— Нам они показались вполне реальными, — проворчал Джон-Том.

— Еще я помню, —  во взгляде Талей читалась такая искренность, что у юноши защемило сердце, — что увидела тебя, Джон-Том. Я сразу поняла, что это ты. Рядом с тобой были Мадж и Клотагорб. Я хотела закричать, бросить меч и побежать к тебе, но не смогла. Не смогла! — Она горько заплакала и разрешила юноше обнять себя. — Мне чудилось, я подчиняюсь чужой воле. Ни крикнуть, ни остановиться. А затем кто-то велел мне убить твоего приятеля. — Девушка показала на Колина, который присоединился к ним. Следом за медведем подошла и Дормас.

— По счастью, ты не сумела, — заключил Джон-Том.

— У нее все равно бы не получилось. Ей повезло, что я ударил башмаком, а не саблей.

Джон-Том прокрутил в памяти эпизод схватки, представил себе коалу, который делает выпад и пронзает своей острой саблей тело Талей, увидел, словно наяву, как та истекает кровью у него на руках, и невольно содрогнулся. Пожалуй, смерть и вправду была необыкновенно близка.

— Где мы? — спросила Талея. Голос ее звучал, как прежде, резко и отрывисто, однако Джон-Том чувствовал, что ей страшно. Господи, как он понимал девушку! — Куда нас занесло? Неужели весь мир спятил?

— Нет. Если он и сходит с ума, то лишь время от времени, — ответил Клотагорб и, прерываемый порой Джон-Томом, пустился излагать историю пленения пертурбатора и их собственного путешествия. — Будучи не в силах справиться с нами, — подытожил чародей, — наш противник прибег к последнему средству, чтобы избавиться от чаропевца. Через свое колдовство он завладел той, кого Джон-Том любит больше всего на свете, сотворил ее двойников и послал их против нас. Если бы не доблесть Колина и Маджа, он, вероятно, достиг бы того, к чему стремился.

— Джон-Том любит? — переспросила Талея. Она нахмурилась и стерла со щек слезинки. — Кого?

— Тебя, Талея, — проговорил Джон-Том, потупившись. — Я всегда любил тебя, начиная с той ночи, которая свела нас с тобой. Помнишь парочку, которую ты пыталась ограбить? Я продолжал любить тебя и после того, как ты сказала, что хочешь обдумать наши взаимоотношения, и тебе это известно.

— Да? С какой стати мне должно быть что-то там известно?

— Как с какой? Я же говорил тебе, и не раз.

— Подумаешь, говорил! Я всегда считала, олух ты недоделанный, что тебе всего-то и нужно, что затащить меня в постель. По крайней мере, все мужчины, каких я встречала, только о том и помышляли, даже этот ободранный выдр, который вечно отпивается около тебя, хоть он и не человек!

— Ты про меня, или я ослышался? — поинтересовался Мадж.

— Ослышался, — буркнула Талея и повернулась к Джон-Тому. — Неужели ты не мог признаться мне в любви?

— Разве я не признавался?

— До чего же с вами, мужчинами, трудно! — вздохнула Талея. — Вечно вы дожидаетесь, пока женщина прочтет ваши мысли, а сами ходите с кислыми рожами, так что и понять невозможно — то ли влюблены, то ли зубы у вас болят!

— Верно, милочка, — заметила Дормас.

— Я думал... — выдавил Джон-Том, однако Талея не дала ему закончить:

— Он, видите ли, думал! Вы, мужчины, думаете, а бедные женщины извольте угадывать ваши гнусные мыслишки! А если не могут, значит, они и такие, и сякие — бессердечные, бесчувственные, ни на что не годные!

— Ну, хватит! — взревел Джон-Том. — Если тебе кажется, что ты вправе после того, как бросила меня...

Перебранка разгоралась все сильнее; обе стороны, не стесняясь в выражениях, принялись выяснять, кто же кого на деле бросил.

— Здорово, да? — справился Мадж у Колина, чистившего саблю, и кивком указал на людей. — Замечательная парочка, доложу я тебе, приятель. — Коала критически оглядел лезвие и возобновил свое занятие. — До чего ж приятно слушать! Сердце радуется.

— Кто она такая? — спросил Колин.

— Старая знакомая. Острый ножик, острый язычок, и ни за тем, ни за другим дело, уверяю тебя, не станет. Знаешь, кто свел их? Я. Нам как-то пришлось выручать ее из одной заварушки, ну, там они и сошлись. Понимаешь, Талея — она вся из себя независимая, так что ребятишки не успели толком спознаться, как тут же разбежались и с тех пор не виделись. Нет, какой слог, а? Пожалуй, даже мне есть чему поучиться.

К великому сожалению Маджа, навострившего было ухо, спор довольно быстро перешел в обмен извинениями и утешениями. Мало-помалу Талея и Джон-Том заговорили на гораздо менее высоких тонах, а потом и вовсе зашептались. Юноша широко улыбался, а девушка то и дело подхихикивала.

— Смотреть противно! — фыркнул Мадж.

— Сдается мне, ты не хотел бы обзавестись одной-единствен-ной подружкой, — заметил Колин.

— Кто, я? Слушай, кореш, чтоб я осел дома, мне надо перебить обе лапы, да и то я, верно, уползу. Еще чего не хватало!

— Я с тобой не согласен. Правда, жениться я пока не женился, но все чаще подумываю, что пора. Просто мне пока не встретилась та, с которой было бы хорошо вдвоем. — Медведь заколебался. — Откровенно говоря, у меня не очень-то получается толковать о таких делах. Вот руны или воинское ремесло — пожалуйста, сколько угодно.

— Да ну? Приятель, хошь, поделюсь с тобой своим богатым опытом в тех вещах, с которыми у тебя нелады? Умеешь говорить о войне, сможешь болтать и о любви.

— Я слышал, что некоторые объединяют это. — Коала настороженно поглядел на выдра. — Меня больше интересует деликатный подход, а ты, по-моему, склонен, так сказать, к извращениям.

— Ерунда, чувак! — воскликнул Мадж, обнимая коалу за плечи. — Первое, что тебе надо знать, это как...

— Я за прошлый год, выражаясь фигурально, несколько раз побывал в аду, — говорил Джон-Том. — Но всегда, слышишь, всегда помнил о тебе.

— Я тоже не забывала тебя, Джон-Том. Между нами, был такой момент, когда я даже приняла решение. Я попыталась разыскать тебя и обнаружила, что ты ввязался в очередную глупость и отправился куда-то за Глитгергейст.

— Клотагорб серьезно заболел, — объяснил юноша. — Нужно было достать лекарство, которое имелось только в одном заморском городе. Потом выяснилось — правда, уже поздно, — что экспедицию можно было и не затевать.

— На свете много такого, что мы узнаем лишь тогда, когда оказывается слишком поздно, — прошептала Талея, выказывая неожиданную склонность к философским обобщениям. — Теперь я это понимаю.

Джон-Тому потребовалось громадное усилие воли, чтобы избежать искушения обнять девушку, которая казалась сейчас столь привлекательной, столь уязвимой и беззащитной. Однако он подавил в себе это неуместное желание — неуместное потому, что за время знакомства твердо усвоил следующее правило: Талею нельзя торопить, нельзя подгонять, ибо ее естественная реакция — отнюдь не поддаться, а оттолкнуть, ответить не поцелуем, а увесистой оплеухой. Вот почему Джон-Том, безмерно благодарный судьбе, которая вновь свела его с возлюбленной, пусть даже при обстоятельствах, какие невозможно и вообразить, исполнился решимости соблюдать всяческую осторожность.

— Все в порядке, — сказал он. — Всем нам необходимо время, чтобы собраться с мыслями. Теперь его у нас предостаточно.

— Ты переменился. — Талея пристально поглядела на юношу. — Раньше тебе требовалось немедленное согласие.

— Ты права, я уже не тот, что прежде. Я стал настоящим чаропевцем. — То была если и ложь, то вполне простительная. — Побродил по свету и узнал много полезного как насчет себя, так и насчет мира, в котором живу. Меня научили тому, что любовь и дружба не терпят поспешности. — Он погладил девушку по щеке. — Я рад, что ты снова рядом, что я вновь слышу твой голос. Жаль только, что мы встретились в час испытаний, а не в более благоприятной ситуации.

— Да, — кивнула Талея, — меня преследует ощущение, что мир рехнулся окончательно. Скажи, вы с Клотагорбом не врете? Все и впрямь настолько серьезно?

— Поверь, никто не собирался нарочно пугать тебя.

— Угу. Значит, не врете. Жуть!

— Разделяю твои чувства.

— Послушай, раз тут замешана магия, Клотагорб прекрасно справится сам, а мы с тобой можем уйти.