зверя, будь я проклят, а агония умирающего! Глупцы, и мне даже жаль их немного, видит Бог! Но отставить все разговоры, господа! Мы раскатаем их от Новгорода до самой Москвы, раз уж этим идиотам так не терпится умереть!

Слышавшие своего командира офицеры кивали в ответ, и губы их невольно растягивались в кровожадных ухмылках. Никто не страшился грядущего, и только сердца забились чаще обычного, все быстрее разгоняя по жилам начавшую уже остывать кровь. В конце концов, разве не ради этого они пришли сюда, разве не ради этого сменили спокойное сытое существование на тяжкую доли солдата, призванного быть готовым к смерти каждую минуту? Эта прогулка по чужой земле уже начинала утомлять многих, боевые машины лишь жгли топливо, перепахивая гусеницами напоенную влагой почву. А где-то рядом ждал враг, решивший если и погибнуть, то не забившись в какую-нибудь грязную нору, но в яростной круговерти сражения, враг, вспомнивший, для чего родина доверила ему оружие, лучшее оружие, какое только могло быть. Русские искали смерти, и генерал Ральф Свенсон, каждый из его людей, от обычного рядового, до начальника штаба, все были готовы подарить ее врагу, впервые решившемуся дать отпор.