Стая транспортных самолетов ВВС США, на которые погрузили практически все, что только возможно было увезти, удаляясь от границы Германии, чем-то походя на пчелиный рой, отправившийся на поиски более удобного улья. Тем временем, небо над северной столицей России очистилось, если, конечно, не считать вздымавшихся ввысь столбов дыма – горели многочисленные склады горючего, нефтяные терминалы и даже отдельные корабли, оказавшиеся в минуты удара на рейде питерского порта. Оттуда, с высоты нескольких километров, флаги не были видны, и потому рядом с русскими судами полыхали, медленно уходя под воду, панамский контейнеровоз и либерийский танкер, случайные жертвы начавшейся войны.

А пилоты истребителей, отбомбившиеся, полностью довольные собой, ложились на обратный курс, уходя в сторону моря, прочь от объятой пламенем, окутанной дымом земли. Но теперь их целью был отнюдь не ставший уже почти родным Рамштайн – небо Германии отныне вдруг оказалось заперто для всех крылатых машин, кроме тех, на чьих плоскостях чернели тевтонские кресты. На незримой черте любого, кто осмелился бы не подчиниться приказам, звучавшим теперь на всех частотах, ждали ракеты и пушки немецких истребителей, пилоты которых выражали полнейшую готовность защищать свои дома от бывших союзников любой ценой. Там ждала смерть, не добившаяся своего над русскими просторами, не унявшая свой вечный голод. Но плох тот хозяин, что кладет все яйца в одну корзину.

– Всем группам изменить курс, – приказал офицер, координировавший воздушную атаку Петербурга с борта летающего радара Е-3А "Сентри", неторопливо нарезавшего круги в полутора сотнях верст от берега, над балтийскими водами. – Курс на Эстонию. Всем направляться в Таллинн, парни. После входа в зону аэропорта выполнять указания местного диспетчера!

Армада, на мгновение, словно в нерешительности зависшая над морем, слитно развернулась, устремившись к эстонской столице, вдруг гостеприимно распахнувшей перед агрессорами ворота своей воздушной гавани. А там, на земле, все службы, пребывая в страшном напряжении, готовились принять эту армаду, десятки многотонных машин и их пилотов, нуждавшихся в отдыхе и просто ощущении земной тверди под ногами после многочасового пребывания в поднебесье.

– Мы не намерены отказываться от союзнических обязательств, – решительно произнес президент Эстонии несколькими минутами ранее. – Наша страна готова оказать любое содействие партнеры по Альянсу, тем более, сейчас это, прежде всего, в наших интересах. Если бы не превентивный удар, нанесенный вами по России, кто знает, какая судьба постигла бы Эстонию хоть бы несколько месяцев спустя.

– Я рад, что вы столь последовательны в своих решениях, господин Янсен, – благодарно ответил американский президент. – Ваша преданность, верность долгу заслуживает уважения и должна служит примером для остальных, не столь твердых духом, для тех, кто остается союзником только в дни мира, при первых выстрелах забывая обо всех своих заверениях и думая лишь о том, как спасти собственную шкуру.

Потеря авиабаз в Германии, хотя и неожиданная, не стала действительно неразрешимой проблемой, хотя и принесла немало трудностей. И все же это препятствие было преодолено, не в последнюю очередь, благодаря прозорливости и осторожности американского президента. В те минуты, когда штаб-квартира НАТО в Брюсселе замерла в недоумении, слушая чеканные фразы Роберта Джермейна, с трибуны без колебаний провозгласившего о наступлении Апокалипсиса, лидер США тоже не медлил.

Джозеф Мердок связался с эстонским главой внезапно и без предупреждения, но неожиданное предложение лидера США не поставило Юри Янсена в тупик – чего-то подобного он ждал уже давно, с того памятного визита в Таллинн главы АНБ. И потому эстонский лидер вел себя именно так, как ожидали на западном побережье Атлантики, и даже рождавшийся в глубине души страх перед ближайшим соседом, его чудовищной мощью, не остановил его.

– Мы предоставим для вашей авиации свои аэродромы, а также обеспечим наземное обслуживание американских и других союзных самолетов, – заявил президент Эстонии. – Россия – наш общий противник, сильный противник, бороться с которым можно только сообща. И мы окажем всю посильную помощь в этой борьбе.

– Благодарю вас, – почти растроганно произнес Мердок. – Это благородно и храбро. История не забудет вашу решимость, господин президент, как не забудет ее и американский народ.

Сотни самолетов разом менял курс, со всех сторон устремившись к границе Эстонии. А далеко на западе, в водах Ла-Манша, так же курс менял пришедший от американских берегов коновой. Получив новый приказ, капитаны нескольких транспортных кораблей и быстроходных танкеров, в трюмах которых плескалось авиатопливо для прожорливых турбин боевых самолетов, как один, отдавали команды, починяясь которым, суда начали удаляться от германских портов. Караван, на борту которого было все, чего не доставало для окончательной победы, продолжил движение на восток, но вместо Гамбурга и Бремена они спешили бросить якоря в не менее удобных гаванях Таллинна, Клайпеды или Пярну. Все, и моряки, что провели в океане много дней, сражаясь со стихией и ожидая всякий миг, что к ней присоединится и человеческая воля, и пилоты, проведшие в небе лишь по несколько часов, и успевшие ощутить на своих щеках леденящее дыхание смерти, ждали отдыха в гостеприимных портах. Но там многих из них уже ждали разверстые пасти могил, изрыгавшие сладостное дыхание тлена.

Вопреки не раз звучавшим с трибун грозным заявлениям, их так и не перебросили в Калининград, чтобы оттуда грозить стремительным и неотвратимым ударом полякам и чехам. "Длинная рука" российской армии так и осталась под Петербургом, став частью обороны западной границы великой державы. Той обороны, которая рухнула в одно утро, не выдержав яростного напора давно копившего силы врага.

Сотни людей, расчеты ракетной бригады, находившегося в подчинении командующего военным округом, в один миг переместились из сонной тишины городка в самое сердце пышущего пламенем и плюющегося свинцом ада, но многие умерли, так и не поняв этого. Бомбы обрушились на казармы, склады и ангары, в которых и в эту предрассветную пору техники суетились вокруг громадин пусковых установок оперативно-тактических ракет. Огненный вихрь разом поглотил, казалось, абсолютно все, но пламя угасло, и те, кто сумел по какой-то прихоти судьбы выжить в первые секунды, начали действовать. Оборона не выдержала, значит, оставалось наступать самим, заставив врага играть по собственным правилам.

Выскочив на плац, командир Двадцать шестой ракетной бригады, растрепанный, дико вращавший полными ярости глазами, схватил первого попавшегося навстречу ему солдата, куда-то бежавшего, не разбирая дороги. Все здесь были напуганы, не понимая, что именно происходит, растеряв на миг выдержку и хладнокровие, но кто-то должен был навести порядок, взяв все в свои руки.

– Стоять, смирно, – рявкнул полковник, встряхнув перепуганного ефрейтора за грудки, так, что у того лязгнули зубы. – Собрать личный состав. Объявить боевую тревогу! Доложить о потерях! Выполнять, мать твою!!!

Командиру бригады и самому крепко досталось. От близкого разрыва бомбы звенело в ушах, носом вдруг пошла кровь и перед глазами все порой начинало двоиться, так что страшно было и шаг ступить. По виску стекала струйка крови – кусок штукатурки, сбитый с потолка от взрыва, чиркнул офицера по макушки, оставив глубокую, начинавшую сильно саднить борозду, тотчас налившуюся багровой влагой. Но все же сознание оставалось светлым, а страх в душе уверенно вытесняла злоба.

– Т-товарищ полковник, – пролепетал боец, с трудом сконцентрировав взгляд на своем командире, которого прежде никогда не видел так близко. – Товарищ полковник, все уничтожено…

– Выполняй мой приказ! Бегом, живо!!!

Ракетчики, те, кто уцелел поле бомбежки, далеко не столь интенсивной, как показалось сперва, собрались на плацу спустя несколько минут. Многие были ранены, и не все успели позаботиться о своих ранах, но все, кто мог держаться на ногах, собрались, получив приказ командира, в которого верили, надеясь, что он-то сможет восстановить порядок и точно знает, что и как делать теперь.