Пог, пятясь, отступал к выходу. В спину его кольнуло нечто острое и неподатливое.

— Толафей задал тебе вопрос, незваный гость! Отвечай.

Новый голос совершенно не похож был на первый и звучал почти как человеческий.

Пог глянул через плечо и увидел другие глаза — поменьше первых. Но если учесть пропорции тела их обладателя, они казались даже крупнее. Четыре глаза, четыре злобных свирепых солнца закружились в его голове. Пог начал оседать.

Острая штуковина тверже уткнулась в его бок.

— И не смей терять сознание, пришелец, иначе я пропорю тебе зоб.

— Ну, что он там делает? — Джон-Том с тревогой глядел на пещеру, в которой исчез Пог.

— Может быть, эти ходы глубоко уходят в скалу. — Талея не теряла надежды. — Пока доберется до конца и вернется обратно...

— Возможно. — Хапли с вожделением разглядывал крохотный ручеек, начинавшийся у подножия ледника. — Как я тоскую по лодке. — И лодочник поднял перепончатую ступню вместе со снегоступом. — Ходьба уже начинает меня раздражать. Это занятие едва ли приличествует речнику.

— Если тебя это утешит, я бы тоже предпочел оказаться сейчас в лодке.

Тут Мадж взволнованно показал наверх.

— Потише, ребята! Вон он!

— Черт побери! Со свитой!

Талея извлекла меч и встала, готовая встретить все, что свалится с неба. Пог опускался к ним, чернея на ясном небе вырезкой из фотобумаги. За ним следовал похожий силуэт, только в несколько раз крупнее. На боку его шевелилась какая-то шишка.

Из усеянного отверстиями тучеподобного утеса, как капли воды сквозь сито, посыпались летуны — целыми дюжинами. Не опускаясь на землю, они слились над плато в единую грозную спираль.

Талея неуверенно отправила меч в ножны.

— Кажется, Пог цел. Учитывая колоссальный численный перевес, вполне можно считать хозяев настроенными дружественно.

— Ты права, рыженькая. — Монокль Каза поблескивал в лучах солнца, пока кролик крутил головой, разглядывая вьющийся наверху живой вихрь. — По-моему, их не менее двух сотен. Разной величины, но очертания схожи. Я думаю, все это совы. Я никогда не слыхал, чтобы они жили подобными колониями... Даже в Поластринду, где их считают вполне респектабельными горожанами, склонными, конечно, к ночному образу жизни.

— Странно это, — согласился Клотагорб. — Все они антисоциальные и ревностно относятся к своему уединению. Впрочем, такими и описывали нам прядильщики обитателей Железной Тучи. Но целое поселение...

Пог сел на высокий валун, за которым еще так недавно пытался укрыться. Существо, спускавшееся следом за ним, расправило десятифутовые крылья. Возмущенный ими воздух едва не сбил Флор с ног.

Переступив парочку раз и встопорщив крылья, крылатая персона поглядела на путешественников. Высокие рожки на голове указывали, что это огромный филин. На Джон-Тома большее впечатление произвели подобные лужицам серые глаза, а не размеры птицы.

Уцепившаяся за спину шишка, которую Каз не сумел разглядеть, отделилась от высокого седла, расправила пончо и встала у левого крыла своего компаньона, оказавшись лемуром.

Спираль вверху начала разваливаться. В основном крылатые создания возвратились в гематитовые глубины своих пещер.

Джон-Том поглядел на лемура, стоявшего рядом с филином. Теперь было понятно, кто привязал у входов тонкие узловатые веревки. Обладающие легким телом и сильными пальцами лемуры могли подниматься и опускаться по этим веревкам столь же непринужденно, как Джон-Том — бегать.

Соскользнув с верхушки валуна, Пог присоединился к друзьям.

— Эдого парня зовут Толафей. — И он крылом указал на внимательного филина. — А его небесного друга зовут Малу.

Лемур сделал шаг вперед. Рост его едва превышал три фута.

— Ваш друг уже многое объяснил нам.

— Да. Ну и повесть, конечноооо. — Филин разгладил складки на черно-бело-зеленом килте. — Правда, я сомневаюсь, чтоооо она целиком правдива.

— Мы сумели убедить почти полмира, — нетерпеливо ответил Клотагорб. — Время истекает. Цивилизация балансирует на грани пропасти. Надеюсь, мне можно не повторять все сначала?

— Полагаю, что так, — сказал Малу, указав на выжидающего Анантоса. — Одно то, что с вами в качестве союзника путешествует прядильщик, гражданин весьма ксенофобного государства, доказывает: свершаются действительно великие события.

— Поглядите-ка, кто это считает нас ксенофобами, — с обидой в голосе шепнул Анантос.

— Надеюсь, что так, — прогромыхал филин, вытерев кончиком крыла одно из блюдец-глаз. — Вы пробудили от дневного отдыха всех обитателей Железной Тучи. Они могут потребовать объяснений. — Моргнув, он прикрыл свое лицо от лучика солнца, выскочившего из-за края заплутавшего облака. — Никак не могу понять, что за радость жить под этим жутким ослепительным светом.

— Ну, что ж, — вздохнул Клотагорб. — Надеюсь, вы опишете ситуацию вашему предводителю, мэру или...

— У нас нет предводителей, — с легким раздражением возразил филин. — Советов и конгрессов тоже. Мы просто мирно сосуществуем, избегая при этом всех недостатков, возникающих в результате деятельности правительств.

— А как вы принимаете совместные решения? — поинтересовался Джон-Том.

Филин обозрел его взглядом, явно предназначенным для низшего существа.

— Мы уважаем друг друга.

— Сегодня ночью будет пир, — вмешался Малу, пытаясь разрядить напряженность. — Там и обсудим вашу просьбу.

— Едва ли это необходимо, — возразила Флор.

— Это не так, — запротестовал лемур. — Видите ли, мы можем принять вас и как друзей, и как врагов. Пир состоится в любом случае.

— Полагаю, что правильно понял вас, — сухо отвечал Каз, поглядев на острый, как бритва, клюв Толафея, способный перекусить кролика пополам. — И выражаю искреннюю надежду на дружественный прием.

Вечером они собрались в палате более просторной, чем все остальные. Джон-Том строил догадки, какая сила — природная или механическая — могла выгрызть подобную полость в почти чистом железе.

Помещение было едва освещено масляными фонарями. Обитатели Железной Тучи устроили столь яркую иллюминацию из уважения к полуслепым гостям. Гнутые стены украшали трофеи — перья и шкуры ящериц. Музыкой и танцами наслаждалось около двух сотен сов всех обличий и разновидностей и столько же их компаньонов-лемуров.

Гости с интересом наблюдали за переплясом пернатых и меховых собратьев. В пещере было тепло — впервые после Паутинников им удалось согреться по-настоящему.

Музыка казалась странной, впрочем, музыкальные инструменты выглядели еще более непривычно. Огромная белая сова-сипуха в розово-зеленом килте дудела на чем-то среднем между трубой и флейтой. Она держала инструмент в гибких кончиках крыльев и, балансируя на одной ноге, выводила мелодию клювом — пожалуй, даже лучше, чем это сделала бы пара губ.

Одни совы и лемуры плясали на просторном железном полу, другие же досыта насыщались за огромными изогнутыми столами. Было просто удивительно: джигу сменяли хороводы, однако совы, взмахивая огромными крыльями, прекрасно гармонировали в любом ритме с крошечными, но резвыми приматами. Когтистые лапы и ступни топали и выкидывали коленца, не сбившись ни на одном такте.

Когда ночь наполовину прошла, Джон-Том спросил у Флор:

— А где Клотагорб?

— Не знаю. — Она отодвинула высокогорлый сосуд с напитком. — Правда, великолепно?

Глаза ее светились почти как у акробата, выделывавшего невероятные прыжки прямо перед их столом, — длинные пальцы его рисовали в воздухе замысловатые контуры. К нему присоединилась самка-ифака[55] , и гимнастический танец продолжился без перерыва, но уже в парном исполнении.

Джон-Том обратился с вопросом к белому пушистому хозяину, сидевшему с другой стороны.

И я тоже не знаю, друг мой, — отвечал Малу. — Старика в жестком панцире я не видел весь вечер.

— Не тревожься, Джон-Том, — бросил Каз с другой скамьи. — Наш чародей богат познаниями, однако обделен умением развлекаться. Пусть медитирует на здоровье. Кто знает, когда-то нам еще представится возможность полюбоваться подобным зрелищем. — И он махнул в сторону танцоров.