Калитка отворилась, и на посетителей с любопытством поглядела немолодая бельчиха во всем черном, вплоть до кружевной оторочки обшлагов. С седой шеи свисал золотой медальон на золотой же цепочке. Выгравированные на нем буквы были столь мелки, что Джон-Тому не удалось их разобрать.

— Да? Чем могу быть полезна?

— Это вы управляете приютом? — спросил Джон-Том.

— Я? — удивилась неулыбчивая бельчиха. — Нет. Вам нужен директор? Осмелюсь поинтересоваться, зачем? — Она пристально посмотрела на Розарык.

— У нас к нему пара-тройка коротеньких вопросов. — Юноша одарил белку самой заискивающей из своих улыбок.

— Часы приема — с полудня до отбоя. — Она явно собралась затворить калитку.

Сохраняя улыбку, Джон-Том шагнул вперед.

— У нас есть основания считать, что недавно наша знакомая... — он запнулся, не сразу найдя подходящее слово, — была зачислена в приют.

— Вы имеете в виду, что не знаете этого точно?

— Да. Это могло произойти вчера.

— Я проверю. Но гостей мы пускаем только до отбоя.

Снова она попыталась закрыть калитку, и снова Джон-Том поспешил ее остановить.

— Госпожа, я вас умоляю! Завтра мы должны отправиться в долгий и трудный поход. Мне нужна только минутка — убедиться, что ваше заведение так же восхитительно выглядит внутри, как и снаружи.

— Н-ну... — неуверенно произнесла она, — подождите. Директор сейчас на всенощной молитве. Я спрошу насчет вас.

— Благодарствую!

За сим воспоследовало долгое томление на пороге, и у Джон-Тома даже родилось подозрение, что им вежливо отказали. Он вновь потянулся к шнурку, но тут появилась белка, а за ней — пожилой человек.

Как всегда, Джон-Том удивился при виде человека на высокой административной должности. В мире Клотагорба люди не относились к числу процветающих видов, будучи всего лишь одной из десятков разумных форм жизни.

Директор уступал Джон-Тому считанные дюймы в росте — то есть для аборигена был необычайно долговяз. Его облачение ничем, кроме другого покроя, радикально не отличалось от бельчихиного: траурно-черное, с такими же кружевными манжетами, золотым медальоном. Руки были сложены на груди, тронутые серебром волосы на лбу и висках аккуратно зачесаны назад. Седая козлиная бородка торчала вперед, а на носу поблескивали стеклышки и тонкая проволочная оправа очков. Джон-Тому он показался гибридом Полковника Сэндерса и контрабасиста. Однако его улыбка лучилась радушием, а в голосе звучало участие.

— Приветствую вас, странники. Добро пожаловать к Друзьям Улицы. — Он указал на белку. — Ишула передала мне, что среди наших подопечных есть ваша подруга?

— Мы так полагаем. Ее зовут Глупость.

Директор нахмурился.

— Глупость? Что-то я не припомню никого с таким... Ах да! Юная женщина, приведенная к нам вчера вечером. Она поведала жуткую историю о пиратах, пленивших ее в северных водах. А вы, стало быть, те самые благородные путешественники, которых она назвала своими спасителями?

— Совершенно верно.

— Подумать только, в каком ужасном мире мы живем! — Директор скорбно покачал головой. — Не всякое разумное существо способно вытерпеть столько страданий, сколько их выпало на долю этого бедного дитяти.

Джон-Том вынужден был мысленно признать, что покамест его тревоги и подозрения беспочвенны. И все же он не мог уйти, не посмотрев, в каких условиях живут питомцы Друзей Улицы.

— Сударь, я понимаю, час поздний. К тому же тут прохладно. Но завтра мы отправляемся в далекое путешествие, я уже говорил вашей помощнице. Нельзя ли нам зайти на минутку, чтобы полюбоваться вашей обителью? Мы просто хотим убедиться, что Глупость найдет здесь хороший уход. Мы не намерены предъявлять свои права на девушку. Я более чем уверен: она охотно предпочла бы остаться здесь.

— Конечно, входите, — сказал директор. — Кстати, меня зовут Чокас. А это Ишула, привратница.

Белка пропустила гостей и задвинула железный засов. Джон-Том назвал свое имя и представил спутников.

— Тут замечательно, я в этом нисколько не сомневаюсь. —

Чтобы войти в дверной проем, тигрица вынуждена была пригнуться.

Они попали в продолговатый белый вестибюль. Чокас вел их мимо облицованных плиткой стен, не скупясь на слова и не сетуя на поздний визит. Белка замыкала шествие, время от времени отставая, чтобы смахнуть хвостом пыль со скамьи или вазы.

Джон-Том заполнял паузы директора вежливыми репликами, но спутники ему в этом не помогали. Они искали признаки лжи или скрытого недоброжелательства. Безуспешно.

Коридор и примыкавшие к нему комнаты были безупречны. Повсюду на полках и в нишах стояли горшки с декоративными растениями, свисали они и с потолочных балок. Частично застекленная крыша свидетельствовала о хорошем отоплении здания. Не дожидаясь просьбы, Чокас предложил гостям пройти в Глубь владений Друзей Улицы. Джон-Том согласился. Он уже успокаивался.

В трапезной вдоль чистых столов стояли мягкие скамьи, а кухня сияла не хуже вестибюля.

— Гигиена — предмет нашей гордости, — поведал директор.

Продовольственная кладовая ломилась от съестного, годного для возмещения энергетических затрат самых разнообразных организмов. Кроме того, попутно выяснилось, почему здания соединены между собой стенами. Они окружали широкий внутренний двор, где в тени высоких деревьев среди игровых площадок журчали фонтаны.

— Пошли, — шепнула Розарык, наклонясь к Джон-Томову уху. — Или еще не налюбовался? Лучше, чем тут, девчонке нигде не будет.

— Вынужден признаться, я ожидал увидеть нечто совсем иное, — произнес юноша. — Черт побери, кажется, меня подмывает самому здесь остаться. — Он повысил голос, обращаясь к директору: — Чокас, да у вас просто образцовое заведение!

Человек кивком поблагодарил.

— На нас возложена почетная миссия опекать беспризорников и тех, кто в младые годы сбился с истинного пути. Мы очень серьезно относимся к своим обязанностям.

— А чему вы их учите? — спросила Розарык.

— Истории, географии, математике, общественным наукам, домоводству, в частности, шитью и поварскому делу. Есть и физическая подготовка, есть уроки дисциплины и вежливости. Мы смеем полагать, что наша учебная программа отработана безупречно.

— Что ж, я увидел достаточно. — Джон-Том поглядел в сторону, дортуаров, расположенных на втором этаже. — Прощай, Глупость. Интересно было с тобой познакомиться. Желаю счастливой и полноценной жизни. Может, нам еще доведется встретиться. — Он повернулся к вестибюлю. — Благодарим за экскурсию, Чокас.

— К вашим услугам. Приходите в любое время, господа. Друзья Улицы всегда рады гостям.

Калитка затворилась, оставив трио на брусчатке улицы. Розарык двинулась вниз по склону.

— Тепехь наша совесть чиста. Можем заняться более важными делами.

— Я должен согласиться: здесь ей будет лучше, чем с нами, — сказал Джон-Том. — Что поделаешь, такое положение стабильнее любой альтернативы, которую мы могли бы ей предложить.

— Эй, вы! Не гоните!

Джон-Том и Розарык обернулись к Маджу, изучающему вход.

— В чем дело, Мадж? — На экскурсии Джон-Том не услышал ни единого замечания из уст выдра. — Мне казалось, тебе сильнее всех не терпится вернуться в гостиницу.

— Так и есть, кореш.

— Ну, так пошли, выдха, — раздраженно промолвила тигрица. — Только не вхи, что будешь скучать по киске. Ты питал к ней не больше симпатий, чем я.

— Твоя правда, о хозяйка массивных ляжек. По мне, так она упряма, невежественна, и проку от нее не жди, хоть и навидалась всякого. Жисть — штука крутая, а я вам не нянька для писюх. Но в такой тюряге я не оставлю даже пронырливую и скользкую саламандру из тех, что шныряют по потолку и норовят тебя обгадить.

— Ты что-то углядел? — Джон-Том подошел к нему. — По-моему, там шик, блеск и красота.

— Лажа! — отрезал выдр. — Мы видели только туфту, которую нам пихали под нос. Этот кореш, Чокас, склизкий, как дерьмо перекормленной совы. Я таким не буду верить, покуда ссать не разучусь. — Он повернулся к Джон-Тому и Розарык. — Я, конечно, не заблуждаюсь насчет того, что вы заметили один пустячок. Скажите-ка, сосунки востроглазые, почему с первых этажей на улицу не смотрит ни одно оконце?