— Ничего вещичка! Рубля полтора на базаре дадут!

— Это ихний, — проговорил Лешка, указав на стоявших молча Кузю и Вовку.

— Был ихний, а будет наш, — объявил Рукомойников. — А ну, кореши, забирай это барахло.

Севка быстро сгреб в кучу молотки, топор с пилою, Гошка подхватил стамески.

— Брось, Гошка, — принялся уговаривать его Хворин. — Попадет.

— Это от кого? — запетушился Рукомойников. — Это от них попадет? — Он с презрением сплюнул в сторону Кузи и Пончика. — Если только слово скажут, я им… — и он показал ребятам громадный кулак.

После этого Гошка и Севка с инструментами в руках пошли к воротам. Лешка двинулся за ними.

— Оставь, Гошка, — повторял он. — Чужие ведь.

Когда парни скрылись за воротами, Кузя будто очнулся.

— Бежим за ними! — крикнул он Вовке. — Надо посмотреть, куда они их денут.

— Ну, вот еще, — отмахнулся Пончик. — Они нам таких навесят…

Кузя только рукой махнул и, прихрамывая, побежал за Гошкой и его приятелями.

Гошка и Севка шли по улице в сторону базара. Лешка шагал за ними и, наверно, уговаривал Рукомойникова вернуть инструменты. Очевидно, Гошке это надоело. Он обернулся, что-то сказал Хворину и наотмашь ударил его по лицу. Из подъезда дома Кузя видел, как Лешка кинулся на Рукомойников а, как сбил с ног Севку Гусакова. Потом уже ничего нельзя было разобрать в клубах поднявшейся пыли. Из ворот выскочил дворник. Залился трелью милицейский свисток. Несколько прохожих бросились разнимать дерущихся ребят. И когда пыль осела, Кузя увидел удиравших Гошку и Севку и Лешку Хворина, сидевшего на мостовой среди брошенных инструментов.

— Ну, Леха, лучше не попадайся! — издали крикнул Гошка, сворачивая в переулок.

Лешку обступили незнакомые люди. От угла спешил к месту драки постовой милиционер. Кузя торопливо заковылял к толпе, протиснулся к Лешке и сказал милиционеру:

— Это наши инструменты. Нашего пионерского отряда. Их хотели украсть. А Хворин Леша их отнимал.

Милиционер посмотрел на Кузин красный галстук и повеселел.

— Выходит, справедливый бой был!

Какой-то старичок прохожий проговорил:

— До чего дошло! Общественные, можно сказать, пионерские инструменты среди бела дня воруют. Вообще надо бы издать специальный указ…

Он еще что-то говорил насчет «специального указа» и мягкости советских законов, но Кузя и Лешка его уже не слышали. Выбравшись из толпы, они спешили с отвоеванными инструментами во двор.

— Теперь Лешке плохо придется, — глубокомысленно произнес Пончик.

— А давайте его в наш отряд примем, — предложил Кузя. — Тогда уж Гошка его не тронет.

— Так он нас и испугался! — возразил Женька.

— Испугается, — сказал Степка. — Мы заступимся. Лешка сильный. Мишка тоже будь здоров. И Олег — вон какой длинный.

— И Пончику будет специальное задание, — подхватил Женька. — Бегать вокруг и кричать: «Дай ему! Дай ему сильнее!» И вообще, — добавил он, — посмотрю я на вас, какие вы все храбрые, когда Гошки нет. А приди он сейчас, попрячетесь, как Пончик, под доски.

Между тем вопрос о дальнейшей Лешкиной судьбе волновал не только ребят. Сидя в уютной комнатке Андрея Голубева, не притрагиваясь к налитому в тарелку супу, Лешка хмуро водит пальцем по клеенке.

— Что же ты теперь делать будешь? — спросил Андрей.

Лешка пожал плечами.

— Не знаю. К тетке уеду. В Подольск.

— А она ждет тебя, тетка?

— Не. Она меня не любит.

— Зачем же ты поедешь?

— Тут оставаться нельзя. Гошка убьет… А то, может, на целинные земли… Или на «кукурузный фронт»?..

— Целинные земли! Кукурузный фронт! — В голосе моряка звучало нескрываемое негодование. — Да кто тебя туда возьмет? Там герои работают. А ты Гошку испугался.

Лешка покраснел.

— Испугался?! — воскликнул он, заливаясь краской еще пуще. — А как я жить буду? Гошка-то хоть и сволочь, а все же товарищ был. — Лешку словно прорвало. — Он мне денег давал. Откуда я возьму деньги? Отец у меня… Пьяница он… Домой приходить не хочется. А теперь…

Андрей слушал Лешку сочувственно, глядя на него из-под насупленных бровей.

— Вот что я тебе скажу, Леша, — проговорил он. — Глупостей не делай. Ну, сам посуди. Как ты в Подольск поедешь к тетке, которая, как ты говоришь, видеть тебя не хочет? Оставайся здесь. Я сегодня поговорю в комитете комсомола. Устроим тебя в ремесленное училище. А если хочешь — сразу на завод. Работа найдется. Будешь и работать и учиться.

— Не смогу я, — вздохнул Лешка. — Силенок не хватит. — И, криво, с грустью усмехнувшись, он постукал себя пальцем по лбу.

— Хватит. Я помогу. И не жалей, что потерял такого товарища, как Гошка. Этот товарищ до добра не доведет. А товарищей теперь у тебя много будет. Весь наш отряд. Кстати, мы в отряд принимаем тех, кто какой-нибудь полезный поступок совершит. А ты сегодня уже его совершил. Отстоял наши инструменты.

— Я им доску обстругал, — оживившись, вспомнил Лешка. — Они ведь стругать-то не умеют. Умора!.. А я… отец у меня… — Лешка понурился и тихо закончил: — Он ведь столяр… был… хороший. А как мать умерла, так пить начал. Не работает почти совсем.

— Знаешь, что? — сказал Андрей. — Давай так. Если хочешь, живи пока у меня. Хоть и тесновато, но для тебя места хватит. А потом устроим в общежитие при заводе. Начнешь ты, Лешка, самостоятельную жизнь. Хорошее это дело.

— В общежитие? — Хворин вскинул на Андрея заблестевшие глаза. — А можно?

— Все можно, Леша, если хочешь чего-нибудь в жизни добиться. Ну, а теперь бери ложку и ешь. А то мне уже на работу пора.

И Лешка остался жить у Андрея. Правильнее было бы сказать — он остался в отряде, потому что у Андрея он только ночевал, а весь день не расставался с ребятами. Он словно соскучился по работе, по послушным в руках его инструментам. Он стругал, пилил и приколачивал доски с таким рвением, что в два дня столик и четыре скамейки оказались готовыми. Он, казалось, ожил, вырвавшись из-под Гошкиной власти, и только иногда, исчезая куда-то ненадолго, возвращался задумчивым и хмурым. Степка знал, что Лешка ходит домой проведать отца.

Гошка Рукомойников и Севка Гусаков частенько, проходя по двору, останавливались поодаль и о чем-то шептались. Однажды Гошка крикнул:

— А ну, Леха, пойди сюда! — и так как Лешка отмахнулся, добавил: — Иди, не бойся, я тебя не трону.

— Не пойду, — упрямо ответил Лешка.

Гошка с Севкой постояли немного, проворчали «ну, погоди, попадись только» и ушли. Однако через несколько дней, в субботу, они Лешку во дворе уже не увидели.

Нет! Не думайте, что Лешка ушел из отряда и уехал к тетке в далекий город Подольск. Лешка выполнял поручение Андрея.

Должно быть, на работе у Андрея в эти дни было столько дела, что ребята его не видели до самой субботы. Да они уже и привыкли решать дела самостоятельно. И только в субботу, вернувшись с завода раньше, Андрей пришел к своим «орлятам». «Орлята» в это время заканчивали окраску «кают-компании». В банке оставалось еще немного краски, которой покрывали пол в красном уголке, и ее решили использовать для стола и скамеек.

— Ну, вы прямо художники-живописцы! — пошутил Андрей, взглянув на перепачканных краской «маляров».

— Живописцы, — вздохнул Женька. — А газету так и не выпустили… Рисовать-то некому.

— Да, неважно у нас дело с газетой, — сказал командир отряда. — Что же, придется ждать, пока ваш Лютиков из лагеря возвратится.

— Лучше уж ждать, чем бумагу портить, — сумрачно произнес Кузя.

Лешка, прислушивавшийся к этому разговору, положил кисть и спросил:

— А вам что — стенгазету оформить надо?

— Надо, — кивнул моряк. — А ты разве и рисовать умеешь?

— Не так чтобы очень… — Хворин шмыгнул носом и утерся ладонью, после чего под носом у него появились багровые усы. — Не так чтобы очень, — повторил он, — а попробовать можно.

— А ну, давай пробуй! — с воодушевлением воскликнул Андрей. — Идем в красный уголок!