Какое-то время мы с Джулио не произнесли ни слова. Затем я, запинаясь, спросил: «Кто это — Пейджи?» Джимми такой хрупкий, подумал я, такой слабый. Может быть кокаин или героин в конце концов сделали своё дело. Его тело, должно быть, не выдержало.

Джулио, не глядя мне в глаза, внимательно всмотрелся в итальянскую газету и приготовился переводить статью о Led Zeppelin.

— Нет, — ответил он твёрдо. — Не Джимми Пейдж. Вот, что в статье написано: «Джон Бонэм, барабанщик Led Zeppelin, найден мёртвым в доме другого участника знаменитой группы…»

Джулио продолжал читать. Но после первых строк я перестал слышать его голос. Я оглох, вцепился в края стола и уронил голову. Я тяжело дышал, сердце бешено колотилось.

— Бонэм умер, — повторял беззвучно я про себя. — Чёрт, просто не могу поверить. Только не Бонзо. Почему он?

Я откинулся назад. Это должно быть какая-то ошибка. Это же бессмысленно. Он такой сильный. Что могло убить его?

Я перебил Джулио на полуслове: «В газете написано, от чего он умер? Наркотики?»

— Ну, — ответил Джулио. — Ещё неизвестно. Но они говорят, что он выпил слишком много алкоголя в тот день. Похоже, что он выпил смертельную дозу.

Джулио попытался сменить тему. Он хотел поговорить со мной обо мне. Но я просто не мог.

— Давайте в другой день, Джулио — пробубнил я. — Не могу думать сейчас.

Не помню, как я дошёл до камеры. Я залез на койку и безмолвно уставился в потолок. К горлу подкатывала тошнота, когда я думал о жизни без Боэнма… без безбашенных соло на барабанах, его заразительного смеха и жажды приключений, которое возникало в нас за долгие ночи, проведённые в пирушках.

— С тобой всё нормально? — один из сокамерников, Пьетро, наконец спросил меня, перекрикивая шум доносящегося радио.

— Не уверен. Один из моих друзей умер.

Меня старались подбодрить, но я не слышал слов. В конце концов, эмоции выплеснулись через край, и я не выдержал. Бросив подушку в стену, я завопил: «Чёрт! Я гнию в грёбаной тюрьме за то, чего не делал! Я не был с другом, когда он умер!»

Я метался по камере, как лев в клетке. «Может быть, мне бы удалось сделать что-нибудь, чтобы помочь ему. Может быть, я бы спас его от саморазрушения».

Я продержался два тяжёлых месяца в тюрьме. Меня принудили отказаться от наркотиков, мне пришлось пережить ужасные дни и ночи приступов тошноты, мышечных судорог, боли по всему телу и поноса. Я пытался решить, как выбраться из тюряги и отбиться от беспочвенных обвинений. Сначала я отдыхаю в «Эксельсиоре», одном из самых элегантных отелей Рима, и вдруг полицейские с ружьями наперевес вламываются в мой номер и обвиняют меня в террористическом нападении, случившемся в двухстах километрах от отеля. И моё ежедневное существование сильно осложнилось, еще перед оглушающими новостями о Джоне Бонэме.

Первые дни и недели после смерти Бонэма я получил несколько писем от Юнити Маклейн, моей секретарши в офисе Zeppelin. «В отчёте коронера написано, что Бонзо задохнулся собственными рвотными массами. Там говорится, что он выпил сорок рюмок водки в тот вечер. Они назвали это несчастным случаем».

Бонэм умер в доме Джимми, Олд Милл Хаузе в Виндзоре — доме, который Пейджи купил в начале года у актёра Майкла Кейна. Группа собралась у него 24 сентября для репетиций в преддверии американского тура, стартующего в середине октября. Начиная с полудня, Джон начал пить водку с апельсиновым соком в каждом близлежащем пабе, а затем позволил себе лишнего у Джимми дома. Его поведение становилось непредсказуемым, громким и резким. Он жаловался, что будет вдалеке от дома во время тура по Америке, состоящего из 19 концертов.

Когда Джон отключился после полуночи, Рик Хоббс, помощник и шофёр Джимми, уложил барабанщика в постель, укрыл одеялом и тихонько закрыл дверь спальни.

Следующим днём Джон Пол Джонс и Бенджи Ле Февр, один из роуди группы, на цыпочках вошли в комнату, где спал Бонзо. Бенджи встряхнул Бонзо, сначала легонько, затем более энергично, но разбудить не смог. Запаниковав, Бенджи лихорадочно проверил признаки жизни. Они отсутствовали. Он не дышал. Пульс не прощупывался. Тело было холодным.

Когда приехала «скорая помощь», его пытались реанимировать, музыканты в ужасе наблюдали за происходящим. Ничего не помогло. Он был мёртв несколько часов.

После длительного путешествия, начавшегося в 1968 году, Led Zeppelin совершили аварийную посадку. Это та самая группа, которая переопределила определение успеха в рок-музыке, чьи тиражи пластинок и аудитория на концертах превратили их в миллионеров и крупнейших концертных актов рок-н-ролльной сцены. Эта группа играла такую вдохновенную, динамичную и монументальную музыку, и исполняла её с такой уверенностью и харизмой, что билеты на концерты распродавались в часы после поступления в продажу. Бурные овации и вызов на бис бессчётное число раз со временем стали привычными. Гаремы возбуждённых девушек конкурировали за право выполнить любую сексуальную фантазию группы. Они летавшие с ними на частном самолёте, Starship, со спальней, а наркотики и алкоголь помогали усилить чувства.

Я был тур-менеджером группы с самого начала, с первого американского концерта в «Колизее» города Денвер в 1968 году, где они открывали выступление Vanilla Fudge. В течение последующих двенадцати лет я был с ними в каждом турне и на каждом концерте почти до самого конца — координируя авиарейсы и бронь в отелях, помогая выбирать концертные залы, планируя детали, включая размер сцены и высоту разделительных барьеров, обеспечивая беспощадную полувоенную охрану, доставляя девочек в номера и снабжая группу наркотиками. Я видел, как они превратились в могучую силу музыкальной индустрии.

Но смерть Джона Бонэма показала всем, что и Zeppelin не всемогущи. Их музыка будет жить вечно, но за это они заплатили ужасную цену.

Я видел Джона Бонэма в последний раз за несколько дней до отъезда в Италию летом 1980-го. Мы встретились в пабе «Водяная крыса» на Кингз роуд после вечерней репетиции, перед европейским туром. Пока мы пили бренди, я жаловался на Питера Гранта, менеджера группы, который, вместо сопровождения команды в турне, отправил меня в Италию, для лечения от пристрастия к героину.

— Не волнуйся, — сказал Джон. — Ты покончишь с этим дерьмом и вернёшься к нам к концу лета.

Когда мы вышли из паба, Джон подбросил меня на Ferrari Daytona Spider с откидным верхом, которую купил за два дня до этого. Мы притормозили перед пабом, и я повернулся к Бонзо.

— Ты понимаешь, что этот европейский тур будет первым, на котором меня не будет? Надеюсь, вы уроды, будете по мне скучать.

Бонзо улыбнулся. «Вряд ли, Коул, — усмехнулся он. — И не рассчитывай». А затем спросил: «Ты сильно зол на Питера?»

— Сильно зол. Но я знаю, что мне нужно избавиться от пристрастия раз и навсегда. Тебе тоже, Бонзо.

Бонэм засмеялся. «Для меня это не проблема, — ответил он с пылом. — Если это станет проблемой, я сразу спрыгну».

И хотя мне очень хотелось поехать на гастроли, я ощущал, что теряю интерес. Музыка Zeppelin оставалась классной, но я видел, как организация задыхается в персональных неурядицах. Для меня трудности начали преобладать над радостями.

В ранние годы Zeppelin мы были близким коллективом из шести человек, где Питер и я оказывали поддержку четырём музыкантам. Тогда было истинной радостью видеть, как стремительно растёт слава группы, которая трансформировалась в невиданный финансовый успех и шанс жить невероятной жизнью, и группа музыкантов в основном из рабочего класса находила её неотразимой и хмельной.

Но признаки дезинтеграции начали выплывать на поверхность в конце семидесятых. Джимми, Бонзо и меня стремительно затягивало в трясину наркотиков, что раздражало Роберта и Джона Пола. «Ты один из тех, кто несёт вину за это, — как-то сказал мне Роберт. — То, что происходит, заставляет нас нервничать. Ты разве не видишь, что случилось?»