— Какого черта, что значит «к нам»? Это какая-нибудь политическая организация?

Человек покачал головой.

— Не совсем. К нам — значит к людям. — Он говорил терпеливо, словно обращаясь к ребенку.

— Я все же не понимаю тебя.

Говоривший взволнованно оглядел своих компаньонов и вновь обернулся к Джон-Тому.

— Слушай меня внимательно, чаропевец. Унизив себя, человечество десятки тысячелетий обречено было сосуществовать с животными, словно с ровней. С ордами вонючих грязных мохнатых тварей, низших созданий. — Слова эти явно не относились к собственной густой сальной шевелюре. — С этими скотами, ничуть не возвышающимися над крысами и мышами, которых они охотно унижают.

Джон-Том не отвечал. Человек уже почти молил.

— Но ты ведь, конечно, ощущал уже несправедливость, неестественность подобной ситуации? — Он заходил перед Джон-Томом, время от времени тыкая в его сторону сжатым кулаком.

— Мы ведь лучше животных, разве не так? Конечно, природа предназначала нас для высшей роли, однако какие-то сверхъестественные силы и обстоятельства помешали нам воспользоваться дарованными от рождения правами. Наступает время перемен. Скоро человечество унас'ледует этот мир, как и было намечено природой.

— Так ты объявишь остальным расовую войну? — медленно проговорил Джон-Том.

— Нет! — Коренастый главарь повернулся к нему. — Это будет война за право человечества занимать ведущую позицию, возглавляя всю цивилизацию. — Он склонился пониже, пытливо глядя в лицо Джон-Тому. — Скажи мне тогда, чаропевец: в твоем мире люди тоже равны животным?

Боже! Мысли Джон-Тома в панике заметались. Что сказать? Насколько они проницательны? Или они способны обнаружить ложь — с помощью магии или других средств? А если докопаются до истины, то способны ли воспользоваться ею для подтверждения своих собственных подлых претензий?

Но почему они подлые? Тебе ненавистны слова этого человека. Джон-Том, или мысль о том, что ты способен с ним согласиться?

— Ну? — повторил главарь.

Оставить вопрос без ответа было еще хуже, чем сказать правду.

— Люди, которых я встречал у себя, ничем не превосходят здешних животных по разуму и величине. Некоторые, по-моему, даже глупее. Почему вы тут считаете себя высшими?

— Мы верим в это, чувствуем нутром, — раздался мгновенный ответ. — Природа не могла замыслить мир подобным образом. Что-то пошло здесь не так. Но ты все-таки не ответил мне об отношениях между людьми и животными в твоем мире.

— Все мы животные. Определяющую роль играет разум, и те личности, которых я здесь встречал, ничуть не ниже нас по уму.

— Это... те, которых ты встречал здесь. А как насчет животных из твоего собственного мира?

Джон-Том в раздражении повысил голос.

— Да, черт тебя побери, рост и величина с этим никак не связаны.

— Так нам говорили и сновидцы, — пробормотал кто-то в задней части комнаты. Раздался неразборчивый шепот, в котором слышалось явное самодовольство. Джон-Тому это не понравилось.

— В любом случае, я к вам не присоединюсь. — Он сложил руки. — И не сомневаюсь, что моему примеру последуют многие. Я знаю много людей, способных не задумываясь понять разницу между культурой и бескультурьем, между цивилизацией и невежеством... И вот что: разум не имеет ничего общего с тем, пахнет от тебя или не пахнет. Верьте на здоровье своему нутру. Подобными беспочвенными надуманными фантазиями диктаторы всегда пользовались, чтобы разъединить людей, и я не имею с этой чушью ничего общего. К тому же люди здесь являются одним из меньшинств среди прочих млекопитающих. Но если все ваше человечество свихнется и примкнет к вам, численность людей не позволит вам даже мечтать об успехе геноцида, который вы замыслили.

— Ты прав во всем, за исключением одного, — согласился вожак.

— Едва ли я мог что-либо упустить.

— Может быть, лучше я попробую объяснить.

Голос был сиплым, как при тяжелой простуде или ларингите. Человек, произнесший эти слова, шагнул на свет. Он был столь же плотен, как и главарь, и, пожалуй, еще более волосат. Длинные черные волосы ниспадали на плечи, густая борода скрывала лицо. Тело его, словно плащ-палаткой, было прикрыто бурой и коричневой кожей.

Джон-Том уже потерял голову от гнева.

— А ты кто такой, олух?

Ему представились Мадж и Клотагорб, дружелюбный аристократ Каз, въедливый Пог. Пестрая толпа этих полуварваров явно считала себя вправе властвовать над его новообретенными мохнатыми друзьями. Мысль эта не укладывалась в голове.

— Кто я, проще показать, чем объяснить, — проговорил черноволосый тип, протянул руки к голове и снял ее.

Открывшийся череп оказался меньше человеческого, но из-за выпуклых зеленых сложных глаз занимал едва ли не тот же самый объем. Ярко-голубой хитин покрыт был желтыми пятнами. На жвалах лежала багровая полоска. Усики обратились к Джон-Тому. Они шевельнулись, словно руки пловца.

Существо заговорило прежним хриплым скрипучим голосом. Рот не двигался. Джон-Том понял, что насекомое имитирует речь, выпуская воздух через дыхала.

— Я — Ханниуз, — проскрипело создание. — Этот костюм я ношу, чтобы местные жители не убили меня на месте. Они испытывают безрассудную ярость к моему народу и преследовали его целые тысячелетия.

Джон-Том успел уже оправиться от внезапного потрясения.

— Судя по тому, что слыхал я, именно ваш народ повинен во вражде; тысячелетия вы приходите сюда, чтобы поработить местных жителей.

— Не стану отрицать, мы добиваемся власти над ними, но эти завоевания нам не нужны. Мы всего лишь заботимся о собственной безопасности. Жители Теплоземелья становятся все сильнее. Однажды ненависть перевесит их летаргию, и всей своей мощью они навалятся на Броненосный народ, чтобы истребить его. Разве нет у нас права на самозащиту?

Боже, подумал Джон-Том: вот тебе и исторический подход к оправданию агрессии. Он вдруг почувствовал себя дома.

— Не пытайся задурить мне голову. Когда страна объявляет, что хочет получить безопасную границу с другой, это всегда означает требование территориальных уступок. Приграничные территории поглощаются, и новая граница передвигается все дальше... снова и снова. Этот процесс не имеет конца. Безопасности таким путем не достигнуть, но жадность утолить можно.

Голова насекомого обратилась к блондину:

— Чаропевец он или нет, но пользы от него ждать не приходится. Скорее он даже опасен и не может быть полезным для нас. — Джон-Том похолодел и замер.

— Нет, он только так говорит, думает-то он иначе. — Главарь с улыбкой повернулся к молодому человеку. — Будь добр, скажи Ханниузу, что ты примкнешь к нам.

— Я не вижу между вами ничего общего.

— Броненосный народ понимает, что среди всех жителей Теплоземелья лишь мы, люди, одобряем их планы. Мы одни охотно выйдем на бой, а после победы будем править в Теплых землях.

Это наше право, и Броненосный народ готов признать его. Мы им поможем, а они тогда позволят нам править. Так они намереваются добиться искомой безопасности.

— И ты в это поверил? Вы здесь тупы или совершенно аморальны? У вас нет никакого естественного права властвовать над Кем бы то ни было. В этом мире вся генетика была другой.

Один из стражей встревожился.

— Будьте осторожны, он произнес волшебные слова.

Неярко блеснули в свете плошек мечи и копья. Обращенные к Джон-Тому искрящимся смертоносным лесом, они вдруг окружили его.

— Следи за своим ртом, чужестранец! Не пытайся нас заколдовать!

— Видишь эффект? — обратился главарь к Ханниузу. — Представляешь, каким могучим союзником он может оказаться?

— Друг мой, возможно, это просто ключевые слова. — Насекомое подняло конечность, огладило усики. — Он явно настроен против нас.

Коренастый предводитель подошел к Джон-Тому, тот напрягся, но главарь лишь положил руки ему на плечи.

— Слушай меня, чаропевец. У тебя рост и повадки богатыря, ты еще и чародей. Среди нас ты будешь главным, ты будешь править этими землями. Здешний климат не подходит Броненосному народу. Но им нужна наша помощь — сейчас и когда окончится война.