Выросли медвежата, вырос и Акмазак. Стал он сильный, как медведь, стройный, как куница, ловкий, как белка, научился понимать и язык зверей, и свист птиц, и шорох деревьев, и шум воды.
А в это время в илеме Тукана, в его богатом доме, росла-подрастала девочка Унавий, и с годами она стала прекрасной девушкой.
Унавий была сиротой. Тукан взял ее в свой дом, потому что скучно ему было жить одному в большом доме. Ни в чем не знала Унавий отказа: сладко ела, мягко спала. Но не радовали ее ни серебряные браслеты на запястьях, не радовали серебряные и латунные кольца на пальцах, ни блестящие ожерелья на груди, ни сверкающие серьги в ушах. Люди никогда не видели улыбки на лице Унавий, и всегда были печальны ее глаза, подобные синим озерам.
Огонек едва горит,
Но откуда дым берется?
Ручеек едва течет,
Но откуда столько пены?
Лишь роса на землю пала,
Но вода взялась откуда?
Сердце чисто, как родник,
Но печаль взялась откуда?
Каждый день Унавий видела одно только людское горе, от каждого крика, от каждого рыдания в ужасе замирало ее сердце, и она не могла ни играть, ни веселиться.
Однажды Унавий пошла в лес за земляникой и на берегу светлого ручья встретила Акмазака.
Юноша и девушка полюбили друг друга.
С тех пор почти каждый день Унавий и Акмазак встречались у ручья. Акмазак приносил девушке душистый мед из одному ему ведомых бортей, собирал для нее самую спелую землянику на одному ему известных, самых солнечных пригорках.
Приметил Тукан, что Унавий часто уходит со двора. Это не понравилось ему, и однажды утром он пошел вслед за Унавий в лес.
Они пришли к ручью.
Унавий присела на зеленый берег, а Тукан спрятался за большой черный камень.
Унавий склонилась над водой и запела.
Бежит вода из родника, журчит по белым камешкам, по желтому песку, а песня Унавий льется, сверкая, как ручей.
Каждое утро и вечер
Выхожу я на берег речки
И, глядя на быстрые волны,
Жду, когда же придет любимый.
— Вот зачем ты ходишь сюда!.. — со злобой сказал Тукан и вышел из-за укрытия. — О ком ты поешь, кого ты ждешь тут?
— Я пою об Акмазаке, которого люблю больше жизни, — ответила Унавий, — и его жду я на берегу светлой речки.
— Выбрось его из головы и возвращайся сейчас же домой. Я решил отдать тебя в жены славному старейшине Осалыку.
Унавий ответила Тукану:
— Дождь идет — озеро наполняется, снег идет — озеро убывает. Зачем мне было родиться красавицей, если я выйду вамуж за нелюбимого?
— Будет так, как я хочу! — прикрикнул Тукан на девушку. — Иди и готовься к свадьбе. Свадьба будет завтра.
Низко склонила голову Унавий, на серебряные украшения закапали горькие слезы…
…То не белая молния сверкает, а белеют белые платки, то не черная туча поднимается, а чернеют черные кафтаны, то не гром грохочет, а гремит барабан, то не петух голосистый поет, а играет волынка, то не радуга встала, а цветная дуга поднялась, то не кольца вертятся, а колеса крутятся — едут, собираются гости на свадьбу Унавий и старейшины Осалыка.
Печальная пришла вечером Унавий к ручью.
— Я носила белый платок, и забыла про черный, — грустно сказала она Акмазаку. — Сегодня говорим мы с тобою в последний раз: завтра я стану женой Осалыка. Так велит Тукан.
— Давай убежим, — сказал Акмазак.
— Тукан все равно нас догонит, — печально покачала головой Унавий. Она опустилась на зеленую траву и тихо запела:
Быть бы мне текучей водой —
Потекла бы я в твою сторону.
Быть бы мне цветком яблоневым —
Осыпалась бы я на твои колени.
Если был бы ты деревом,
Стала бы я твоими листьями.
В разлуке с тобой, как осенний лист,
Пожелтею я и умру.
Примолк ручей, слушая печальную песню Унавий, утих ветер, замерла листва на деревьях.
— Тукан приносит людям одно горе, — воскликнул Акмазак, — я убью его!
— Он бессмертен. Никто не знает, где его смерть. Придется нам покориться злой судьбе, — ответила Унавий.
И вдруг зашумел старый дуб.
— Ваше горе и ваша печаль тронули меня, — прошелестел дуб. — Слушай, Акмазак, я открою тебе, где таится смерть Тукана. Она у него в кошельке-чондае, который он носит на груди под одеждой. В него прячет Тукан души убитых им детей, и если разорвать чондай на клочки, Тукан сразу умрет.
Тут расступились частые кусты, пахнуло горьким дымом, из тьмы, сверкая и извиваясь огненными кольцами, выполз вувер и обвил могучий ствол старого дуба.
Дуб вспыхнул, как сухая береста, и в один миг от него осталась лишь кучка серого пепла.
Сгорел дуб, и исчез вувер. Вновь наступила в лесу тишина.
— Я добуду этот заветный чондай! — воскликнул Акмазак.
— Как же ты добудешь его? — сказала Унавий. — Ведь Тукан никогда не расстается со своим чондаем. Ты напрасно погубишь свою жизнь…
Но Акмазак ответил:
— Уже дважды избежал я неминуемой гибели. В первый раз меня спасла материнская любовь, во второй доброта дикого зверя. А в третий раз я сам за себя постою.
Унавий, плача, пошла домой. Акмазак остался в лесу.
Наступила ночь. И тогда Акмазак вышел на глухую лесную тропинку, ведущую к княжескому селению — илему. Было в лесу темно, тихо. Только совы кричат да изредка прошумит ветер.
В такое время спать бы людям, но горит огонек в низенькой, ветхой избушке — видно, кто-то не спит в эту позднюю ночную пору.
Подошел Акмазак к избушке, заглянул в окно: сидит на лавке седой старик, льет слезы.
— Не смогу ли я помочь твоему горю? — спросил Акмазак.
— Нет, не сможешь, — ответил старик. — Я оплакиваю сына, которого вчера казнил Тукан. А куда ты идешь на ночь глядя?
— Я иду в илем Тукана.
— Какая неволя гонит тебя туда?
— Задумал я убить рогатого князя, чтобы не мучил он больше людей.
— Его убить нельзя — он бессмертен. Пропадешь, как мой сын. Не ходи, не губи понапрасну свою молодую жизнь.
— Недаром говорится в нашей пословице: «Хочешь увидеть свет — зажигай огонь», — ответил Акмазак.
— Что ж, если крепко твое слово, твердо решение, прими мое отцовское благословение на славный подвиг.
Акмазак поклонился старику и пошел дальше.
Миновал он еще один лес и снова вышел к какой-то избушке. И в ней огонек горит, и здесь не спит кто-то. Заглянул Акмазак в окно: склонясь над колыбелью, плачет женщина.
— Не смогу ли я помочь твоему горю? — спросил Акмазак.
— Я оплакиваю сына, которого завтра должна отдать Тукану, — ответила женщина. — Нет, ты не можешь мне помочь.
Опустил голову Акмазак.
— Благослови меня, я иду на бой с Туканом.
— Да помогут тебе боги одолеть Тукана. Прими мое материнское благословение на славный подвиг.
В глухую полночь подошел Акмазак к дубовой стене, ограждавшей илем Тукана. Как рысь перемахнул он через высокую стену, но тут его заметила стража. Набежали сторожа со всех сторон и набросились на Акмазака.
На шум вышел во двор сам Тукан.
— Кто ты и зачем забрался ко мне? — спросил Тукан.
— Я — Акмазак и пришел убить тебя.
Расхохотался Тукан:
— На всем свете нет такого человека, который мог бы убить меня. А вот тебя я завтра казню.
Князь Тукан повелел связать Акмазака по рукам и ногам и запереть в клети под домом. А в другую клеть он повелел посадить Унавий, чтобы она не убежала и ничем не могла бы помочь парню.
