За окнами посветлело. Я попросил Садовского дать мне какую-нибудь одежду местного покроя и устроить меня где-нибудь отдохнуть.

— Хорошо, — помолчав, не сразу ответил Садовский, продолжая с недоверием всматриваться в меня, — только оружие вам придется отдать мне. Мы его тут припрячем, а то неудобно, знаете ли, если вас заметят с таким пистолетом.

Я молча подал ему маузер, свою куртку и плащ-палатку, браунинг остался у меня в кармане брюк. Это было новое испытание, и я на него пошел. Жена Садовского принесла мне старый пиджак мужа, и Купцов провел меня на сеновал. Я зарылся в сено и скоро заснул, но спать мне долго не пришлось. Часа через два на сеновал поднялся Купцов и разбудил меня. Над крышами урчали моторы фашистских самолетов.

— Я пришел еще побеседовать с вами, — сказал Купцов, — а то нам многое не ясно из того, что вы говорили… Вы упрекали меня давеча в том, что мы дома сидим, не воюем. А вот слышите?.. Гитлеровцы над головой летают, А наши-то где?

Все это страшно меня обозлило. Правая рука, засунутая в карман брюк, сжала рукоятку браунинга.

— Вот что я вам скажу, политрук Купцов, — строго заговорил я, — Вы что же, думаете приспособляться к оккупантам? Может быть, в полицию поступать собираетесь?.. А ведь, наверное, когда-нибудь в мирной обстановке, проводя политзанятия с бойцами, говорили словами Долорес Ибаррури: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» А теперь что же, своя шкура всего дороже?

Разгорячась, я бросал в лицо Купцову все новые и новые упреки, а он понуро стоял передо мной, растерянный и пристыженный. Через минуту, не выдержав, он со слезами на глазах выскочил с сеновала.

Перед закатом солнца меня позвали в дом, и там, за ужином, я убедился, что все, что мне удалось сделать, — это убедить Садовского в том, что я не шпион. Испуганный и подавленный, он, как мне казалось, заботился лишь об одном: как бы сплавить меня из дому, и тем самым снять с себя ответственность за мою жизнь, а может быть, и за то, что он со мною общался.

— Я — что? — уклончиво говорил Садовский. — Я и людей не знаю, и власти у меня нет, чтобы помощь вам предоставить. Вам самое лучшее к Кулешову ехать, в Кушиеревку. Первое — он человек оборотистый, ловкий. Он и немца вокруг пальца обведет. Второе — он бургомистр, власть значит, и у немцев на особом счету, Ему все доступно. Его уговорить сумеете — он вам поможет, а больше., я считаю, никто.

Такая характеристика Кулешова мне совсем не понравилась. Я чувствовал, что ехать к нему опасно, но у меня не было другого выхода, как сделать веселое лицо и поблагодарить хозяев за содействие.

Купцов быстро собрался, отвез меня в Кушнеревку и буквально с рук на руки сдал Кулешову. Все было сделано чисто: если я шпион, это сразу обнаружилось бы при моей встрече с Кулешовым и хозяева мои остались бы в стороне — они представили подозрительного человека по начальству Если я советский парашютист, большой беды для них тоже не было. Кулешов не решился бы меня убрать, так как я прибыл от Садовского, к Садовскому — от Зайцева, а там бог весть еще от кого. Слишком много людей знало о моем существовании. Да и сам Кулешов в тот период еще окончательно не перешел к оккупантам. Он допускал, что может победить фашистская Германия, и поэтому колебался. Работая бургомистром, он всячески угождал фашистскому коменданту района, выслуживался перед ним, делал подарки маслом, медом, а когда этого было мало — нажимал на хлебопоставки. Зарабатывал премии от фашистов. Но одновременно скрывал у себя окруженцев и помогал бойцам; Красной Армии, следовавшим за линию фронта. У него хранилось много орденов советских командиров, потерявших голову и спасавших свою шкуру. Он собирал записочки и справки от командиров и бойцов, когда оказывал им содействие.

Самый обиход жизни Кулешова, прочный и домовитый, показывал лицо хозяина В это страшное время здесь жили как ни в чем не бывало: и окна аккуратно зашторены, и в комнатах образцовый порядок, чистота, и сытая скотина стоит во дворе, и отказу нет ни в чем, все припасено, все есть. Встретил меня Кулешов суетливо, даже сердечно, не знал, куда посадить, чем угостить. Купцова он быстро выпроводил. Ладная фигура хозяина так и мелькала передо мной, благообразное молодое лицо словно источало угодливость — в душу лез человек.

Накрепко заперев дверь и отослав жену в горницу, он подсел ко мне и заговорил ласково, время от времени притрагиваясь к моему колену:

— Вы со мной, гражданин, не стесняйтесь. Будем откровенны! Кто вы есть на самом деле такой?

— Да я и не стесняюсь, — отвечал я спокойно. — Гражданин Купцов вам все объяснил. Я действительно командир партизанского отряда, разыскиваю здесь своих людей.

— Ах, да, да, конечно. Я вам верю, с первого слова верю. А то ведь, знаете, всякие обстоятельства бывают. Тут у нас, видите ли, как бы вам это объяснить получше…

Я молчал выжидая.

— Наше положение тоже нелегкое. Ведь вот Красная Армия ушла, отступила. Так я говорю? И вернется ли она — неизвестно.

— Вернется, — твердо сказал я, — можете не сомневаться.

— Ну, мы с вами этого покамест не знаем. Так вот — видите, какое создалось положение: армия ушла, а мы здесь остались. И нам как-то жить и при немцах нужно. Так я говорю?.. А это — нелегкое дело. Вот и живем… глядя по обстоятельствам. Ссориться-то ни с кем не расчет. А хорошему человеку, кто бы он ни был, почему бы и не помочь? Я вам сегодня помогу, а завтра вы мне. Или, скажем, дадите мне расписку, что, мол, вот такой-то оказал мне содействие при исполнении возложенных на меня спецзаданий. Дадите?

— Там видно будет, какое еще содействие окажете, — сказал я уклончиво.

— Вы не смотрите, что я по положению человек небольшой, — продолжал Кулешов, и глаза его сверкнули, и словно выше он стал, распрямился, — Я и перед большим делом не остановлюсь, был бы только расчет рисковать. Так вот и договоримся. На меня вы вполне можете положиться. Скажите мне, кто вы такой, начистоту, и мы с вами, исходя из этого, и решим совместно, что нам предпринять.

— Я вам уже все сказал, и от вас мне нужно только одно: помогите мне найти моих людей — ответил я.

— Ну, что ж, можно и это. Вы как, здесь переночуете или завтра ко мне зайдете? А то скоро светать будет, — заметил Кулешов.

Неустойчивость Кулешова и его двойственность мне сразу бросились в глаза. Я сделал надлежащий вывод и свои встречи с бургомистром стал проводить с максимальной осторожностью.

На день я предпочел уйти в лес, а с наступлением темноты вернулся к Кулешову. Он встретил меня с веселым лицом, словно подарок приготовил, и оживленно заговорил:

— А я вам о людях ваших могу сообщить. Но, предупреждаю, печальные у меня сведения, очень печальные, — лицо его мгновенно изменилось, словно одно снял, другое надел, и стало грустным и немного торжественным, — Попались ваши двое, попались, да. В чашниковскую полицию их привели. Одна-то — женщина, и что с ней сталось, пока неизвестно, а мужчину расстреляли уже, да, расстреляли, — ничего не поделаешь. Да еще арестовали одного мужика из Корниловки — Соломонова, — может быть, знали?

Кулешов испытующе посмотрел мне в глаза. Я молчал. Сердце у меня болезненно сжалось. Это были первые жертвы среди моих людей, о которых я узнал, и глубокое горе охватило меня. Но я старался не подать виду, какое впечатление произвело на меня сообщение Кулешова, а стал спокойно расспрашивать о приметах людей, о том, где и как их поймали. И мне стало ясно, что женщина была радистка Быкова, а кто был мужчина, я так и не смог определить.

Обещанием узнать больше Кулешов продержал меня под Кушнеревкой еще два дня. Я понял, что толку от него не добьюсь, и решил снова отправиться к озеру Домжарицкое.

Узнав о моем намерении, Кулешов всполошился. Он исполнился необычайной заботы о моем здоровье и удобствах. Как я пойду один? Как это грустно и даже рискованно — одному бродить по лесам и болотам! Нет, в качестве проводника нужен хороший товарищ, надежный человек. И бургомистр Кулешов предложил мне взять с собой кого-либо из окруженцев, скрывавшихся у него на селе. Я уже успел повидаться с некоторыми из них во время моего сидения у Кушнеревки, и ни один из них не произвел на меня впечатления достаточно надежного человека, да я и понимал, конечно, что Кулешов может послать со мной соглядатая. Поэтому я выбрал парня попроще, туповатого и трусоватого бойца Ваську. Этого, как мне казалось, Кулешов не мог выбрать для своих целей.