Хотя он позвал одного Лешку, следом за ними в красный уголок повалили все.

— Вот, — сказал смущенно Кузя, расстилая на полу лист бумаги, где уродливо извивались буква «ш» и незаконченное «и».

— Это что же за «щи» такие? — с любопытством спросил Лешка.

— Название газеты, — буркнул Кузя.

— «Шило», — подсказал Женька Зажицкий.

— Мы вот тут, справа, хотели нарисовать шило, а на его острие насадить всяких проходимцев, — начал объяснять Андрей. — Хулигана, сплетницу, пьяницу, скандалиста…

— И еще злостного неплательщика, — весело добавил Женька.

— А можно, я на той стороне… на чистой бумаге буду рисовать? — сказал Лешка.

— Валяй на чистой, — согласился Андрей. — Надо будет, еще бумаги достанем.

Лешка перевернул лист, положив его чистой стороной вверх, прижал уголки камешками, за которыми сбегали во двор Степка и Женька, поставил перед собою стакан с водой, на дне которого толстым слоем зеленела осевшая краска, взял карандаш и с неудовольствием оглянулся на молчаливо толпившихся позади ребят. Андрей, поймав этот взгляд, заторопил зрителей:

— А ну-ка, давайте, ребята, не будем ему мешать. Художники не любят, когда у них над душой стоят. Да и обедать пора.

За обедом Степка так спешил, будто бы его кто-нибудь подстегивал. Уж очень интересно было посмотреть, как рисует Лешка Хворин. Подумать только — Хворин, Гошкин дружок, — и вдруг художник!.. Степка решил как бы случайно заглянуть в красный уголок. Не прогонит же его Лешка! Тем более, что он, Степка, начальник штаба, заместитель командира отряда и, может быть, даже обязан посмотреть, как у Хворина двигается дело. К тому же если он придет один, то не очень помешает Лешке. Конечно, Андрей прав: кому приятно, если у него стоят над душой? Степка и сам этого терпеть не мог.

Чуть не подавившись черносливиной, Степка допил компот и помчался во двор. Конечно, никто еще не пришел! Он — первый. Но тут из окон красного уголка донесся хохот. Опешив, Степка сбежал по ступенькам и распахнул дверь.

Лешки в красном уголке не было. Но зато у газетного листа толпились Женька, Таня, Оля, Олег, Мишка Кутырин и Кузя. Они хохотали, подталкивая друг друга локтями.

— Ой, Степа, иди скорее сюда! — закричала Таня, вытирая выступившие на глазах веселые слезы. — Смотри, что тут Лешка нарисовал!

Степка подумал было, что у Лешки ничего не получилось. Но, подойдя, обомлел.

Нет, Лешка рисовал замечательно! Вот носатый — это, конечно, пьяница: бутылка выглядывает из кармана. А рядом с ним, в кепке, похожий на Гошку, — наверно, хулиган. Он схватил за ногу усатого дядьку с громадным разинутым ртом и бешеными глазами, должно быть скандалиста. Вслед за усатым катилась куда-то кубарем тощая тетка с длиннющим языком. Посмотришь на такую и сразу скажешь — сплетница. Снизу вверх по листу наискосок, словно взвиваясь в синее небо, бежала надпись: «Ракета». И ракета, длинная, острая, была нарисована. Буквы словно вырывались у нее из хвостовой части огненными языками. А фигурки кувыркались, будто сметенные вихрем, катились по бумаге, нелепые и смешные.

— Ракета… — вслух прочитал Степка. — Почему «Ракета»? Мы же придумали «Шило»!

— А «Ракета» лучше! Лучше! — загалдели ребята.

— Конечно, лучше, — подхватил Женька. — «Шило» неправильно. Это в сапожной мастерской стенгазета может называться «Шило». Или еще «Дратва». А тут — «Ракета». Мчится ракета в коммунизм. А эти все летят с нее кубарем.

— Вот это рисует! — раздался позади ребят восхищенный возглас. — Вот это да!

Впервые Степка услышал, чтобы Пончик был чем-то удивлен. Впрочем, Вовка тотчас же, словно опомнившись, сказал:

— Но Лютиков все-таки рисует лучше.

На Вовку набросились все сразу.

— Кто лучше? Лютиков? Да он рисовать не умеет. А Лешка — это талант.

Поднялся невообразимый шум. В споре никто не заметил, как в комнате появились Андрей и Лешка.

— Ну как, братки, нравится? — спросил Андрей, и спорщики сразу замолчали. Но тотчас же голоса грянули с новой силой.

— Нравится!

— Здорово!

— Прямо как Кукрыниксы!

— А название почему переменили?

— А где неплательщик?

Андрей засмеялся.

— Тише, тише, сейчас все объясню. Название «Ракета» придумали мы с Лешей. Шило ведь инструмент довольно древний. Устарел. А вот ракета мчится прямым путем в будущее.

— Ага! Что я говорил! — обрадовался Женька. — Мчится в коммунизм и всякое барахло с пути сметает!

— Правильно, — подтвердил Андрей. — Леша нарисовал и хулигана, и сплетницу, и скандалиста, и пьяницу… А неплательщика мы решили не рисовать.

— А Яков Гаврилович не рассердится? — озабоченно спросила Оля.

— Может быть, и рассердится, — ответил Андрей. — Но мы ему объясним, что неплательщик — это явление редкое. Один, может, на всю улицу нашелся, а уж его — в заголовок. Можно просто карикатуру нарисовать.

— На него бы самого карикатуру нарисовать, — фыркнул Женька. — До сих пор уголок не открыт!

— Вот что, братки, — сказал Андрей. — Надо нам назначить разведчиков.

— Каких разведчиков? Зачем?

— Разведчиков, — повторил Андрей. — Какой же отряд без разведки? Разведчики должны первыми узнавать, где у нас на улице происходят беспорядки. Понятно?

— Понятно! — в восторге закричал Пончик. — Я буду разведчиком!

— Хорош разведчик! — засмеялся Женька. — Увидит хулигана и под доски залезет.

— Стоп! — сказал Андрей и поднял руку. — Я еще не все сказал. Разведчики будут у нас специальными корреспондентами газеты. Они станут доставлять материалы для заметок и карикатур. И, между прочим, Женя, я не вижу ничего смешного в том, что Вова хочет стать разведчиком. Он парень шустрый. Глазастый…

Пончик с таким торжеством взглянул на Женьку, словно хотел сказать: «Ага! Вот я какой!..»

Тут со всех сторон загремело:

— И я хочу! И я!.. И меня тоже назначьте!..

— По-моему, так, — объяснил Андрей. — Разведчиком можно выбрать Кузю Парамонова. Он недавно себя уже проявил. Не побоялся Гошки и побежал за ним, чтобы проследить, куда попадут наши инструменты. Затем… Затем — Чмоков. Пусть разведчиками будут Женя Зажицкий и Таня Левченко. На первое время хватит. А по мере того как наш отряд будет увеличиваться, прибавится и разведчиков. Правильно?

— Правильно, правильно! — загалдели ребята.

Все совершенно забыли про Лешку, который стоял в сторонке, грызя кончик карандаша. И все разом обернулись, когда он вдруг тихо спросил:

— А можно мне тоже?.. Можно, я тоже разведчиком буду?

Наступила тишина. И, должно быть, Лешке показалось, что ребята замолчали потому, что вопрос его показался всем нелепым. Какой же он разведчик, если сам недавно был в компании Гошки Рукомойникова? Хворин смутился и махнул рукой.

— Хотя нет… Это я так… Не надо.

— Почему же не надо? — с удивлением спросил Андрей. — Очень даже надо. Я предлагаю, ребята, назначить Лешу командиром разведки нашего отряда. Кто «за»? — И он первым поднял руку.

И все руки дружно взметнулись вверх. И засияли глаза у Лешки, когда он взглянул на эти поднятые руки ребят, новых своих товарищей, так не похожих на Гошку Рукомойников а и Севку Гусакова.

Наступил воскресный день. Первый воскресный день в неделе, которую ребята провели без Андрея. И Степка впервые в жизни узнал, что за один день, за один только день может произойти столько событий, сколько порой не происходит и за целый месяц.

Утром почтальон принес посылку из Москвы.

— Данилову Степану Егоровичу, — сказал он, когда Степка отпер дверь.

И Степка так растерялся, что не сразу сообразил, что он сам и есть Степан Егорович Данилов. Он стоял перед почтальоном, изумленно хлопая глазами, а тот нетерпеливо спросил:

— Есть такой или нет?

— Я… Я Данилов… — неуверенно произнес Степка.

— Так чего же ты хлопаешь глазами? — рассердился почтальон. — Получи и распишись.

От растерянности Степка поставил подпись не в том месте, где было нужно, чем опять раздосадовал почтальона.