— Была бы сила, перебил бы врагов, но нет силы на битву. Так оставлю людям хоть память по себе.

С этими словами Чорай схватился рукой за землю и отворотил край холма. И в тот же миг из-под холма забил родник, потекла вода.

…До сих пор возле Кокшаги стоит гора Чорая, и бьет из-под нее светлый родник, неиссякаемый, как свободный дух народа.

Когда царицыны генералы захватили Пугачева в плен, то заковали его в цепи, посадили в железную клетку и повезли в Москву на суд и расправу. Клетка крепкая, кованая, вокруг охрана не спит ни днем, ни ночью. Начальник охраны — фельдмаршал, охранники — генералы и офицеры, младший по чину — полковник.

А люди, прослышав, что везут Пугачева, сходились из самых удаленных мест к той дороге, по которой его везли, чтобы взглянуть на него. Мужики, понятно, шли пешочком, купцы ехали в кибитках, господа, как положено, в каретах.

Была одна помещица, по прозванию Салтычиха. Сама уже старуха, но еще здоровая, а уж лютая — до невозможности. Своих крепостных собственноручно порола, иных до смерти запарывала, у баб и девок косы с мясом драла, горничных булавками колола, детишек и тех не щадила.

Конечно, попадись она Пугачеву, когда он со своим войском проходил мимо ее имения, — тут бы ей и каюк. Да Салтычихи в ту пору в имении не было: она гостила в столице у какого-то князя или графа, своего родственника. Тем только и спаслась.

Так вот, эта Салтычиха тоже полюбопытствовала посмотреть на Пугачева.

Фельдмаршал-начальник стал отговаривать Салтычиху.

— Не стоит вам, сударыня, — говорит, — смотреть на него: рожа у него бунтовщицкая, страшная.

— Не бойсь, не испугаюсь, не больно-то я робкая, — отвечает Салтычиха.

Лакеишки ее раздвинули толпу, и она подошла к клетке. Пугачев в то время сидел задумавшись.

— Что, попался, душегубец? — говорит Салтычиха.

Вскочил Пугачев на ноги, загремел цепями, тряхнул клетку — чуть не поломал, глаза кровью налились, взгляд гневом пышет, молнии мечет. Как гаркнет на нее:

— Об одном жалею, что не повесил тебя, треклятую, когда по воле гулял! Но погоди, я еще рассчитаюсь с тобой за все твои злодейства.

Обмерла Салтычиха. Баба-то она была неробкая, да только гневного пугачевского взгляда ни один человек не в силах стерпеть. Обмерла Салтычиха — и бац на землю.

Подхватили ее лакеи, снесли в карету, повезли скорее в именье.

Привезли, спрашивают:

— Что прикажете, барыня?

А она уж без языка. Послали за попом. Тот, как посмотрел на нее — сразу увидел: не жилица она на этом свете, исповедал глухой исповедью и уехал.

Под утро Салтычиха отдала богу грешную душу.

Как Пугачеву сказали, что померла, мол, Салтычиха, он только усмехнулся:

— Говорил, что рассчитаюсь, — вот и рассчитался.

А мужики, которые принадлежали Салтычихе, уж так радовались и потом многие годы Пугачева в молитвах поминали.

…В книгах пишут, что Пугачева казнили лютой казнью в стольном городе Москве. И самовидцы этой казни вроде бы имеются.

Только не верится, чтобы дался Емельян Пугачев казнить себя. Казнить-то казнили, да только не его, а другого кого-то. А настоящий Емельян Пугачев ушел то ли на Дон, то ли на Яик и жил там втайности, ожидая своего заветного часа.

Между прочим, царица Екатерина II тоже об этом ведала, и, говорят, бывало, помянут при ней имя Пугачева, она с лица изменится, чуть жива. «Не подошел ли, — подумает, — его заветный час?» Потому-то она всю жизнь, до последней минуты, в великом страхе жила.

Жил некогда в одном городе богатый купец Карп Сутулов. И была у него жена по имени Татьяна, красавица, каких ни в сказке сказать, ни пером описать. Когда пришло время Карпу Сутулову ехать по его торговым делам в Литовскую землю, пришел он к своему приятелю купцу Афанасию Бердову и сказал:

— Приходится мне нынче ехать по торговым делам в Литовскую землю. Оставляю я жену мою одну в доме. Прошу тебя, если случится у нее нехватка в деньгах, дай ей сколько попросит. А я возвращусь, отдам деньги сполна.

Афанасий Бердов пообещал Карпу Сутулову выполнить его просьбу.

Вернулся Карп к своей жене и сказал:

— Если ты будешь устраивать без меня частые пиры для добрых жен, сестер своих, то вот оставляю тебе деньги на угощение для них. Если же их не хватит тебе, пойди к Афанасию Бердову, и он даст тебе сто рублей. Того хватит тебе прожить без меня.

С этими словами уехал Карп Сутулов торговать. После его отъезда Татьяна стала устраивать частые пиры, на которых веселилась с добрыми женами, сестрами своими, и всегда на тех пирах вспоминала добрым словом своего мужа Карпа Сутулова. Когда минуло три года, как он уехал, пошла Татьяна к Афанасию Бердову, чтоб он дал ей сто рублей, потому что израсходовала до копейки оставленные ей мужем деньги.

Афанасий же Бердов ответил ей:

— Я дам тебе сто рублей, если ты разлюбишь своего мужа Карпа Сутулова и станешь моей женой.

«Как же я могу огорчить мужа моего — разлюбить его и полюбить другого?» — подумала Татьяна и, чтоб протянуть время с ответом, сказала Афанасию Бердову:

— Не могу я сделать этого без благословения моего духовника. Пойду спрошу его, как мне поступить.

Вернулась Татьяна домой, позвала к себе своего духовника и рассказала ему про наказ мужа и про то, что ответил ей его друг Афанасий Бердов, когда она пришла к нему просить у него сто рублей. Тот выслушал Татьяну и сказал:

— Я дам тебе двести рублей, если ты разлюбишь мужа своего Карпа Сутулова и полюбишь меня.

Татьяна очень изумилась таким его словам и, не зная, что ей ответить, сказала:

— Дай мне немного сроку подумать, как мне поступить.

Когда же он ушел от нее, она побежала к архиепископу, главному церковному начальнику, и сказала ему:

— О мудрый наставник наш! Дай совет, как поступить мне. Мой муж, всем известный купец Карп Сутулов, отправился по своим торговым делам в Литовскую землю. Уезжая, он оставил мне деньги на мои нужды и сказал: «Если не хватит тебе денег, чтобы прокормиться до моего возвращения, поди к другу моему Афанасию Бердову, и он даст тебе денег сто рублей». И вот я пошла сегодня к этому другу моего мужа и попросила у него сто рублей. А он мне сказал: «Я дам их тебе, если ты разлюбишь мужа своего Карпа Сутулова и станешь моей женой». Пошла я после того к духовнику моему и спросила его, что посоветует он мне делать. А он мне сказал: «Если ты разлюбишь мужа своего и полюбишь меня, я дам тебе двести рублей».

И тут церковный начальник, архиепископ, вдруг говорит Татьяне:

— Оставь обоих, и купца и попа, и полюби меня: я дам тебе триста рублей.

Услыхала Татьяна такие слова от архиепископа и в удивлении спрашивает:

— О мудрый святитель! Как же я могу избегнуть наказания божьего, если при живом муже другого полюблю?

А архиепископ отвечает ей:

— Я тебе отпущу все грехи.

Тогда Татьяна сказала архиепископу, чтобы он пришел к ней на следующий день в пятом часу дня. Затем пошла она к своему духовнику и сказала ему, чтобы он был у нее в шестом часу. Потом пошла к другу мужа своего Афанасию Бердову и сказала ему:

— Приходи ко мне в седьмом часу.

И вот пришел к Татьяне архиепископ. Она приняла его со всеми почестями, и он отдал ей триста рублей денег. А она взяла их и говорит ему:

— Нужно тебе одеться в одежду самую ветхую. Ведь бог все знает и все видит, узнает тебя по твоей богатой рясе и накажет за то, что ты подбиваешь меня на недоброе.

Архиепископ на то ответил ей:

— Но у меня нет с собой никакой другой одежды, кроме рясы, что на мне. Разве ты мне дашь какую ни на есть одежду?

Татьяна дала ему свою женскую сорочку, которую сама носила.