Однажды старуха Лоухи, повелительница туманной Похъелы, сказала Ильмаринену:

— Ильмаринен, кузнец из зеленой Калевалы, выкуй мне чудесную мельницу Сампо, которая одним жерновом молола бы муку, другим соль, а чтобы из-под третьего сыпались деньги. Если выкуешь такую мельницу, то в награду я отдам за тебя мою младшую дочь.

А младшая дочь старухи Лоухи была красавица из красавиц, и кузнец Ильмаринен ответил:

— Выковал же я небо, выкую и чудесную мельницу Сампо.

На берегу моря, среди угрюмых утесов, он поставил горн и наковальню. Разжег в горне огонь и принялся за работу.

— Эй, ветры, южный и северный, западный и восточный, раздуйте пламя в моем горне! — воскликнул Ильмаринен.

Прилетели ветры, задули, забушевали — разгорелось пламя, полетели искры над морем, черная туча гари поднялась к небу и смешалась с облаками.

Пять дней, не угасая, пылало пламя в горне, на шестой заглянул Ильмаринен в огонь и увидел на дне горнила мельницу.

Выхватил он мельницу из огня, положил на наковальню, выковал своим искусным молотом три жернова, выковал узорную крышку. И вот готова Сампо — чудесная мельница, что одним жерновом мелет муку, другим соль, а из-под третьего сыплются деньги.

Обрадовалась редкозубая старуха Лоухи, подхватила Сампо, утащила мельницу в каменную пещеру, заперла на девять замков и запоров.

— Ну, теперь давай твою дочку, — сказал Ильмаринен Лоухи.

— Прежде надо спросить ее саму: захочет ли она еще выйти за тебя замуж, — говорит хитрая старуха.

А красавица отвечает:

— Если я выйду замуж, кто тогда будет весною петь с птицами, летом ягоды собирать? Кто будет осенью играть в нашей роще? Нет, не пойду я замуж за Ильмаринена.

Возвратился Ильмаринен из туманной Похъелы в зеленую Калевалу ни с чем.

Вещий калевальский певец старик Вяйнямейнен, увидя его, спросил:

— Почему ты сегодня так печален, кузнец Ильмаринен? Как живут нынче в Похъеле?

— В Похъеле нынче живут хорошо, — хмуро ответил Ильмаринен. — Выковал я для старухи Лоухи чудесную мельницу Сампо. День и ночь вертится она в скале, мелет для Похъелы муку, соль и деньги. А печален я, потому что обещала мне в награду за мельницу редкозубая Лоухи свою младшую дочь в жены, да обманула.

Покачал головой Вяйнямейнен:

— Напрасно поверил ты хитрой старухе. Всем известно ее коварство. Ты выковал Сампо для Похъелы, а у нас, в зеленой Калевале, настало лихое время: на полях недород, в деревнях голод. Поедем, кузнец, в Похъелу, привезем чудесную мельницу в Калевалу.

— Проклятая Лоухи заперла Сампо в крепкой скале на девять крепких замков и запоров. Нет, не добыть нам мельницу, — печально сказал Ильмаринен.

Но Вяйнямейнен возразил ему:

— Или мы не мужчины, что не сможем отобрать Сампо у хитрой старухи? Или у нас нет храбрости и силы, чтобы сразиться с воинами Похъелы?

— Есть и храбрость, и сила, — ответил Ильмаринен.

Тогда Вяйнямейнен и Ильмаринен снарядили ладью, взяли с собой юного рыбака и охотника, отважного воина, весельчака Леммикяйнена, подняли парус и поплыли через море в Похъелу.

Ильмаринен и Леммикяйнен гребут. Старый певец Вяйнямейнен сидит на руле. Умело проводит он ладью среди мелей, правит через пороги, обходит подводные камни. Вдруг ладья остановилась.

— Посмотри-ка, Леммикяйнен, что нас держит, — сказал Вяйнямейнен.

Леммикяйнен перегнулся через борт, заглянул вниз.

— Мы сидим не на камне, а на спине огромной щуки.

Вынул Вяйнямейнен меч из ножен, вонзил его в спину щуки и втащил огромную рыбу в ладью. Щуку сварили на обед, а огромные крепкие кости сложили на берегу.

— Что ты можешь выковать из рыбьих костей, бросив их в свой горн? — спросил Вяйнямейнен Ильмаринена.

— Из рыбьих костей ничего не сделаешь, — ответил кузнец.

Но Вяйнямейнену было жалко выкидывать крепкие щучьи кости. Из челюстей он сделал короб, зубы поставил вместо колков, натянул волосяные струны, и получилось кантеле.

Вяйнямейнен сел на камень, заиграл на кантеле и запел. Никогда еще никто не слышал такой чудесной игры, никто не слышал такого пенья. Люди из окрестных деревень, побросав все свои дела, сошлись послушать певца. Из лесов прилетели птицы, из-за туч опустился орел, из лесной чащи вышли звери, из берлоги вылез медведь, прибежал с болота волк. Сама Хозяйка Леса пришла и села на березовый пень. Сам Повелитель Потоков выплыл на поверхность, разметав зеленую бороду. И все слушали чудесную игру и волшебное пенье.

Потом Вяйнямейнен, Ильмаринен и Леммикяйнен снова сели в ладью и поплыли дальше.

На туманном берегу Похъелы их встретила повелительница этого вечно мрачного края — редкозубая старуха Лоухи.

— Зачем пожаловали, герои? Что скажете, о чем поведаете?

— Сегодня у нас с тобой речь пойдет о Сампо, — говорит старый Вяйнямейнен. — Мы приплыли, чтобы поделить с тобою дары чудесной мельницы, чтобы молола она муку, соль и деньги для зеленой Калевалы.

Лоухи рассмеялась:

— Не делят охотники добытую белку, не делят куропатку, а чудесной мельнице Сампо хорошо вертеться у меня в скалистой пещере, за девятью замками. Не хочу я с вами делиться дарами Сампо.

— Не хочешь отдать половину — возьмем все! — воскликнул Вяйнямейнен.

Лоухи видит, что Вяйнямейнен не шутит, и закричала:

— Эй, народ Похъелы, все бегите сюда скорее! Эй, юноши, обнажайте мечи! Эй, герои Похъелы, берите в руки оружие!

Тотчас же на громкий зов старухи Лоухи отовсюду, со всех концов Похъелы, набежали люди. Юноши зазвенели мечами, готовые начать бой. Воины-герои взяли в руки боевое оружие.

Тогда Вяйнямейнен положил себе на колени кантеле из костей щуки и заиграл. При первых же звуках кантеле люди остановились. Воины опустили оружие. И вся Похъела — и мужчины, и женщины, и старики, и дети, и сама повелительница Похъелы, редкозубая старуха Лоухи, — все погрузились в глубокий сон, а замки и запоры, на которые было заперто подземелье, где хранилось Сампо, раскрылись сами собою.

Вещий певец Вяйнямейнен, кузнец Ильмаринен и веселый Леммикяйнен подняли чудесную мельницу Сампо, поставили на ладью и отплыли от мрачных берегов Похъелы.

Плывет ладья, держит путь к зеленой Калевале. Шумят волны на море, а в Похъеле тишина — все спят.

— Почему же не звучит в нашей ладье веселая песня? — спрашивает веселый Леммикяйнен. — Почему не запоешь ты, Вяйнямейнен, ведь Сампо у нас и мы плывем домой, в зеленую Калевалу?

— Рано петь, — ответил Вяйнямейнен, — до Калевалы еще далеко.

— Если ты, певец, не хочешь запеть, то я спою сам, — сказал веселый Леммикяйнен и запел своим громким, хриплым голосом: — Ого-го-го! Эге-ге-ге!

Его грубое пенье спугнуло журавля, который, стоя на зеленой кочке на одной ноге, считал пальцы на другой. Испугался журавль, поднялся в небо, закричал и полетел на север, в Похъелу. Его крик пробудил жителей туманной Похъелы.

Очнувшись ото сна и не видя у берега мужей Калевалы и их ладьи, старуха Лоухи первым делом побежала проверять свои богатства. Побежала по хлевам — цела скотина до последнего теленка; проверила амбары — цел хлеб до последнего зерна; поспешила она к подземелью, где была запрятана Сампо, и тут зарыдала, заломила руки:

— Горе мне, горе несчастной! О ты, великий бог Укко, мой владыка, нашли ветер и бурю на море, потопи коварных похитителей чудесной мельницы Сампо — старого певца Вяйнямейнена, кузнеца Ильмаринена и веселого Леммикяйнена!

Задул ветер, загудела буря, поднялись волны, захлестнули ладью, утащили в пучину чудесное кантеле из щучьих костей.

Загрустил Вяйнямейнен, испугался Ильмаринен, дрогнул Леммикяйнен. Но старый певец говорит:

— Не годится горевать в море, плач не поможет в несчастье. Набивай, Леммикяйнен, запасные доски на борта! Выгребай, Ильмаринен, против волн!

Так буря и не смогла потопить ладью. Ветер возвратился на небо, волны улеглись.