Бонэм вежливо улыбался, пока священник окроплял святой водой машину и его самого. Это был, пожалуй, самый большой религиозный опыт в жизни Бонзо.
На Джерси любимой тачкой у Бонзо был «Роллс-Ройс», на котором он ездил по острову. Как-то днём он припарковался у одного из любимых пабов. Одетый в джинсовые шорты и майку, он мыл машину губкой и мыльным раствором из ведра, которым сам весь вымочился.
Пожилой человек в пальто и галстуке шёл мимо и встал понаблюдать за действиями Бонзо. Его развеселила сцена. Наконец зевака сказал с язвительной ухмылкой:
— Ну-ну-ну… я впервые вижу, чтобы человек мыл свой «Роллс-Ройс»!
Замечание подействовало на Бонзо неожиданно. Он стиснул зубы, а потом заорал:
— Это правильно?
Затем он хлопнул дверью и начал неистово пинать крылья машины… удар за ударом он колотил по бокам «Ройса». Переведя дух, он продолжил сумасшедшую выходку. На дорогой тачке насчитывалось десяток вмятин.
И я, и пожилой человек стояли рядом, поведение Бонзо нас шокировало. Мы не знали, что ему ещё взбредёт в голову. Но, он успокоился так же быстро, как и разгневался. Бонэм повернулся к опешившему зрителю:
— Подозреваю, вы впервые видите, чтобы кто-то разбил свой хренов «Роллс-Ройс»! Почему бы вам не отвалить и заняться своим делом!
Бонзо зашёл в паб и заказал пива. Годы не оказали отрезвляющего эффекта на его эксцентричное поведение.
47. Кошмар на Родосе
— У меня жуткие новости, Ричард. Здесь произошла страшная авария, ужас просто.
Голос Шарлотты дрожал. Она звонила в цеппелиновский офис в Лондоне из Родоса, я слышал истеричные нотки, а у самого комок к горлу подкатился в ожидании дурных новостей, пока Шарлотта говорила сквозь треск телефонных проводов. Шарлотта всегда преувеличивала и паниковала по незначительному поводу. Но в этот раз она, кажется, была в состоянии шока.
— Машина Плантов съехала с дороги, — рассказывала она. — За рулём сидела Морин, и они врезались в дерево. Ужас! Все сильно поранились.
По словам Шарлотты Морин Плант вела взятую на прокат машину Остин Мини, а Роберт сидел рядом. Их дети сидели на заднем сиденье, с ними была Скарлет, дочь Шарлотты и Джимми. Сама Шарлотта ехала во второй машине вместе с сестрой Морин и её мужем, они не пострадали.
От удара у Роберта оказались сломанные правая лодыжка и правый локоть. Вообще правая нога была просто раздроблена. Четырёхлетний сын Карак сломал ногу, у семилетней Кармен — кисть. Скарлет отделалась синяками. Зато Морин пострадала очень серьёзно: у неё оказались сломанные таз, нога, скула; на лице были множественные порезы. Она потеряла много крови, а поскольку у неё была очень редкая группа крови, докторам пришлось полагаться на её сестру Ширли для переливания крови. Доктор сказал мне позднее, если бы Ширли не было с ними на Родосе, Морин могла бы не выжить.
— Ты можешь вылететь сюда как можно скорее? — просила Шарлотта. — И, Ричард, если можешь, возьми английских врачей. Я не уверена в местных докторах. У них проблема с кровью для Морин. Я выясню, какая группа у неё, может, тебе удастся найти такую в Англии.
— Я вылетаю первым рейсом, — ответил я.
— Ричард, мне очень страшно, — всхлипнула она перед тем, как повесить трубку. — Я не знаю, выживем ли мы тут.
В июле и августе 1975-го Джимми и Роберт взяли семьи в отпуск на Родос по пути из Швейцарии через Марокко. Джимми оставил всех острове и отправился в Италию, в основном чтобы посмотреть ферму на Сицилии, принадлежавшую Алистеру Кроули. Он планировал купить её. Оттуда он поехал в Лондон для работы над «Dazed and Confused» из сильно затянувшегося фильма, который получил название «The Song Remains the Same». Роберт и другие путешественники должны были приехать в конце недели, а группа собиралась на репетиции для американского турне в конце лета.
После разговора с Шарлоттой я не спал всю ночь, совершал звонки, чтобы вытащить лучших врачей из Лондона на Родос. Мне удалось убедить двух специалистов, один из них, Джон Баретта, принимавший на Харли-стрит, обслуживал греческое посольство. Он свободно говорил по-гречески, и я подумал, что пригодится не только его опыт, но и языковые навыки. Другого звали Майк Лоренс, один из лучших лондонских хирургов-ортопедов. Судя по данным об увечьях Плантов, я решил, что нам нужен специалист в операционную.
У доктора Баретты было ещё одно полезное качество. Он был личным врачом сэра Роберта МакЭлпайна, успешного инженера-строителя, владевшего несколькими частными самолётами, один из которых мог быть превращён в летающую амбулаторию со специальными держателями для носилок. Я уже пытался нанять частный самолёт, но бухгалтера группы отклонили идею.
— Вы просто уроды, — орал я на них. — Вы распоряжаетесь деньгами группы. Роберт с семьёй сильно пострадали, а вы мне говорите, что не дадите денег!
— Правильно, — ответил один из них. — Питера Гранта нет в городе, а у тебя нет полномочий.
Доктор Баретта быстро организовал полёт для нас троих на Родос на самолёте МакЭлпайна. Мы улетели поздно ночью. Мы наполнили холодильник самолёта восемью пинтами крови, совпадающей с группой Морин. Я так нервничал, что не спал всю ночь и даже не прикоснулся ни к алкоголю, ни к наркотикам.
Мы приехали в шесть утра и взяли такси до больницы, которая представляла из себя небольшую клинику скорой помощи.
— Не впечатляет, — заметил доктор Баретта, когда мы входили в больницу и заметили тараканов на полу. Два пациента без присмотра сидели в креслах-каталках, они выглядели так, словно им перестали давать какое-либо лечение.
Осмотрев состояние пациентов и условия содержания, доктор Баретта и доктор Лоренс сошлись на том, что нам нужно вывезти пострадавших в Англию как можно скорее. Они попытались урезонить греческих врачей — «Вы хорошо делаете своё дело, но пациентам нужно быть рядом с домом». В больнице отказались отпускать больных.
— Полиция расследует аварию на предмет алкоголя или наркотиков, — ответил администратор больницы, показывая столько же сострадания, сколько и берлинская стена. — Ваши друзья не могут выехать из страны, пока полиция не решит, будет ли она выдвигать обвинение или нет.
Мы были фактически заложниками.
— Персонал больницы ведёт себя, как толпа линчевателей, а не как эскулапы, — сказал я доктору Баретте. — И мне кажется, вам это не понравится.
Он воспротивился моему плану «киднэппинга», но я принял решение. Он описал мне, как следует установить ногу Роберта, и какая операция нужна Морин. Я хотел это сделать в Англии.
Я моментально нанял частную скорую помощь и два автомобиля-универсала, которые припарковал возле входа в больницу. В два утра Шарлотта и я покатили по коридору на креслах-каталках Морин, Роберта и их детей, вместе с системами переливания крови и прочим оборудованием до спасительных машин. Если кто-то нас и видел, то словом не обмолвился.
Вскоре наш самолёт находился в небе по пути в Лондон, с остановкой в Риме для дозаправки. Как хорошо было оказаться в воздухе.
Во время полёта нам с Робертом впервые удалось поговорить. Он рассказал, что они собирались навестить Фила Мэя из Pretty Things и его жену Электру. Они жили в доме на острове, принадлежавшему Роджеру Уотерсу из Pink Floyd.
— После того, как машина врезалась в дерево, — продолжал Роберт. — Я посмотрел на Морин и мне показалось, что она мертва.
Он замолк, борясь со слёзами.
— Морин лежала без сознания и вся истекала кровью, сзади кричали дети. Подошла Шарлотта, у неё началась истерика.
Роберт сказал, что скорую они ждали бесконечно, но никто так и не приехал.
— В конце концов, — объяснил он. — Водитель грузовика с фруктами посадил нас к себе в кузов. Он доставил нас в больницу, но нас так трясло, что я тащил ногу по дороге.
Слух распространился по острову быстро. Фил услышал об аварии с англичанами и подумал, что это Планты. Они с Электрой приехали в больницу и вместе с сестрой Морин ухаживали за Робертом и его семьёй.