Если верить престарелому чародею, рядом со злом, прокравшимся в это место и время, злодеяния нацистов покажутся проказами учеников воскресной школы. Удовлетворится ли зло, поглотив этот мир, или же оно потянется дальше к новым, возможно, более легким завоеваниям?

Он изучал историю, а потому знал ответ. Жаден аппетит зла, оно целеустремленнее благородства. Успех не насыщает склонность к разрушению — только подкармливает ее. Этой хворью человечество мучилось всю свою историю. И то, что он видел вокруг, вовсе не давало оснований надеяться, что сила, устрашившая Клотагорба, здесь станет вести себя иначе.

Где-то в укромном уголке этого мира сгущался и креп ужас. Джон-Том представил себе Клотагорба: приземистая уморительная черепаха на задних лапах... с ящичками в жилете, шестигранными очками... с этой вечной рассеянностью. Пришлось напомнить себе об истинной мощи чародея. Внешность обманчива — во всех шуточках Пога и Маджа все-таки чувствовалось уважение к волшебнику.

Итак, на эти округлые плечи — впрочем, откуда плечи у черепахи — легла ответственность не за один мир, за оба. В том числе и за его собственный, убаюканный призрачной незыблемостью физических законов.

Он поглядел на остановившиеся часы, вспомнил о зажигалке, вспыхнувшей разок, прежде чем в ней кончилось горючее. Законы природы функционировали здесь, как и дома. Мадж просто не знал этих «заклинаний», физических закономерностей, которым повиновались часы и зажигалка. Мысль ходит разными путями. В его мире это наука, здесь — волшебство. Слова звучат одинаково, но действуют по-разному.

Неужели и в его собственном мире можно колдовать ради зла и добра?

Он глубоко вздохнул. Если дело и впрямь обстоит подобным образом, значит, у него нет надежного убежища.

Ну а если так, что остается делать? Надо вернуться к Древу и не просить, чтобы его отослали домой, но предложить старому чародею свою помощь, пусть это будет только рост и руки, если он не способен ни на что другое. Потому что, если чародей-чере-паха не впал в детство, если он прав и беда теперь грозит отовсюду, может погибнуть не только один Джон-Том в этом мире, но и его родители, и брат в Сиэтле.

Это было, пожалуй, уже слишком. Джон-Том чувствовал себя спасителем Вселенной. «Не части, мальчик, — осадил он себя. — Нельзя спасать миры из вонючей тюремной камеры, обделавшись с головы до ног, раз местные держиморды играют по собственным правилам. А ты, вне сомнения, туда загремишь, если не будешь слушать Маджа и не поможешь этой очаровательной дамочке».

— Хорошо, все хорошо, — негромко пробормотал он. — Все уляжется, если следовать логике. Это все равно что проверять заполненные учениками тесты.

— В чем дело, приятель, а?

— Ничего.

Выдр внимательно поглядел на него и отвернулся к двери.

Жизнь есть серия последовательных испытаний, напомнил себе Джон-Том. Где же он это прочел? Конечно, не в законах древнего Перу, и не в основах гражданского законодательства, и не в тексте Калифорнийских Договоров. Но теперь он был готов к ним: ко всем внезапным изгибам и поворотам жизненного пути.

Примирившись, таким образом, с собой и со Вселенной, он повернулся к двери и принялся ждать, что еще ему прикажут делать.

Наконец заупрямившаяся ручка повернулась. За дверью показалась фигура, неторопливо оглядевшая ночных гостей. Некогда создание это было массивным, однако плоть явно уже начала усыхать от старости. Руки были едва ли не длиннее всего тела Маджа. Длины той, что держала над головою фонарь, вполне хватало, чтобы осветить сверху волосы Джон-Тома.

Рыжие бакенбарды орангутана давно поседели. Знакомой формы круглые очки в золоченой оправе намекнули Джон-Тому, что или заклинания здесь не помогают против плохого зрения, или у чародеев до таких пустяков просто еще не дошли руки. Обезьяна облачена была в шелковый халат с кружевами и напоминала старую даму... Джон-Том ухитрился не фыркнуть. Не следует ничему удивляться...

— Ну, чтоо этоо тут у меня пооставили? — Голос орангутана напоминал скрежет ржавой косилки. Он поверх очков глянул на Талею. — Я тебя знаю.

— Конечно, — торопливо отозвалась она. — Я — Талея Ветреная, Лунное Пламя. Однажды я помогла тебе.

Не отводя от нее глаз, Нилантос медленно закивал.

— Ах, да. Теперь вспоомнил. Талея Соомнительная оот Плаща и Кинжала, — насмешливо передразнил он.

Талея ничуть не смутилась.

— Ну, тогда, кроме моей репутации, вспомни о шести фиалах с зельями, которые я добыла для тебя. С запретными зельями. Их осуждает даже гильдия чародеев, не говоря уж, — она деликатно

кашлянула, — о лекарях.

— Да, да, коонечно, я поомню, — доктор обреченно вздохнул. — Доолг есть доолг. И какоое же делоо заставляет вас пооднимать меня среди ноочи?

— Не одно, а целых два. — Девица направилась к фургону. — Подержи дверь открытой.

Джон-Том и Мадж присоединились к ней, поспешно отбросили полог и извлекли из-под него несчастных жертв ночной активности Талей. К немалому облегчению Джон-Тома, мускусная крыса теперь издавала громкий и вполне здоровый храп.

Пока опасный груз вносили внутрь, Нилантос отступил в сторону, посвечивая лампой. Осторожно выглянул на улицу.

— Операционная сзади.

— Помню, — буркнула Талея из-под бельчихи. На кафельный пол капали редкие капли крови. — Ты обещал мне бесплатное обследование, помнишь?

Врач закрыл и запер дверь, нервно подергиваясь.

— Шшш, проошу. Если ты разбудишь жену, я не сумею скрыть своою поолоовину сделки. И нечегоо гоовоорить ооб оос-моотре.

— Не трясись. Я просто хочу, чтобы ты слегка попотел.

Нилантос следовал за ними, все внимание уделяя теперь обмякшей тушке на плечах Джон-Тома.

— Если хооть ктоо-тоо из них двооих умер, нам всем придется поопоотеть. — Тут глаза его расширились, врач явно узнал булькающую во сне мускусную крысу. — Бооже моой! Это же советник Авенеум! Ты не могла выбрать менее оопасную жертву? Нас всех выпоотроошат и четвертуют.

— Не сразу, — настаивала девушка. — И это зависит от тебя.

— Надоо же, ты — и такая дообрая. — Нилантос закрыл за ними дверь и принялся зажигать лампы в операционной. — Моожет быть, лучше былоо дать им умереть?

— А если нет? Если они выживут и вспомнят, кто напал на них? Там было темно, однако я не уверена, что они не смогут узнать меня при встрече.

— Да-да, — задумчиво протянул врач; став возле раковины, он уже тщательно мыл руки с длинными пальцами.

— Ну и какоой истоорией я доолжен их поотчевать поото-ом? — Он натянул перчатки и вернулся к столу, на котором уже лежали оба пациента...

Прислонившись к стене, Джон-Том с интересом наблюдал за происходящим. Мадж расхаживал по операционной с явной скукой на физиономии. На деле же он приглядывал за Нилантосом, стараясь при этом что-нибудь незаметно стибрить.

Пока Нилантос возился с предварительным обследованием, лично заинтересованная в жизни обеих жертв Талея держалась возле стола.

— Скажешь им, что это несчастный случай.

— Какоой еще случай?

— Наткнулись неизвестно на что. — Врач скептически глянул на девицу. — На мой кулак... и железную цепочку на нем или, скажем, на стенку. Ты — доктор, тебе видней. Придумай что-нибудь, уговори. Скажи, что их подобрали прохожие и привезли к тебе.

Врач скорбно покачал головой.

— Ну объясни мне, Талея, зачем примату с твооей внешностью заниматься разбооем?.. Не поонимаю.

Она отодвинулась от стола.

— Вот что, ты лечи их, а о себе я сама позабочусь.

Прошло еще несколько минут, обследование продолжалось.

— Сооветник... с сооветником все в поорядке. Легкое сотрясение мозга, синяки и порезы. Знаю. Я распооряжусь, чтообы егоо дооставили к сообственноому поороогу... Я знаю пароочку крыс, коотоорые выпоолнят эту рабоотенку, не прооявляя из-лишнегоо любоопытства. — И Нилантос повернулся к бельчихе, прощупывая ее мех длинными пальцами. — Эта будет поохуже. Не исключена трещина в черепе. — Он поглядел на Джон-Тома. — А значит, воозмоожны и внутренние поовреждения.