Во время первого тура один друг из Сан-Франциско дал мне амилнитрат, который я предложил попробовать Бонзо. В тот момент, когда мы нюхали порошок, позвонил Питер из Лондона. Он говорил со всеми членами группы и спрашивал, как им живется.

Когда дошла очередь до Бонзо, он сказал Питеру: «Здесь здорово, Питер. Ричард дал мне траты Эми!»

Бонзо не расслышал название наркотика, а Питер не знал, что и подумать.

— Траты Эми! — взревел Питер. — Дай сюда этого мудака Коула!

Я взял трубку и обратился к Питеру самым невинным тоном.

— Да, Питер! Как дела?

— Ты что там делаешь с Бонзо, мать твою? Траты Эми!

Возможно, Питер подумал, что мы расплатились за групи по имени Эми. Но вряд ли можно сравнить оба удовольствия между собой.

Вскоре Питер понял, что наши проделки носят невинный характер и временами принимал участие в них.

Но так весело было далеко не всегда. В середине января наметились первые трещины в группе. Произошло это из-за шутки, которую Роберт не так понял, и это создало напряжение между ним и мной на долгое время.

Мы прибыли в Майами Бич и поселились в отеле Ньюпорт на Коллинз Авеню. Вскоре Джимми и я направились к бассейну, где встретили парочку девушек, с которыми мило поболтали. Пару минут спустя к нам подошёл Роберт в уличной одежде.

— Я хочу прогуляться по магазинам. Увидимся через час или два.

— Перед тем как вернёшься, купи сандвичей для нас. Я люблю тунец на ржаном хлебе, — ответил я полушутя.

Может быть тон был слишком снисходительным на взгляд Роберта, ведь я вроде как работал на него, а не наоборот.

— Бля, сам себе возьми, сандвичей, — вскипел он. Роберт недовольно помотал головой и ушёл.

Я понял, что даже в дни, когда Led Zeppelin ещё не взобрались на Олимп, у Роберта было завышено самолюбие, и с ним лучше не связываться.

Долгое время мы с Робертом были на ножах. Он изводил меня, временами вплоть до полного унижения, давая понять, кто тут босс, а кто подчинённый. Когда мы останавливались в отелях, он мог позвонить мне в номер и потребовать, например, что-то типа: «Ричард, попроси, чтобы мне привезли чай и завтрак». Мне хотелось сказать, чтобы он сам звонил и заказывал еду. Но ему нравилось выводить меня из себя. Я всегда звонил за Роберта, чтобы он отстал. Но это меня бесило. Я почувствовал, что мои отношения с ним в дальнейшем будут тяжёлыми.

Первый тур группы закончился в Нью-Йорке, в зале Филмор Ист. Мы остановились в отеле «Горэм» на Западной 55 стрит. Это прекрасное место открыл Крис Стэмп, который был менеджером The Who. Отель полюбили рок-группы, экономившие деньги, благодаря недорогим номерам с кухнями. К тому времени Нью-Йорк нетерпеливо ожидал дебюта цеппелинов. Слух о невероятной мощи группы распространился мгновенно… хэдлайнерам невероятно трудно было превзойти их наэлектризованные выступления.

В Филморе Led Zeppelin — вместе Делейни и Бонни — должны были открывать Iron Butterfly, популярнейшую группу в Штатах. Их второй альбом «In-a-Gadda-Da-Vida» был большим хитом и оставался в чартах 140 недель, а третий альбом должен был выйти совсем скоро. Их музыка потрясала аудиторию, словно удары дюжины Майков Тайсонов. И тем не менее, Iron Butterfly нервничали от того, что будут играть после Led Zeppelin, и Питер понимал это.

Питер был из тех парней, которые любили поиграть корпоративными мускулами. Эти парни никого не пощадят, если выпадет такой шанс.

— Led Zeppelin кого хочешь поставят на место, — говаривал он. И ему нравилось смотреть, как они делают это. И хотя цеппелины должны были выходить первыми, а за ними Делейни и Бонни, и только потом Iron Butterfly, Питер подошёл к импресарио Биллу Грэму и попросил сделать одолжение.

— Билл, ты должен позволить выступить Led Zeppelin вторыми. Сделай это для старого друга. Я хочу, чтобы Zeppelin и Iron Butterfly выступали след в след.

— Ладно, почему бы и нет, — пожал плечами Грэм.

Питер получил желаемое. И мы слышали, что когда члены Iron Butterfly узнали об этом, то буквально взбесились. Они знали про крышесносящие истории о Led Zeppelin. Даг Ингл и Эрик Бронн из Butterfly, по словам работников зала, даже угрожали не выйти на сцену. Они требовали, чтобы Led Zeppelin исключили из списка.

— Это смешно, — ответил им Билл Грэм. — Мы подписали контракт. Черта с два вы откажетесь только из-за того, что вам не нравится разогревающий коллектив. Только я решаю, кто за кем выступает, а не вы.

До самого выхода на сцены, Питер едва контролировал себя. В гримёрке он собрал группу и рассказал, что происходит с Iron Butterfly.

— Выйдете и дайте им хорошего пинка!

Ничего себе приказ! Но они его выполнили. Последующие вечера сеты цеппелинов были абсолютно невероятными. Когда они покидали сцену под отзвуки последних аккордов «How Many More Times», толпа скандировала «Zeppelin… Zeppelin… Zeppelin». Ингл, Бронн и Ли Дорман были в не себя от гнева. Публика требовала цеппелинов уже когда Iron Butterfly начали свой сет. Ничего более деморализующего для хедлайнера быть не может. А вот для новой команды типа Led Zeppelin нет ничего более приятного.

— Iron Butterfly — хорошая группа, — сказал Питер, не скрывая самодовольства. — Но они не ровня Led Zeppelin. Никто им не ровня.

Джимми Пейдж был сильно зол. Первый американский тур закончился на невероятно высокой ноте. Группа в эйфории возвращалась в Англию. Но в офисе Питера Джимми прочёл некоторые рецензии на концерты и был обескуражен. Можно подумать, что Led Zeppelin изобрели лекарство от рака или от сердечной болезни.

— Какой-то абсурд, — бормотал Джимми. — Эти критики ни хрена не знают музыку. Они вообще не в теме. Ни разу.

Питер оказался прав насчёт тура. Фанаты в Штатах были готовы к таким новаторским группам как Led Zeppelin. По иронии судьбы критики оказались не готовы.

Джимми считал, что Led Zeppelin — его группа. А злобные критичные замечания словно пытки твоего ребёнка. С отвращением он смял пару рецензий в комок и бросил их в корзину.

Питер старался успокоить Джимми. Он гневался не меньше, но понимал, что не стоит позволять каким-то запутавшимся критикам подрывать уверенность членов группы.

Давайте взглянем на вещи в перспективе, — сказал Питер. — Большая часть прессы до сих пор злится на раздутую Atlantic шумиху по поводу подписания Led Zeppelin. А теперь мы расплачиваемся.

Пресса объявила команду жадной до денег группой, которую настырно пропихивают доверчивой публике. Они проигнорировали тот факт, что на первом американском туре нам платили всего лишь двести долларов за концерт, изредка чуть больше полутора тысяч. А критики ополчились на нас до того, как услышали хоть одну ноту.

Масс-медиа направили самые безжалостные атаки на Роберта, впрочем, неудивительно. Вокалист любой группы всегда должен открывать свою душу чуть больше, чем остальные участники. И пресса недоумевала, кто этот молодой неопытный певец. Он никогда не выступал перед большой аудиторией на крупных площадках. И вдруг оказался под сводом прожекторов, в центре рекламы… и мишенью для критиков.

Питер и я запаниковали, мы пытались спрятать критические атаки от глаз Роберта. Когда мы покупали газеты или если нам присылали вырезки прямо в офис, мы избавлялись от тех рецензий, которые могли задеть. Мы не хотели расстраивать его. Но кое-что просачивалось, и эффект был деморализующий.

Сначала Роберт злился. Потом защищался. А потом храбрился. Я думаю, он был напуган. За его бахвальством скрывалась боль, и он делал вид, что ему всё равно. Но это было не так. Позже Роберт признается, что в самый разгар травли прессой группа решила, что «лучшее, что можно сделать — это заткнуться и просто играть». Тем не менее нападки прессы доставляли ему много хлопот. Это было видно из того, как он говорил о репортёрах, которые хотели взять интервью. «Скажи им, что никаких интервью не будет, пока они не послушают нашу музыку, — говорил он мне. — А многие из них просто невоспитанные люди».