Но Розенберг боялся великорусских идей Власова. Правда, его и сам Гитлер считал фантазером и назначил его министром Восточных Дел, только чтобы дать ему какой-то пост. Розенберг окружил себя настоящими или самозванными представителями народностей Советского Союза, которые или прибывали из занятых немцами областей, или присоединялись к нему из кругов эмиграции. От них он требовал создания отдельных национальных комитетов, которые тут же настаивали на отделении от русского государственного союза. Они должны были не допустить, чтобы этот вопрос стал предметом обсуждения, исследования или даже народного голосования. Таким образом, из Восточного (или, как русские его называли «Колониального») министерства сознательно велась антирусская пропаганда против Власова.

Тут было множество самых разнообразных народностей: разных групп украинцев, белорусов, туркестанцев, азербайджанцев, узбеков, армян, грузин, северо-кавказцев, карачаевцев, ингушей, таджиков, туркмен, каракалпаков, волжских и крымских татар, членов одиннадцати казачьих войск и ряд еще других. Розенберг обещал им золотые горы в отношении их будущей независимости, и они верили этому министру Гитлера. Так как Розенберг стремился к полному расчленению России, то он поддерживал все домогания этих народов и почти всюду создавал «правительства в эмиграции».

Его целью было создать на востоке большое число маленьких национальных государств, среди которых русские стали бы лишь одним из них. Большинство таких национальных комитетов вступало друг с другом в борьбу и отказывалось подчиниться КОНРу после его создания.

Как далеко заходила такая враждебность к Власову, показывает его встреча с председателем грузинского национального комитета Мишей Кедией. Когда Кедия, под давлением высоких чинов СС, должен был сесть за стол переговоров с Власовым, он упрямо остался стоять и заявил примиренчески настроенному Власову: «То, что я должен вам сказать, я могу сказать и стоя и совсем коротко. Мне приятнее стоять лицом к Сталину, чем к заду Власова». При этом сами руководители СС вынуждены были признать, что тут не до переговоров…

Но нашлись и такие, которые просили Власова принять их в КОНР. Первым пришедшим с таким желанием был председатель Калмыцкого Национального Комитета Шамба Балинов.

Украинцы были представлены двумя очень энергичными людьми: профессором Юрием Письменным, впоследствии членом Президиума КОНРа, и профессором Гречко. Профессор Федор Богатырчук, бывший шахматный гроссмейстер, украинец, тоже стал членом Президиума КОНРа.

Белорусы были представлены в Комитете ученым советником Н. Будзиловичем, кавказцы — осетином профессором Цаголом, грузины — генералом Шалвой Маклагелидзе, но только персонально. Они не выступали от имени национальных комитетов.

Хан Иомудский, который из-за своего княжеского титула и независимого выступления считался признанным представителем туркестанцсв, внешне придерживался Строго антирусской политики, чтобы без всяких исключений скрывать свое в действительности про-русское настроение. Немцы решительно поддерживали его при формировании туркестанского легиона. При разговоре с Власовым с глазу на глаз он сказал: «Вы должны меня правильно понять. Я ведь завишу от немцев, как и все мы. Поэтому мы должны выполнять то, что они от нас требуют, это значит, что мы ведем пропаганду за Туркестан, независимый от России. Но между нами я могу вам сказать, что я, так же как и вы, стремлюсь к самому тесному союзу с будущей национальной Россией, при условии, что наши хозяйственные и культурные интересы будут соблюдены. Это я могу доверить вам только с глазу на глаз. Если кто-либо стал бы защищать этот мой взгляд публично, я буду его целиком отвергать».

Власов лично рассказал мне об этом разговоре. Тогда он еще доверял мне.

Со стороны горцев к Власову обратились с просьбой принять их в состав КОНРа Цинбал и Чачук.

Хорошо были представлены казаки. От Донского войска — двумя генералами — Абрамовым и Балабиным (оба по собственному желанию). Они были эмигрантами, один из Болгарии, другой из Сербии. Оба были героями Гражданской войны, выдающимися вождями крупных кавалерийских соединений, отличившихся в битвах со знаменитой конницей Буденного. К ним присоединился также полковник Кононов, произведенный в марте 1945 г. в генерал-майоры. Он командовал бригадой, позже дивизией в 15-м казачьем кавалерийском корпусе немецкого Вермахта, который в марте 1945-го года формально подчинился Власову. Командовал корпусом немецкий генерал-лейтенант фон Паннвиц. Атаман Донского войска генерал Татаркин, атаман Кубанского войска генерал Науменко и генерал Шкуро также просили Власова принять их в Комитет. Татаркин скончался и погребен в Мюнхене. Другие тоже умерли, а генерал Шкуро был повешен.

Безрезультатны были переговоры с бывшим донским атаманом генералом от кавалерии Петром Николаевичем Красновым, на весь мир известным своим романом «От Двуглавого Орла к Красному Знамени». Он отказался примкнуть к Власовскому Движению.

Все люди этих народностей, которые были временно под немецкой властью — добровольцы, хильфевиллиге, остарбейтеры или военнопленные — после войны рассматривались советской властью одинаково, безразлично были ли они сторонниками Власова или нет. Их ссылали, проклинали, расстреливали. Они считались военными преступниками, коллаборантами, саботажниками, короче — «власовцами». Таких были миллионы…

Недоверие к Власовскому Движению после Праги ни в коем случае не уменьшилось. Как и прежде, оно было под обстрелом немецких учреждений. Розенберг подкладывал камни под ноги Власову всюду, где ему для этого представлялась возможность. Невзирая на это, однако, новые учреждения развивались одно за другим. Границы Кибицвег расширялись. Прибывали все новые генералы, офицеры и солдатские подразделения для новых учреждений Власовского Движения. Для них надо было находить новые помещения в Берлине-Далеме. Стали восстанавливать руины. Это было скорее, чем получить сохранившиеся еще дома. Доставлялся строительный материал. За все платило главное управление войск СС. Семь человек, живших на Кибицвег, превратились в семьсот. Штаб армии был размещен в пятиэтажном здании. Генерал Власов получил для себя отдельный дом на Тил-алле. Для солдат пришлось создавать временные помещения.

Этот прирост личного состава вызвал изменения в штабе. Полковник К. Г. Кромиади передал свою должность коменданта майору Сергею Хитрово, бывшему офицеру Красной армии, который происходил из старой дворянской семьи и вырос в Советском Союзе. Хитрово был уже третьим лицом на этом посту. Первым комендантом штаба был Евгений Васильевич Кравченко.

Первым было создано Главное организационное управление. Его начальником был генерал Василий Федорович Малышкин. У него была легкая рука при выборе сотрудников. Одним из первых, ставший потом его заместителем, был профессор Иванов, опытный администратор, с которым мало кто мог конкурировать. К сожалению, он скоро умер, после того, как учреждения Власова были переведены в Карлсбад. Тогда его обязанности в большой мере принял мой друг д-р Димитрий Александрович Левицкий. Будучи юристом, он приобрел большой административный опыт, благодаря своей службе в страховом обществе в Риге. Ему очень подходили задачи управления, выпавшие на его долю. Короче говоря, он не только пользовался доверием Власова, но и Малышкин считал его испытанным и знающим сотрудником и привлекал его к совещаниям. Левицкий читал всю входящую почту, в том числе и письма, адресованные Малышкину. Он подготовлял текст ответов, предлагал меры и весьма часто выполнял роль посредника. Приведу для этого маленький пример.

В одном из писем «Союза русских дипломированных инженеров» из Праги, адресованном Малышкину, содержалось приветствие созданию КOHPa и выражалось желание Союза сотрудничать с ним. Это письмо начиналось обращением «Ваше Превосходительство!», что вызвало гнев Малышкина, так как такое обращение к генералам было обычным в царские времена. Он считал его реакционным, перечеркнул красным три раза и добавил еще два толстых восклицательных знака. Левицкому с трудом удалось его успокоить, объясняя, что обращение «Ваше Превосходительство», употребленное Союзом, состоявшим исключительно из старых эмигрантов, отнюдь не является унижением, а наоборот — выражает полное уважение к генералу со стороны старых эмигрантов.