Администрация Обамы утверждает, что крупные банки не только слишком крупные, чтобы потерпеть крах, но и слишком большие, чтобы провести в них финансовую реструктуризацию (или, как я это описываю ниже, «слишком большие, чтобы их проблемы были решены»), а также слишком большие, чтобы требовать от них соблюдения обычных правил капитализма. Тот факт, что банки признаются слишком большими для проведения их финансовой реструктуризации, означает, что, если такой банк оказывается на грани краха, для него существует только один источник денег — карман налогоплательщиков. И вот под предлогом этой новой и никем не доказанной доктрины в финансовую систему накачали сотни миллиардов долларов. Если правда, что в Америке крупнейшие банки слишком большие, чтобы «их проблемы были решены», то это имеет серьезные последствия для будущего нашей банковской системы, и это те самые последствия, которые администрация до сих пор отказывается признавать. Если, например, держателям долговых обязательств банков фактически предоставляются государственные гарантии, это означает, что рыночная экономика фактически неспособна оказывать какое‑то эффективное воздействие на банковские учреждения. Они получают доступ к более дешевому капиталу, чем должны были бы, и получают его только потому, что те, кто предоставляют капитал, знают, что любые убытки в этом случае понесут налогоплательщики. Если правительство предоставляет гарантии, явные или неявные, банки не несут всех рисков, связанных с каждым принимаемым ими решением: риски, которые несут рынки (акционеры, держатели долговых обязательств), меньше тех, которые несет общество в целом, из чего следует, что ресурсы распределяются неправильно. Так как слишком большие, чтобы быть реструктуризированными, банки имеют доступ к денежным средствам, предоставляемым под более низкий процент, чем следовало бы, весь рынок капитала оказывается искаженным. Такие гиганты растут за счет своих небольших конкурентов, которым подобных гарантий никто не дает. Банковские гиганты могут легко играть доминирующую роль в финансовой системе, но добиваются этого положения не благодаря большему мастерству и изобретательности, а за счет государственной поддержки, о которой особенно не распространяются. Всем должно быть ясно: слишком большие для проведения реструктуризации банки не могут работать как обычные банки, действующие по правилам рынка.

Я все‑таки полагаю, что все дискуссии о слишком больших для проведения реструктуризации банках — это всего лишь уловка. К этому ухищрению прибегли, чтобы нагнать страху, и оно действительно сработало. Подобно тому как Буш использовал события 11 сентября и страхи, возникшие из‑за терроризма, для оправдания многих своих действий, так и Министерство финансов в период правления Буша и Обамы использовало 15 сентября, день, когда рухнул банк Lehman, и опасения по поводу возникновения следующего кризиса как инструмент для осуществления финансовой подпитки в максимально возможных масштабах именно тех банков и банкиров, которые и привели весь мир на грань экономического коллапса.

Аргумент здесь такой: если бы только Федеральная резервная система и Министерство финансов спасли Lehman Brothers, общего кризиса можно было бы избежать. Вывод из него следующий (и администрация Обамы, кажется, его уяснила): если вы сомневаетесь, предпринимайте меры спасения, и предпринимайте их в больших масштабах. Экономить в подобных ситуациях глупо: там, где вы сбережете пенни, вы затем потеряете фунт.

Но такой вывод, извлеченный из ситуации с Lehman, неправилен14.

Предположение, согласно которому в случае спасения Lehman Brothers мы смогли бы избежать дальнейших потрясений, является полной чушью. Крах Lehman Brothers был следствием, а не причиной: он стал следствием неправильных подходов к кредитованию и недостаточного контроля со стороны регулирующих органов. Был бы Lehman Brothers спасен или нет, мировая экономика все равно шла по направлению к трудностям. До кризиса, как я уже отмечал выше, мировая экономика подпиралась пузырем и чрезмерно большими заимствованиями. Но эта игра закончилась, и произошло это задолго до краха Lehman. Конечно, этот крах почти наверняка ускорил процесс иссушения кредитного рынка; но он лишь открыто показал давно гноящиеся язвы, поставил всех перед тем фактом, что банки не знали, каким является их собственный капитал, но понимали, что они не могут знать и истинное финансовое положение любой другой компании, являющейся потенциальным заемщиком15.

Более упорядоченный процесс мог бы за короткий период привести к сокращению затрат, но рассказывать историю, которая противоречит фактам, всегда непросто. Есть люди, считающие, что принять лекарство, каким бы горьким оно ни было, и сделать это один раз лучше, чем терпеть медленное развитие нарывов на протяжении нескольких лет, неся при этом гораздо большие затраты. С другой стороны, медленная рекапитализация банков, может быть, шла бы быстрее, если бы убытки стали очевидны. С этой точки зрения, маскировка убытков, осуществлявшаяся при помощи бухгалтерских уловок (это происходило как в этот кризис, так и в ходе сберегательно–кредитного кризиса 1980–х годов), приводила не только к простому ослаблению симптомов кризиса. Понижение температуры во время болезни действительно может принести облегчение. Имеется и третья точка зрения. Ее сторонники считают, что коллапс Lehman фактически спас всю финансовую систему: без него было бы трудно добиться политической поддержки, необходимой для спасения банков. (Это было достаточно трудно сделать и после его краха.)

Даже если согласиться, что решение о том, чтобы позволить Lehman Brothers потерпеть крах, было ошибочным, надо иметь в виду, что существует множество альтернативных вариантов дальнейших действий, начиная от предоставления карт–бланша, практиковавшегося администрациями Буша и Обамы при спасении банков после 15 сентября, и заканчивая вариантом, за который выступали Хэнк Полсон, Бен Бернанке и Тим Гайтнер, предусматривающего простое закрытие Lehman Brothers и молитву о том, что в конце концов все обойдется.

Правительство было обязано спасти вкладчиков, но это не означает, что оно также должно предоставлять деньги налогоплательщиков и для спасения акционеров и держателей долговых обязательств. Как уже отмечалось выше, применение в таких случаях стандартных процедур означало, что организация будет сохранена, что прежние акционеры перестанут ими быть и что новыми акционерами станут держатели долговых обязательств. У Lehman не было застрахованных вкладчиков, так как он являлся инвестиционным банком. Однако он привлекал краткосрочные ссуды на рынке, используя для этого документы краткосрочного коммерческого кредита, которые получали фонды денежного рынка, действовавшие во многом как банки. (Под эти счета можно даже выписывать чеки.) Поэтому эту часть финансовой системы, в которую также входят денежные рынки и инвестиционные банки, часто называют теневой банковской системой. Она возникла, в частности, чтобы обойти правила регулирования, установленные для основной банковской системы с целью обеспечения ее безопасности и стабильности. Крах Lehman привел к срочному выводу средств из теневой банковской системы, что в значительной степени было похоже на выводы средств из основной банковской системы, которые случались в прошлом до введения системы страхования вкладов; чтобы остановить аналогичное «бегство вкладчиков» из теневой банковской системы, правительство предоставило свои гарантии и для этой сферы.

Специалисты, выступающие против финансового оздоровления (опеки) банков, оказавшихся в трудном положении, утверждают, что, если держатели долговых обязательств защищены не в полной мере, остальные кредиторы банка, те, кто предоставляет краткосрочные кредиты без государственных гарантий, срочно выйдут из игры в случае, если реструктуризация окажется неизбежной. Но такой вывод не поддается экономической логике. Если л и кредиторы действуют на основе рационально принимаемых решений, они поймут, что благодаря более высокой стабильности фирмы, достигнутой в результате опеки, и конверсии долга в собственность они крупно выиграют. Если они были готовы держать свои сбережения в банке и до этого, то в нынешних изменившихся условиях их готовность должна стать еще более высокой. А если у правительства нет уверенности в рациональности поведения этих якобы умных финансистов, оно могло бы предоставить гарантии, но за это их получатели должны были бы заплатить. В конце концов, администрации Буша и Обамы не только спасли акционеров, но и предоставили государственные гарантии, которые фактически лишили смысла аргумент в пользу щедрости по отношению к акционерам и держателям долгосрочных долговых обязательств.