— Ну что? Живой? — спросила Таня, заглядывая за перегородку из-за Степкиного плеча.
— Живой. Дышит…
— Ясно, у него осложнение после гриппа, — сказал Женька. — У меня папа чуть не умер. Сердечный припадок был.
— А что твоему папе делали? — спросил Олег. — Мы, может, без доктора, сами…
— Нет! — решительно возразил Степка. — Доктора надо подождать.
Не зная, что делать и для чего они все сюда прибежали, ребята мялись у двери, поглядывали в окошко, тихонько переговаривались. Таня предложила было положить Гришу поудобнее, но Женька, сделав страшные глаза, сказал, что человека с больным сердцем нельзя даже переворачивать с боку на бок.
Неожиданно во дворе зафыркал автомобиль. Мишка выглянул в окно и с завистью пробасил:
— Ишь, на машине прикатили!
Действительно, из голубого «Москвича», на котором было написано красными буквами «Неотложная медицинская помощь», вылезли Оля, Костя и высокий хмурый человек в белом халате и белой полотняной шапочке.
Очевидно, по дороге Костя и Оля рассказали доктору про Гришину болезнь и про ребят, взявших над ним шефство, потому что тот нисколько не удивился, увидев в тесной каморке мастера пионеров. Он только с неудовольствием оглядел стены комнатушки и покачал головой.
За перегородку доктор никого не пустил. Он один что-то делал там. Но любопытный Женька все же ухитрился подсмотреть, что он делает, и, отойдя от входа за перегородку, шепнул:
— Сердце выслушивает.
Доктор довольно долго оставался рядом с Гришей. Затем, выйдя, он снова оглядел стены каморки, опять покачал головой и сказал:
— Неподходящая кубатура для сердечного больного. — Потом, посмотрев так же хмуро на ребят, он добавил: — Вот что я вам скажу, молодые люди. Положение серьезное. Если уж вы шефы, то шефствуйте как следует. Вставать, волноваться вашему больному никак нельзя. Ходить сюда можно по одному, по два…
— А мы и ходили по одному, по два, — возразил Степка.
— И все-таки он у вас не выдержал постельного режима, — строго взглянув на него, проговорил доктор.
Все посмотрели на Олю, и она покраснела.
— Ну ладно, так решим, — сказал доктор. — Навещать его навещайте. Но помните: встанет — умрет. Лежать, только лежать.
Врач выписал Грише лекарство и ушел. Заурчал, зафыркал автомобиль во дворе. Наступила тишина.
— Надо в аптеку сходить, — первым нарушая молчание, сказал Степка.
— Я схожу! — мгновенно откликнулась Оля, словно только и ждала этих слов. Она чувствовала себя очень виноватой за то, что позволила Грише встать.
— Ладно, — кивнул Степка. — Иди ты. А ты, Таня, оставайся здесь. И Мишка пусть останется.
Это решение начальника штаба все признали правильным. Таню Гриша слушался беспрекословно, а сильный Мишка Кутырин в крайнем случае мог ей помочь.
Таня тотчас же принялась хозяйничать. Мишка, которому, видно, совсем не хотелось оставаться, с тоскою вздохнул, но спорить со Степкой не стал.
— Вы мне на переменку кого-нибудь пришлите, — только напомнил он.
— Пришлем, — пообещал Степка. — Пошли, ребята.
Пока шли назад, во двор, Степка был задумчив. «Сердце, сердце… — размышлял он. — И отчего это оно болит? Наверно, оттого, что много-много приходится переживать в жизни человеку. Вот хоть Гриша!.. От такой жизни, какая была у него, ясное дело, сердце станет совсем никудышное. И что бы взять да изобрести для человека какое-нибудь искусственное сердце. Из железа!.. Чтобы покрепче. Нет, из железа нельзя — заржавеет. Из золота или серебра. Или из нержавеющей стали…» Эта мысль так ему понравилась, что он даже улыбнулся.
— Олежка, — спросил он, — а как ты думаешь, сделают когда-нибудь человеку искусственное сердце?
— Когда-нибудь! — фыркнул Треневич. — Уже делают. Я сам читал в журнале. Из пластмассы. И кровеносные сосуды делают…
Ребята вошли во двор и остановились в воротах, недоуменно озираясь. Двор был пуст.
— Наверно, ребята в красном уголке, — сказал Костя. — Газету, наверно, рисуют.
— А где наши инструменты? — закричал Треневич.
На земле возле разбросанных досок в куче стружек, опилок и щепок валялись только две лопаты. Топор, рубанок, молотки, пила, стамески — все исчезло. В эту минуту раздалось кряхтенье, и из-за кучи досок вылез взлохмаченный красный Пончик.
— Один есть, — обрадованно сказал Женька.
— А Кузя где? — спросил Степка смущенно отряхивающегося Вовку. — Где наши инструменты?
— Инструменты Гошка утащил, — сообщил Пончик. — Гошка и его ребята. А Кузя за ним побежал.
— А ты?
— Я остался. Я сторожить остался.
— Хорош сторож! — возмущенно воскликнул Олег.
— Что же мы будем делать без инструментов? — растерянно спросил Костя.
— Я говорил, говорил! — с жаром сказал Женька. — Не надо было этого Лешку близко подпускать! А то растаяли, как Снегурочки. На, Лешенька, построгай, поработай… Вот он и поработал!
— А Тпруневич с Мишкой еще досочку перед ним положили, — ядовито напомнил Вовка. — Пожалуйста, Лешенька, вот тебе…
— А ты? А ты?! — заорал Треневич. — Ты сам тоже!.. «Здорово!» Нашел кого хвалить!
— Будет вам, — сумрачно остановил мальчишек Костя. — Надо решать, что делать.
— Андрею надо сказать — вот что, — решительно объявил Степка. — И в милицию пойти. Это Гошке так даром не пройдет.
Не успел он выпалить все это, гневно сжимая кулаки, как в воротах показался командир отряда. Наступил час обеденного перерыва, и Андрей шел домой.
— Ну, как работа идет, мастера? — весело окликнул он ребят. — Почему невеселые?
Обступив Андрея, ребята наперебой стали рассказывать обо всех происшествиях этого злополучного дня — и о Гришиной болезни, и о том, как Лешка ловко стругал и как потом вместе с Гошкой и Севкой Гусаковым стащил инструменты.
— Ну и отряд! — с неодобрением покачав головой, сказал Андрей. — Ну и штаб! Девять человек с тремя мерзавцами справиться не можете.
— Мы… мы к Грише побежали… — смущенно ответил Степка. — Конечно, надо было бы кому-нибудь одному… или двоим… Но Оля прибежала, как закричит… Ну, мы все туда и помчались.
— Ну ладно, — сказал Андрей. — Отставить обед. Будем искать наши инструменты.
— Наверно, Кузя знает, — сказал Пончик. — Он за ними побежал.
— Кузя? Вот молодец!
— Я тоже хотел побежать, — продолжал Вовка. — Но ведь надо же было остаться сторожить.
— Помалкивал бы лучше, — оборвал его Олег. — Сторож!
— Смотрите! — вдруг закричал Женька. — Кузя идет! И Лешка с ним!
Все разом обернулись к воротам. По двору к ребятам шли Кузя Парамонов и Лешка Хворин. Лешка нес пилу, топор и рубанок. В руках у Кузи были молотки и стамески.
— Принесли! Принесли! — завопил Вовка, бросаясь им навстречу. — Все здесь! И молотки и топор!..
— Вот, возьмите, — сказал Лешка, кладя на скамейку инструменты. Рукав рубашки на плече у него был разорван. Под глазом красовался радужный синяк.
Ребята и Андрей молча смотрели на него.
— Ух, он с ними и дрался! — возбужденно воскликнул Кузя. — Севке нос разбил. В кровь. А Гошка ему вон синяк поставил… Зато все инструменты отнял. А Гошка с Севкой ушли. Грозятся. Говорят: лучше не попадайся.
— Ладно, я пойду, — сказал Лешка. — До свиданьица…
— Да куда же ты пойдешь? — остановил его Андрей. — Тебе рукав сперва зашить надо. И свинцовую примочку на синяк поставить.
— Ладно, — уныло махнул рукой Лешка. — Так сойдет.
— Нет уж, — Андрей решительно взял его за локоть. — Ты нам помог, и мы тебе поможем. Идем ко мне, там разберемся что к чему. А вы, — обернулся он к ребятам. — Тоже идите обедать. А вечером, когда с работы приду, обсудим все это происшествие.
Он ушел вместе с Лешкой. А Кузя принялся рассказывать, что произошло после того, как все убежали к Грише.
Оказывается, вскоре после ухода ребят во дворе появился Гошка. Он подошел к Лешке, все еще стоявшему с рубанком в руке, пихнул ногой готовые для стола и скамеек доски, вырвал у Хворина рубанок и сказал:
