Об этом случае следует рассказать поподробнее.

Некоторые местные партизанские отряды, действующие поблизости от своих деревень, особенно ненавидели полицейских, выходцев из тех же населенных пунктов. Да это и понятно, полицианты хорошо знали местность и окружающие леса, в которых скрывались партизанские семьи. Они знали всех родственников партизан и людей, оказывающих помощь партизанам. Все это они передавали в гестапо, приводили карателей и расправлялись с советскими людьми при первой возможности. Без помощи местных полицейских гитлеровцы в наших просторах для партизан не были бы так опасны.

Поэтому партизаны очень часто обращались к нам с просьбой: отпустить им боеприпасов и взрывчатки на то, чтобы разбить тот или иной полицейский участок. Первое время мы часто шли им навстречу в этом их желании и по возможности отпускали просимое. Впоследствии мы убедились, что этого делать не следует. К этому выводу мы пришли на таком примере.

В Пинскую область прибыл крупный фашистский чиновник и стал разъезжать по области, видимо с целью выявления того, что можно захватить и вывезти в гитлеровскую Германию отступающим фашистским войскам.

Вокруг этого гитлеровского уполномоченного сгруппировалось несколько десятков местных предателей, за которыми наши разведчики долго охотились, но не могли их изловить потому, что они укрывались под защитой крупных фашистских гарнизонов.

Кавалькада матерых фашистов представляла для нас заманчивый объект нападения, их сопровождали несколько чинов гестапо и десятка три полицейских. К тому же они старались держаться ближе к фашистским гарнизонам, во избежание неприятности.

К счастью, одной из наших групп перед этим удалось завербовать рядового полицианта, который оказался в числе охраны. Вот этот полициант улучил момент и всунул гитлеровскому посланцу под сиденье толовую шашку с детонатором замедленного действия.

Матерый оккупант был убит взрывом, который произошел под обшивкой сиденья. В ответ на этот дерзкий акт народных мстителей в гестапо ничего умнее не придумали, как расстрелять всю сопровождающую свиту.

В живых было оставлено несколько рядовых полициантов, среди которых уцелел и наш исполнитель.

На этот раз мы «вынесли одобрение» гестапо за расстрел предателей белорусского народа.

После этого случая, если к нам обращались за содействием помочь «гробануть» полицейских, мы требовали от просителей организовать диверсию против одного-двух представителей гестапо, находившихся среди полицейских, а уж с полициантами гитлеровцы расправлялись сами. Это и выглядело лучше и обостряло отношения между хозяевами и их «надежной» опорой, созданной из среды местных предателей.

Искать исполнителей для осуществления подобного рода диверсий нам почти не приходилось. Напротив, они сами всевозможными путями искали и находили наших людей, предлагая иногда уже готовые планы нанесения ударов по фашистским захватчикам.

Александр Шлыков, Валентин Телегин, Яша Кулинич, Нина Осокина и много других превратились в инструкторов. Они встречали, снабжали взрывчаткой и консультировали людей, приобщавшихся к общей борьбе советского народа с фашистскими оккупантами. Местные граждане, работавшие на транспорте у гитлеровцев, получали мины и сами пускали под откос поезда противника. Осенью 1943 года мы поставили дело так, что машинисты организовывали взрывы в депо и выводили из строя паровозы. Стрелочники взрывали стрелочные перекрытия, смазчики забрасывали в поезда с горючим зажигалки и подсыпали песок в буксы вагонов. Водоливы выводили из строя водокачки и системы водоснабжения…

Гремели не только леса Белоруссии, но рвалась и горела советская земля под ногами фашистских захватчиков. Наша мастерская-лаборатория в лесу работала полным, ходом, изготовляя «партизанские подарки» для гитлеровцев. Саша Милетин, Костя Мурехин, Лаврен Бриль не спали ночами, выполняя срочные заказы.

Война с врагом на занятой им территории велась теперь всем советским народом.

Как и прежде, в свободные минуты у костра проводились беседы с молодежью. Наши «кадровики» находили время вести воспитательную работу среди населения в прилегающих деревнях, в семейном лагере, разрешали все споры и недоразумения, возникавшие между нашими людьми и многочисленными партизанскими отрядами, расположенными по соседству.

— Победить фашистов — это еще не все, теперь об этом спору нет. Надо смотреть вперед. А впереди у нас огромная работа, — говорил Василий Афанасьевич Цветков в одной из бесед.

— Да, многое придется восстанавливать из того, что теперь мы так охотно разрушаем, — сказал Валентин Телегин.

— Разрушенное толом — это одно. На это мы можем привлечь и самих оккупантов. А вот учить их, перевоспитывать придется нам. Да и не только их… Передовик-боец иль командир в бою должен стать первым в труде, подавать пример культуры в жизни. А вести массу за собой в мирной обстановке иногда труднее, чем на фронте.

Осенью сорок третьего года, организуя диверсии на внутренних объектах противника, мы делали упор в первую очередь на вражеские коммуникации. С крушениями поездов гитлеровцы как бы смирились. Они все делали для того, чтобы сократить простои, и вражеские эшелоны, волоча подбитые хвосты, продолжали ползти на восток к линии фронта.

Мы хорошо понимали, что всякий дополнительный взрыв на магистрали, выведенная из строя водокачка, взорванный семафор, блок-пост и даже линия связи — создавали дополнительные простои, а все, что хотя бы на час останавливало движение на железной дороге, помогало родной Красной Армии громить врага, спасало какое-то количество жизней наших бойцов на фронте. И потому мы не жалели сил и не останавливались ни перед чем, чтобы наносить удар за ударом, все более разрушительные и ощутимые для гитлеровцев, по их железнодорожным коммуникациям, по их технике и живой силе, движущейся к фронту. А человек, орудие или танк, уничтоженный до подхода к фронту, — это предотвращенная смерть энного количества людей, спасенное от разрушения какое-то количество материальных ценностей, это бомбовоз, сбитый прежде, чем он успел выбросить на цель свой разрушительный груз.

В течение лета и особенно осени 1943 года наши группы подрывников произвели огромное количество диверсий. Для осуществления многих важных операций приходилось привлекать людей из железнодорожного персонала, находившегося на службе у гитлеровцев, и почти не бывало случаев, чтобы намеченное мероприятие срывалось из-за отсутствия нужного человека. Война на рельсах не прекращалась ни на один день, а о том, как она велась, говорят факты.

В Пинской области очень много воды. Но система водоснабжения паровозов довольно сложная. Вода должна здесь подниматься на определенную высоту в резервуары водонапорных башен. В районах с пересеченной местностью для этой цели часто используются артезианские колодцы или открытые водоемы, расположенные на более высоких местах. В условиях болотистой низменности такие возможности исключаются. Для создания необходимого напора вода здесь должна быть поднята на высоту десять — двенадцать метров с помощью насосов.

В местечке Городец Пинской области немцами была оборудована мощная водонасосная станция. Два новеньких двигателя внутреннего сгорания по сто двадцать лошадиных сил каждый были доставлены из Германии. Во избежание перебоев в водоснабжении гитлеровцы сразу построили действующую и запасную насосные станции.

В Городце паровозы снабжались водой на несколько перегонов. О важности этой станции для нормального действия железнодорожной магистрали можно было судить по тому, как оккупанты организовали здесь охрану. В помещение насосных станций не разрешалось входить даже рядовым гитлеровской армии, не говоря уже о белорусах. Но обслуживал эти станции местный белорус, гражданин Кольцов. Он прекрасно знал машины подобного типа и долгое время еще до тридцать девятого года работал на них машинистом. Оккупанты хорошо платили машинисту, снабжали его промтоварами.