С другой стороны, в то время как Zeppelin укрепили свою репутацию лучшей группы мира, всё меньше групи бросались в наши объятия, чем в ранние дни. Одна семнадцатилетняя блондинка, с которой мы познакомились в Лос-Анджелесе во время тура, рассказала мне:

— Мои подруги даже и не пытаются попасть к вам, парни. Ваша охрана такая суровая, что к вам и близко не подойдёшь.

Большая часть старых групи исчезли. Кто-то просто вырос. Некоторые вышли замуж. Очень много умерло от наркотиков. Но мы до сих пор встречали девочек в клубах типа «Рэйнбоу Бар энд Гриль», и мало кто отказывался от приглашения слетать на Starship. Когда хотелось, спальня предоставляла возможность уединиться.

Среди прочих игрушек, на борту был телефон, и когда мы летели в Лос-Анджелес, я звонил в «Рэйнбоу», предупреждая о нашем появлении. Обычно я звонил Тони или Майклу, управляющим клуба, и говорил им:

— Мы приземляемся в девять-тридцать, затем тридцать минут проведём в дороге из аэропорта. Пожалуйста, приготовьте наши столики и «Дом Периньон».

В «Рэйнбоу» никогда не отказывали. Они нас испортили, но на этом этапе карьеры мы ожидали, и почти всегда получали — особое отношение.

Линда и Шарлотта, наши любимые официантки-мамочки, отгораживали территорию для Led Zeppelin, и никто не мог пересечь демаркационную линию, пока кто-то из нас не подавал сигнал. Обычно молоденькие девушки со слоями косметики на лице, в облегающих топах, коротких юбках и на высоких каблуках имели больше шансов получить доступ в наше пристанище.

В Starship’е были и другие развлечения. Холодильники были всегда полны — шампанское, пиво, вино, скотч, Джек Дэниелз и джин. Брюхо самолёта было заставлено бутылками Дома Периньона (1964 и 1966 года производства) и пива Синга. Мы пили всё подряд, но иногда предпочитали что-то конкретное из алкоголя, или наркотиков, — и это становилось «предпочтением» на определённый тур.

Когда он не сидел в углу за нардами, Джон Пол часто играл на органе, а мы распевали пивные песни под аккомпанемент алкоголя. Мы пригашали стюардов — двух девушек и парня — принять участие в вечеринках, и хотя они относились к своим обязанностям серьёзно, всё равно стали неотъемлемой частью семьи Led Zeppelin. Мы не обращались плохо со стюардессами, Сюзи и Бьянкой, потому что они этого бы не потерпели, но подкалывали часто.

Сюзи была привлекательной восемнадцатилетней блондинкой; Бьянке исполнилось двадцать два, она была смуглая и с хорошим чувством юмора. Годы спустя Сюзи призналась мне:

— В семьдесят третьем, когда вы парни выходили из самолёта, а мы прибирались, то находили свёрнутые стодолларовые банкноты с кокаином внутри. Мы понимали, что находимся не на борту королевы Елизаветы, но вначале я была шокирована.

Как-то по дороге в Цинциннати, прошло пятнадцать минут после взлёта, я услышал стук и крики из туалета.

— Вытащите меня! Вытащите!

Это был Бонзо. Дверь была закрыта. Я выбил её парой ударов в стиле Брюса Ли: дверь задрожала и упала. И перед моими очами предстал Бонзо, восседая на унитазе, со спущенными штанами. Он не мог сдвинуться.

— Помоги мне, чёрт побери!

Как он ни пытался, но не мог встать. Скорее всего, клапан не был правильно закрыт внизу, и давление воздуха просто всосало его задом к стульчаку.

Я схватил Бонэма за руки и вытащил из ловушки.

— Боже мой, — вздохнул он. К счастью он был цел, хоть и потрясён.

Бонзо натянул штаны, кажется, его ничуть не смутило происшедшее. Он был просто счастлив, что остался жив. Вернувшись в салон, он бормотал:

— Никогда больше не буду доверять унитазу.

Starship стал символом высокого полёта группы. Да, он был экстравагантен, претенциозен и от него отдавало снобизмом. Но группа заработала его, самолёт был не просто знаком веры в собственную важность. Во время тех полётов Питер говорил мне о планах посвятить свою жизнь группе и тому, что пришло время снять фильм — ещё один признак растущего самомнения.

Я впервые столкнулся с фактом, что фильм будут снимать, где-то в конце тура. Мы остановились в отеле «Шератон» в Бостоне, и я заметил два незнакомых имени в списке. Я позвонил Питеру и спросил, что это за парни. Он пригласил в себе в номер познакомиться с одним из них.

— Это Джо Массот, — сказал Питер. — Он — режиссёр и будет ездить с нами до конца тура.

Если группа собиралась сделать фильм, то Питер и Джимми хотели нечто особенное, нежели обычную документалку о концерте группы. Каждый член группы должен сделать вклад, чтобы показать свою индивидуальность.

Массот был одним из киношников, с которыми Питер разговаривал о проекте. Массоту было за сорок — высокий, смуглый, куривший гаванские сигары. Он был приятелем Шарлотты Мартен, которая и рассказала, судя по всему, о планах. Два года назад он был вовлечён в фильм «Захария», рок-вестерн, ставший культовым, благодаря появлению таких актёров, как молодой Дон Джонсон, и музыке Дага Кершоу и группы Country Joe and the Fish.

Множество режиссёров предлагало сделать фильм, но Массот вышел за рамки ещё одного Вудстока.

— Фильм должен сделать заявление о рок-музыке и тому, как живут музыканты, — сказал Массот. — Я хочу включить «сцены-фантазии», чтобы каждый участник группы помог развить эпизоды со своим участием.

Сначала Питер не проявил интереса к сценам-фантазиям. Но чем больше он думал о них, тем больше ему нравилась идея. Он несколько раз встретился с Массотом и после того, как они ударили по рукам, дал ему полный доступ к группе с камерой.

Питер настаивал, что финансирование должно быть за счёт собственных средств.

— Не хочу быть кому-то обязанным, — сказал он. — Будем следить за этими парнями, чтобы они не ободрали нас, как липку. Но я хочу, чтобы это был наш фильм!

Съёмочная бригада съездила с нами в Балтимор, Питтсбург и провела три дня в Нью-Йорке в Мэдисон Сквер Гардене. Массот снял также группу за сценой, а затем установил камеры для съёмки всех трёх концертов в Мэдисок Сквер Гардене. Бригада использовала ручные камеры, группу снимали также в движении.

Однако, с самого начала у музыкантов возникло чувство, что съёмочная бригада не только не знает, что делать, но начинает реально досаждать. Некоторые члены бригады часто выдвигали странные требования и инструкции.

— Это очень важно, — ответил на это Массот. — Нам нужно, чтобы все участники группы носили одну и ту же одежду на всех трёх концертах. Если вы смените одежду, в кино не будет целостности.

Роберт подумал, что тот шутит.

— Он режиссёр или консультант по моде? — спросил он меня.

Даже Питер занервничал.

— Как ты думаешь, они знают, что делают? — спрашивал он, наблюдая за работой киношников. И хотя Массот собрал бригаду меньше, чем за неделю, но в некоторые неловкие моменты парни как будто впервые держали кинокамеры в руках. К счастью, они сняли столько материала, что пригодного для использования оказалось достаточно.

Кое-что по нашему настоянию держалось вне зоны досягаемости камер. Во время второго концерта Бонзо устроил соло в «Moby Dick», а другие музыканты могли минут двадцать отдохнуть. С нами была девочка из Бруклина, сидевшая в гримёрке, и пока Бонзо держал зал, она делала оральный секс остальным музыкантам.

Полицейский из Нью-Йорка охранял нашу гримёрку, в его обязанности входило держать камеру подальше от комнаты. У копа глаза на лоб полезли от наших факультативных упражнений.

— Да, парни, вот это жизнь у вас! — сказал он. — В полиции нам не предлагают такие услуги.

Те три шоу явились пиком тура: мест свободных не было, фанаты танцевали в проходах а мы заработали больше четырёхсот тысяч долларов за три вечера. Если бы у нас был печатный станок, то вряд ли бы смогли печатать деньги быстрее.

Приближались концерты в Мэдисон Сквер Гардене, и я был рад, что тур наконец заканчивается. Да, реакция фэнов воодушевляла, так было всегда, вечер за вечером. Но кроме всего, гастроли — всегда стресс: вечная спешка из отелей в аэропорт, назойливые поклонники, прокрадывающиеся в лифты и на лестницы, беспардонно стучащие в двери номеров. Мне не терпелось закончить тур.