Кузя взглянул на него и виновато улыбнулся.

— Я не могу, Степа… Сам знаешь…

Наступила тишина. Все разом замолкли. Потом Шурик Веденеев сказал:

— Это ты зря, Кузя. Вот был такой артист Абдулов. Нам в драмкружке руководитель рассказывал. Так он тоже, Абдулов… У него тоже… нога… А какой был артист! Помните? — воскликнул Шурик. — В кинофильме «Остров сокровищ»? Недавно в клубе показывали! Он Джона Сильвера играл. Пирата.

— Правда, Кузя, — сказал Степка. — Ну что ты? И незаметно даже. Выучи какое-нибудь стихотворение и прочитай.

— А то еще был другой артист, — сказал Шурик, — Остужев… Нам про него тоже Семен Семеныч, наш руководитель, рассказывал. Этот Остужев был глухой. А артист Певцов был заика… Нет, правда. Если разговаривает с кем-нибудь — заикается. А как на сцену выйдет, так все пропадает.

— М-может, он п-притворялся? — спросил Павлик.

— Ну да, притворялся! — с таким жаром возразил Веденеев, словно был артисту Певцову закадычным другом. — Заикался на каждой букве. Семен Семенович рассказывал: его один раз спросили: «Почему вы на сцене не заикаетесь?» А он ответил: «Там, на сцене, я не Певцов. Там я Цезарь или Отелло. А они ведь не заикались».

— Ладно, — сдался, наконец, Кузя. — Ладно, я прочитаю «Три пальмы» Лермонтова.

В красный уголок зашел Яков Гаврилович.

— Ну, товарищи пионеры, — сказал он, оглядев ребят с таким видом, словно собирался их удивить какой-то необычайной новостью, — как я обещал, так и будет. В воскресенье открываем красный уголок.

— В какое воскресенье? В это?

— Именно в это воскресенье. Инвентарь я выписал. Столы, стулья, диван, шкаф… Ну там шашки, шахматы, домино… А вы уж, как договорились, помогите все это на место поставить.

— Ясно, поможем! — воскликнул Степка.

— А когда же репетировать? — озадаченно спросил Шурик. — До воскресенья — только три дня.

— Что это репетировать? — с любопытством спросил Яков Гаврилович.

— Концерт, вот что, — ответил Женька. — Мы к открытию хотим концерт самодеятельности подготовить.

— Да ну? Концерт?

— Самый настоящий, — с гордостью подтвердил Степка.

— Ой, хорошее дело! Прямо замечательно придумали! Так что же? Может, по такому случаю перенесем открытие на неделю? А то как бы не сорвалось. Без репетиции.

— Ну вот еще! — возразил Шурик. — Незачем откладывать. Мы и так успеем. Сейчас же и начнем репетировать.

— Репетируйте, репетируйте, — одобрительно сказал Яков Гаврилович и заторопился уходить. — Не буду вам мешать. Только уж не забудьте: в субботу с утра приходите в контору за инвентарем.

— Придем обязательно! — прозвучал хор веселых звонких голосов.

Репетировать взялись сразу же после ухода Якова Гавриловича. Решили, что до обеда пусть репетируют чтецы, а после обеда Павлик принесет гармошку, и тогда уже покажут свои номера певцы и танцоры. Режиссером единогласно выбрали Шурика, и он, с важностью усевшись на стул посреди комнаты, несколько раз хлопнул в ладоши.

— Внимание! Начинаем!..

Но тут Степка сказал, что надо было бы сходить к Грише и проведать его. И вдруг случилось неожиданное.

— А давайте я схожу! — воскликнул Вовка.

— Ты? — этот изумленный возглас вырвался одновременно у Степки, у Тани, у Оли и Кузи.

— Ребята, наш Пончик решил покончить жизнь самоубийством! — закричал Женька. — Вовочка, пожалей своих бедных родителей!

— Ну тебя, — покраснев, отмахнулся Вовка. — Не хотите — и не надо…

— Помолчи, Женька, — одернул Зажицкого Степка. — А ты, Вовка, если правду сказал, то пойди. Ты только посмотри, как он там, не надо ли чего-нибудь, и назад. Нам скажешь, тогда уж кто-нибудь другой сходит.

Репетировали до обеда, репетировали и после обеда, когда Павлик принес гармошку.

Первыми показали свой танец Таня и Оля. Плясали они очень хорошо, то плавно пускаясь по невидимому кругу, разведя руки и лукаво подглядывая друг на друга, то сходясь и отступая назад мелкими шажками, чуть притопывая и уперев руки в бока… Степка следил за Таней с восхищением, хотя до сих пор, признаться, к танцам относился довольно равнодушно.

После Тани и Оли репетировали Костя и Лешка. Они взбирались друг другу на плечи, кувыркались и делали на полу стойки, становясь на руки. Женька схватил барабан и усердно начал подыгрывать Павлику.

Потом Лешка сказал, что он еще может сплясать на концерте танец чечетку, и действительно лихо отбил каблуками чечетку под Павликову гармонь и под неистовый Женькин барабан. Мишка не вытерпел и тоже пустился в пляс. Плясал он неуклюже, и ребята покатывались от хохота.

В разгар веселья в красный уголок пришел Вовка.

— Ну что? — спросил Степка. — Как Гриша?

— Ничего, — ответил Пончик. — Работает. — И с гордостью добавил: — Я ему помог — напильником заплатку зашлифовал.

Странное дело — Вовка вернулся от Гриши как будто бы не совсем таким, каким был до обеда. Какая-то неторопливость появилась в его движениях. Степка это заметил, но никак не мог объяснить себе, что это произошло с Пончиком.

Репетиция продолжалась. Впрочем, это была уже не репетиция, а настоящий концерт. Каждому вдруг захотелось спеть какую-нибудь песню или сплясать или попросту покувыркаться и подурачиться, изображая акробатов. День пролетел незаметно, и ребята разошлись по домам усталые, но очень веселые. На прощанье уговорились завтра прийти в красный уголок пораньше и снова порепетировать. Только Олег объявил, что не придет, потому что у него номер будет особый и к этому номеру нужно подготовиться.

Утром, перед работой, Андрей заглянул в красный уголок и очень удивился, увидев ребят.

— Да вы теперь с самого рассвета, что ли, собираетесь? Иду по двору и слышу — голоса из окон. Думал сначала, что кто-нибудь чужой.

Ребята не видели своего командира уже несколько дней. Он был занят. А новостей за это время накопилось немало. Ведь Андрей еще не знал ни о предстоящем открытии красного уголка, ни о репетициях, ни о том, что ребята ходили в поликлинику и в исполком. Все эти новости Андрей выслушал очень терпеливо, хотя говорили все наперебой и орали что было мочи.

— Молодцы, что концерт готовите, — сказал он. — Молодцы, что в поликлинику и в исполком ходили. — Он улыбнулся. — Эх, братки, правильные вы ребята. Хорошо придумали — для Гриши комнату попросить. Пусть почувствует, что вокруг него живут не враги, а друзья. Человек всегда человеку другом должен быть. — Он обернулся к Хворину. — Надо бы нам, Леша, плакат покрасивее написать, объявление о концерте и об открытии красного уголка.

Вот что было написано в объявлении.

Часам к шести красный уголок был окончательно подготовлен к открытию. Мальчишки успели расставить все и подмести пол. Таня и Оля закончили сшивать тюлевые занавески, которые тоже, оказывается, были выписаны Яковом Гавриловичем как инвентарь.

— Вот это так уголок! — оглядевшись, радостно произнес Степка. — Смотрите-ка, ребята! Прямо дом отдыха! Или клуб!

— И правда дом отдыха, — согласилась Таня. — Уходить не хочется.

— Я напишу, — согласился Лешка.

Весь день шла репетиция. А на следующее утро ребята принялись расставлять в красном уголке мебель.

В полдень из отрядной вышел Лешка, неся в вытянутых руках большей лист обойной бумаги. Не было, кажется, ни одной краски в коробке, которая не попала бы на этот лист, пестревший, словно цветочная клумба в сквере на вокзальной площади.

— Главное, сами все сделали, — с гордостью сказал Степка. — Вот что приятно.

— Ребята! — предложила Таня. — Давайте Гришу пригласим на открытие!