Через неделю после фестиваля в Бате, а за это время группа смогла перевести дух, мы отправились в короткий тур по Германии. Во Франкфурте команда играла перед одиннадцатью тысячами фанатов в Фестхалле, крупнейшей аудитории, когда-либо собираемой в Германии. В Кёльне около тысячи поклонников бесновались вокруг здания Спортхалле, они кидали камни и разбивали окна, когда не смогли попасть на концерт.

Несмотря на весь энтузиазм немецких фанатов, цеппелины испытывали эмоциональный спад после фестиваля в Бате. Тяжело переплюнуть двести тысяч людей, пришедших посмотреть на группу. Команда играла чисто автоматически. Еще было свежо в памяти выступление в Бате.

— Это неизбежно, — отметил Джимми. — Мы не можем зажигать каждое шоу, мы тоже люди.

После концерта во Франкфурте мы нашли бар, удобно расположенный на углу, и пили без остановки до самого закрытия заведения. По ходу действия наша неумеренность в потреблении алкоголя не прошла незамеченной для других посетителей бара. Мы шестеро — Джон Пол, Джимми, Роберт, Джон, Питер и я — были не промах по части выпивки, и вскоре маленький столик, за которым мы сидели, ломился от бутылок и стаканов. Только бармен точно знал, сколько мы выпили.

Когда я попросил счёт, то был шокирован:

— Вы уверены, что посчитали правильно? Нас всего шестеро.

— Я знаю, что вас шестеро, — ответил бармен. — Но вы, парни, подчистили почти все мои запасы. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь пил, как вы!

За четыре часа мы заказали и употребили 120 порций сливовицы, плюс около 160 бокалов пива — всего 280 порций на шестерых!

На это Бонзо воскликнул:

— Давай уделаем этого хренова бармена! Пусть козёл затрахается выгонять нас, когда нужно будет закрываться!

Как бы ни было безмерно потребление алкоголя, я не мог никому читать нотаций, так как сам злоупотреблял выпивкой, как и другие. И я не думаю, что алкоголь негативно влиял на музыку группы или на мои способности перевозить их из города в город. «С нами всё в порядке, — сказал я себе. — Нам повезло, что мы так хорошо переносим пьянство».

Короткий тур по Германии был прелюдией перед возвращением в Штаты в августе на шестое турне. Тридцать шесть концертов за семь недель. На каждом концерте — аншлаг, группа никогда не получала меньше двадцати пяти тысяч долларов за вечер.

Пресса в основном была настроена враждебно.

— У нас к этому нет иммунитета, — согласился Бонзо. — Но негативные статьи уже не ранят так сильно, как раньше.

Всем, кроме прессы, было мало Led Zeppelin, даже местным высшим должностным лицам. Некоторые чиновники на местах, возможно, никогда не слышали о Led Zeppelin, но мы привозили в их города крупнейших рок-исполнителей. Видимо, они чувствовали, что необходимо развернуть красную дорожку перед нами, особенно в маленьких городах типа Талса или Альбукерке, которые рок-банды не часто жалуют своим присутствием.

В Мемфисе нас ждал типичный первоклассный приём. Мы играли там в прошлом апреле, и отцы города с радостью встретили нас вновь. В полдень перед концертом мэр Мемфиса презентовал группе ключи от города в городском зале.

— Мемфис — дом Элвиса, — хвастался мэр. — Но вам, мальчики, всегда будут здесь рады.

Led Zeppelin всегда вели себя прилично на подобных мероприятиях. Но никто из нас толком не понимал, зачем нужно торчать там. Да, нам льстило, что нас ставят в один ряд с Элвисом и Карлом Перкинсом, когда вручали ключи от города. Питер сказал нам: «Я думаю, в этом есть ценность в плане пиара», но говорил неубедительно.

Джимми больше всех считал, что мы зря теряем время. Когда мы покинули офис мэра и направлялись к лимузинам, он бормотал:

— Эти городские тузы — скорее всего, те же люди, которые кричат на нас в аэропорту, чтобы мы постриглись. Вот дерьмо!

В тот вечер воздух раскалился до невозможности. Как и на других концертах, группа довела аудиторию до безумия. Но где-то в середине концерта несколько фэнов в десятитысячной толпе начали вести себя буйно. Они кидали стаканы пива в воздух, поджигали шутихи. В темноте распространялся сладкий запах марихуаны. Когда концерт достиг двухчасовой отметки, чувак, ответственный за аудиторию, назовём его Билл, вдруг резко возбудился.

Иногда мы сталкивались с непредсказуемым, а иногда и грубым отношением со стороны менеджмента концертных залов. Но в тот вечер даже я удивился тому, что произошло.

— Эй, друг! — Билл крикнул мне. — Сейчас здесь начнётся форменное безумие. Давайте прямо сейчас закончим концерт!

Я недоуменно глянул на Билла, не совсем понимая, шутит ли он. Никто никогда не просил нас сократить концерт. Но Билл, судя по всему, был настроен серьёзно.

— Ты должен поговорить с тем большим парнем, — сказал я, указав на Питера.

Мы подошли к нему, и Билл повторил своё требование:

— Ваша группа должна покинуть сцену после этой песни! Концерт окончен!

Питер смерил его холодным взглядом.

— Мы этого не сделаем, — спокойно ответил он.

— У вас нет выбора. Шоу окончено. Если придётся, я вырублю электричество.

— Черта с два ты это сделаешь! — взревел Питер. — Какого хрена ты продаешь алкоголь на концерте, мудак? Вот что вызывает проблемы!

Билл подошел вплотную к Питеру и сунул руку в карман пальто.

— У меня есть кое-что, что заставит, блядь, тебя передумать, здоровяк.

Он не блефовал. Билл вытащил пистолет и ткнул им в рёбра Питера.

— Теперь ты мне веришь? — орал он.

Сцена казалась сюрреалистической. Власти города сидели в первом ряду, наслаждаясь музыкой почётных гостей Мемфиса. А Питер находился на грани смерти. Мы словно смотрели плохой второсортный фильм. Но я был напуган, и никто не смел пошевелиться.

Но Питер не запаниковал.

— Что за хуйня? — воскликнул он. — Мемфис дал нам ключи от вашего чёртова города, а теперь ты нас собираешься застрелить? Завтра вся американская пресса напишет об этом!

Билл призадумался. Он отступил, и тут парочка наших охранников схватили его и обезоружили, а потом швырнули об стену. Он без чувств сполз на пол. Цеппелины отыграли ещё один час безо всяких проблем.

Работая на том туре, я осознал растущую необходимость в более серьёзной охране. Группа ощущала приступы клаустрофобии, будучи запертой в номерах отелей, и настаивала на походах в бары и клубы. Им нравилось внимание, и они готовы были терпеть назойливых фанатов, слишком громких и навязчивых. Но я дико нервничал по поводу безопасности группы. В конце концов, мы находились в США, где оружие и насилие являлись образом жизни. Бывало, что я был напуган, бывало, я слишком остро реагировал.

После выступления в Мэдисон Сквер Гардене наши лимузины отправились в клуб «Nobody's» на Бликер-стрит. Выпив пива, мы с Бонэмом пошли в туалет, где я заметил малого с трёхдневной щетиной, одетого в чёрную кожаную куртку. Не хватало только эмблемы «Ангелов ада» и мотоцикла.

Когда я подошёл к раковине, чтобы помыть руки, то встретился с ним взглядом. Он стоял совсем рядом справа от меня, его глаза смотрели в пустоту. Он был похож на оставшегося на свободе из банды Чарли Мэнсона.

Несколько секунд спустя он расстегнул куртку. Не говоря ни слова, он быстро вытащил нож из внутреннего кармана. Лезвие у ножа было сантиметров пятнадцать, им точно можно было нанести увечья.

Я не задал ни одного вопроса, а просто поднял правую руку, сжал мыльный кулак и нанёс удар по его подбородку. Он повалился назад, нож взлетел в воздух. Головой он ударился о кафель и осел на пол. Парень отрубился.

Бонэм, который только что вышел из туалетной кабинки, даже не подозревал о том, что здесь только что произошло и почему.

— Срань Господня! Это твой друг, Ричард? — спросил Бонзо, его взгляд привлекла кровь, сочившаяся изо рта бедняги; неподалёку лежал нож.

Я не ответил. Выйдя из туалета, мы вернулись за столик, бросив без сознания смутьяна и даже не попытавшись выяснить степень повреждений моего спарринг-партнёра перед отъездом в отель.