Приказ Толмачева был единственно верным сейчас, когда ничтожное превосходство контратакующих оказалось сведено на нет. По горстке русских солдат вели огонь десятки стволов, от ручных пулеметов до автоматических пушек висевших в нескольких километрах от места боя "Апачей", пилоты которых, забавляясь, расстреливали отдельных людей. Снаряды впивались в камень, выбивая град осколков, оказавшихся еще опаснее свинца. На одной ноте, захлебываясь пламенем, рявкали пулеметы, отрывисто ухали минометы, выплевывая в зенит одну мину за другой, трещали штурмовые винтовки. И все же что-то мешало генералу просто вскочить и броситься назад, спасаясь от разящего в спину огня.

– Радист, дай связь с штурмовиком, – крикнул Буров вдавшемуся в груду битых кирпичей ефрейтору, собственным телом закрывавшему радиостанцию от сыпавшихся с небосвода осколков. – Нам нужна поддержка с воздуха!

– Я не знаю, какая частота, – округлив глаза от страха, пронзительно крикнул в отчет ефрейтор, совсем еще безусый пацан, брошенный волей случая в гущу яростной схватки. – Не знаю, товарищ командующий!

– Твою мать! Проверь весь диапазон. Хоть как, но дай связь!

Пулеметная очередь выбила фонтаны осколков, больно хлестнувших по лицу генерала, но Буров уже не обращал на это внимания. Краем глаза он видел, как к Толмачеву подполз один из бойцов, неумело принявшись накладывать повязку, зубами разорвав оболочку индивидуального перевязочного пакета. Но не это занимало все существо генерала, слившегося воедино со своим АКМ, а мелькнувшая в прорези прицела фигура в камуфляже с непривычным рисунком. Американский солдат на миг потерял бдительность, решив, наверное, что враг уже уничтожен.

– Получи, сука, – зло прошипел Сергей Буров, поводя стволом, над которым уже колыхалось марево нагретого воздуха, и нажав на спуск. – Лови!

"Калашников" судорожно содрогнулся, харкнув свинцом, отдача привычно ушла в плечо, набитое, наверное, уже до кровоподтеков.

– На, жри!!! – оскалившись в жуткой гримасе ярости, закричал Буров, содрогаясь в унисон с оружием, словно попытавшимся в этот миг вырваться из рук, обретя вдруг собственную волю.

Безликая фигура, враг, о котором генерал не знал ничего, кроме того, что это – враг, всплеснула руками, заваливаясь лицом вперед, и несколько американцев, оказавшихся неподалеку, инстинктивно рванулись к своему товарищу, который, быть может, еще оставался в живых. Направив на них ствол, генерал снова нажал на спусковой крючок, заставляя ударник вонзиться в капсюль досланного в ствол патрона. Мгновение – и автомат, точно захлебнувшись огнем, умолк. Буров инстинктивно передернул затвор, даже не поняв, что из прорези затворной коробки на этот раз не выскочил давший осечку патрон, и снова вдавил спусковой крючок.

– Падла, – в сердцах выругался генерал, требовательно протягивая руку к ефрейтору: – Магазин дай! Быстрее!

Радист послушно бросил полный рожок, вытащив его из карман разгрузочного жилета, и Буров, ловко поймав магазин, попытался вставить его в гнездо взамен уже отстегнутого. И лишь безуспешно потратив на это несколько долгих секунд, генерал понял, что радист пользовался малокалиберным АК-74. Впервые, наверное, Сергей Буров почувствовал ненависть к своим коллегам, однажды решившим оставить на снабжении родной армии оружие сразу двух калибров, причем в суматохе войны все чаще случалось, что даже бойцы одного отделения пользовались разными модификациями "калашей".

– Твою мать, – в отчаянии генерал швырнул снаряженный магазин в сторону, и только потом заметил лежащий рядом с окровавленным телом одного из своих бойцов автомат, желанный АКС-74. – Падла!

– Товарищ командующий, связь, – радист змеей скользнул по кирпичам, придвинувшись к генералу. Камуфляж, конечно, пришел в негодность от такого способа передвижения, но зато шкура пока оставалась цела. – Есть связь с пилотом!

Выхватив из рук ефрейтора микрофон, Буров заорал так, что слышно его было, наверное, и без радиостанции:

– Воздух, я земля, – закричал генерал. – Воздух, прием! Летун, слышишь меня?

– На связи, – прозвучало из динамика. – Кто говорит?

– Генерал Буров, командующий группировкой федеральных сил. Летун, слышишь меня? Нас прижали на краю летного поля, много раненых, патроны на исходе. Вертушки янки не дают поднять голову. Атакуй их вертолеты, прикрой наш отход. Приказ понял? Выполняй!

– Принято, – четко отозвался пилот штурмовика, на миг исчезнувшего где-то за горизонтом. – Вас понял, атакую вертолеты!

Рядом взорвалась мина, и генерал Буров вжался в землю, чувствуя, как впиваются в лицо острые грани расколотых ударами пуль камней. Несколько бойцов, не выдержав испытания страхом, вскочили, и, ведя огонь по всем направлениям, бросились назад. Над головой Бурова промелькнули примчавшиеся из поднебесья неуправляемые ракеты, и волна стальных иголок в мгновение ока растерзала солдат, не остановившись и при встрече с титановыми пластинами бронежилетов.

Рев турбин заглушил крики раненых, и "Грач", промчавшийся над позицией отряда генерала, ушел в сторону горизонта. По другую сторону линии стихийно возникшей фронта увидели штурмовик, и огонь тотчас ослаб – уже познав на себе всю мощь ударов летающего броненосца, американские десантники бросились в укрытия, спасаясь от разящих ударов.

– Сынки, отходим, – Сергей Буров первым вскочил на ноги, не забыв уже ставший бесполезным АКМ. Генерал понял – сейчас, когда враг растерялся, пусть на несколько секунд, лучший момент чтобы отступить, ведь надеяться на победу уже становилось глупо. – Назад, бойцы, назад! Отходим!

Солдаты, помогая друг другу, таща на себе раненых, попятились, огрызаясь огнем из всех стволов. Буров, израсходовавший боекомплект, без промедления бросился к ближайшему зданию, кожей чувствуя, как в спину ему нацелились все до единого американцы. Над головой, заставляя низко пригнуться, свистнули пули, и вслед им донесся отзвук грянувшего где-то рядом взрыва. Воздух стонал от наполнившего его свинца, с визгом проносившегося возле самого лица, чтобы завершить свой стремительный полет в чьей-то плоти. Но ту пулю, что была предназначена именно ему, командующий не услышал.

Генерал сделал всего десяток шагов, прежде чем что-то ударило его повыше колена. Сперва командующий даже не ощутил это мимолетное касание, но новый шаг сделать уже не удалось – боль пронзила бедро, и Буров упал на колени, чувствуя, как штанина камуфлированных брюк тяжелеет от крови.

– Генерал ранен, – закричал кто-то рядом. – Помогите командующему!

Сразу двое, увидев беспомощно барахтавшегося на пыльном асфальте Бурова, бросились к нему, грудью напарываясь на кинжальный огонь противника. один из бойцов, приняв очередь из пулемета, отлетел назад, чтобы больше не подняться никогда, но его товарищ, словно не замечая летящих в него пуль, согнувшись, едва не опустившись на четвереньки, подскочил к Бурову, опускаясь на землю рядом с хрипящим от боли генералом.

– Сейчас, – приговаривал прильнувший к командующему солдат. – Хрена им, сукам! Будешь жить!

Упавший на живот боец, прижимаясь к бетону, вытащил из аптечки шприц-тюбик с промедолом, сноровисто вонзив иглу в бедро и выдавив содержимое. Боль еще не успела отступить, а солдат уже затягивал на развороченном бедре генерала жгут, сооруженный из погонного ремня собственного автомата.

– Спасибо, – сумел выдавить из себя Сергей Буров.

– Давай, генерал, за мной, – оскалился безымянный спаситель. – Ползком, ползком, на пузе, мать его так! Иначе в миг срежут, первой же очередью, и маму позвать не успеешь!

Ухватив командующего за рукав, боец, кряхтя и матерясь, рывком стронул показавшееся самому Бурову вдруг неимеоверно тяжелым тело, оттаскивая его назад, туда, где заняли оборону остальные бойцы, скупыми очередями – патронов у каждого оставалось на счет – отвечая на шквал огня, что обрушил на горстку храберцов окончательно уверовавший в свою победу противник.