В–пятых, слишком многие банкиры забыли, что они должны быть ответственными гражданами. Они не должны охотиться на самых бедных и наиболее уязвимых граждан. Американцы были уверены, что столпы их общества установлены на прочном фундаменте морали и совести. Однако в порыве жадности, охватившей нашу страну, оказалось, что никаких запретов на самом деле не существует, в том числе и на эксплуатацию самых слабых наших сограждан.

Как было показано в предыдущих главах, одной из ключевых особенностей капитализма является такое явление, как банкротство. Фирмы иногда не в состоянии расплатиться с кредиторами. Финансовые реорганизации стали фактом жизни во многих отраслях промышленности. Соединенным Штатам повезло: им удалось создать особенно эффективный способ предоставления фирмам возможности начать все сначала, снова выйти на старт. Формально этот подход оформлен в виде главы 11 Кодекса законов о банкротстве, к положениям которой регулярно обращаются, например, авиакомпании, так как самолеты должны продолжать летать; рабочие места и активы в этой отрасли должны сохраняться. При применении положений этой главы акционеры, как правило, теряют все, а новыми акционерами становятся держатели долговых обязательств обанкротившейся компании. Под новым руководством и без бремени прежней задолженности авиакомпания может продолжать заниматься дальше своим бизнесом. При проведении таких реструктуризаций правительство играет ограниченную роль: суды, рассматривающие дела о банкротстве, удостоверяются, что в ходе процесса со всеми кредиторами обращаются справедливо и что руководство компании не украло активы фирмы, чтобы воспользоваться ими в своих интересах.

Банки в этом отношении отличаются в одном: правительство выступает здесь заинтересованной стороной, поскольку оно страхует депозиты, размещаемые в этих банках. Как было показано в предыдущей главе, причи на, но которой правительство страхует депозиты, — желание обеспечить стабильность финансовой системы, так как это важно для сохранения стабильности экономики в целом. Но, если банк попадает в беду, основные процедуры по его оздоровлению должны быть теми же самыми, что и для остальных: акционеры теряют все, новыми акционерами становятся держатели долговых обязательств7. Часто стоимость этих обязательств достаточно велика, и поэтому указанных действий вполне хватило бы для оздоровления. Например, во время спасения попавшего в сложную финасовую ситуацию Citibank, крупнейшего американского банка с активами в 2 трлн долл., обнаружилось наличие у этого учреждения долгосрочных долговых обязательств приблизительно на 350 млрд долл. Благодаря конвертации задолженности в право собственности (акции) банку не пришлось выплачивать миллиарды и миллиарды долларов в виде процентов по своим долгам. Отсутствие необходимости выплачивать миллиарды долларов по процентам ставит банк в значительно лучшее положение. В этом случае роль правительства мало чем отличается от роли контролирующей организации, которую оно играет при банкротстве обычных фирм.

Иногда, впрочем, случалось, что банком управляли настолько плохо, что сумма его задолженности перед вкладчиками превышала все активы банка. (Именно в таком положении оказались многие банки при наступлении краха в сберегательно–кредитной сфере, произошедшего в конце 1980 года. Ситуация повторилась и в ходе нынешнего кризиса.) В этом случае правительству приходится вмешиваться и выполнять свои обязательства перед вкладчиками. Правительство становится по сути (возможно, не в полной мере) владельцем банка, хотя обычно в такой ситуации оно пытается продать такой банк как можно быстрее или найти кого‑то, кто готов взять на себя управление им. Поскольку у банка–банкрота обязательства превышают его активы, правительству обычно приходится доплатить другому банку, готовому приобрести должника, то есть фактически заполнить дыры в его балансовом отчете. Этот процесс называется опекунство8. Обычно переход собственности в этих случаях происходит настолько плавно, что вкладчики и другие клиенты даже не подозревают, что с их банком что‑то происходит, и порой узнают об этом лишь из сообщений в прессе. Иногда, когда подходящего преемника быстро найти не удается, правительство в течение какого‑то времени само управляет банком. (Противники опекунства пытались очернить этот традиционный подход, назвав его национализацией. Обама высказал мнение о том, что такой вариант не является американским9. Но в этом случае он был неправ: опека, в том числе и возможность временной передачи в государственную собственность, когда все остальные приемы не срабатывают, является для нашей страны традиционным вариантом решения финасовых проблем, чего не скажешь о массовых подарках правительства банкам: вот тот подход был беспрецедентным10. Хотя даже те банки, которые передавались правительству в собственность, в конечном итоге всегда продавались, тем не менее некоторые специалисты предложили назвать л от процесс предприватизацией.)

Многолетний опыт научил нас тому, что, когда банки находятся под угрозой краха, их руководители начинают вести себя так, что налогоплательщики рискуют потерять еще больше денег. Такие банки могут, например, пойти на очень рискованные сделки, считая, что, если все окажется хорошо, они сохранят доходы, а если проиграют, ну и что? Их все равно ожидает кончина. Вот почему существуют законы, согласно которым в ситуации, когда капитал банка становится недостаточным, такой банк следует закрыть или ввести над ним опекунство. Банковские регуляторы не могут ждать того момента, пока из банка уйдут все деньги. Они хотят быть уверены, что, когда вкладчик вставляет в банкомат свою дебетовую карточку и видит надпись «недостаточно средств», это происходит только потому, что денежных средств недостаточно на его собственном счете, а не на счете банка. Когда регуляторы видят, что у банка слишком мало денег, они отправляют ему извещение с требованием пополнить капитал, но если этого происходит, регуляторы переходят к тому варианту, который был описан выше11.

Когда кризис 2008 года только набирал силу, правительству следовало играть по правилам капитализма и заставить участников провести финансовые реорганизации. Финансовые реорганизации, то есть получение возможности начать все сначала, вовсе не означают конца света12.

Более того, они могут стать началом создания нового мира, в котором разные стимулы лучше согласованы друг с другом и в котором снова действует механизм кредитования. Если бы правительство заставило банки осуществить финансовое оздоровление и провести его так, как было описано выше, потребность в выделении денег налогоплательщиков была бы небольшой, и скорее всего дальнейшего участия правительства не потребовалось бы. Такое преобразование увеличивает общую стоимость фирмы, поскольку оно приводит к снижению вероятности банкротства, в результате чего не только имеет место экономия на значительных операционных издержках, которые возникли бы при прохождении через процедуру банкротства, но и сохраняется ценность фирмы как действующего предприятия. Это означает, что, если прежних акционеров выводят из числа собственников и их место занимают держатели долговых обязательств, долгосрочные перспективы у новых собственников становятся лучше, чем они были в то время, когда банк оставался в подвешенном состоянии и когда держатели обязательств не были уверены, сможет ли он выжить, каким будет размер помощи правительства и на каких условиях она будет предоставлена13.

Участвующие в реструктуризации держатели долговых обязательств получили бы еще один подарок, по крайней мере, если следовать собственной логике банков. Банкиры утверждали, что рынок недооценивает истинную стоимость ипотечных кредитов, учтенных в их балансовых отчетах (как и других активов банка). Это могло быть правдой, а могло и не соответствовать действительности. Если этого не было, то совершенно необоснованно заставлять налогоплательщиков платить за издержки, понесенные из‑за ошибок банков, а если активы на самом деле стоят так дорого, как об этом говорят банкиры, то держатели долговых обязательств окажутся в выигрыше.